— Ты — да, — согласилась Розали. — Но ты во все времена был несколько параноидален, Морган. А вот Медаллия этим никогда не страдала.

Джанни стал гадать, что такое «параноидален».

— Нет, у Медаллии своя паранойя тоже есть, — возразила третья женщина. — Иначе бы она не увидела в наших планах угрозы, в то время как мы всего-навсего стараемся помочь этим несчастным местным жителям.

Несчастным местным жителям! Джанни охватило возмущение. Он понадеялся, что женщина не имеет в виду его в частности и пироджийцев вообще. И потом, кто они такие, эти цыгане, что позволяют себе называть горожан «несчастными»!

— Цыганское обличье — лучшее прикрытие для нас, — заспорил Морган. — Оно позволяет нам перемещаться по Талипону в любом направлении, к тому же мы всегда можем нарядить агента в ту одежду, которую принято носить в том городе, куда мы желаем проникнуть. Это дает нашим людям возможность воздействовать на горожан. Почему же этим самым не может заниматься и Медаллия?

Обличье? Так, значит, они были не настоящими цыганами? И тут Джанни неожиданно вспомнил, что о цыганах он впервые услышал, когда ему исполнилось одиннадцать лет. А были ли они — настоящие цыгане? Или они все были вот такие, фальшивые?

— Медаллия всего-навсего сомневалась в том, правы ли мы вообще, — упрямо заявила Патти. — Правы ли мы в том, что пытаемся вытянуть эту планету из Темных веков. Она понимала все преимущества Ренессанса, который зарождается здесь, на Талипоне, но испытывала сомнения в справедливости попыток обращения всех этих людей к современной жизни, с высокоразвитой техникой и светской идеологией.

Эсмеральда кивнула:

— В конце концов их предки прилетели сюда именно для того, чтобы обо всем этом забыть.

— Нет, — возразил Морган. — Она думала, наша ошибка в том, что мы пытались убедить аристократов в целесообразности объединения. Но как еще мы можем уговорить их прекратить непрерывные междоусобицы?

— Да, это достойная цель, — сказала Розали. — Но разве не еще больше прольется крови, если они убедятся в том, что у всех них — общий враг?

— Но как еще добиться их объединения? — всплеснул руками Морган. — О, я знаю, Ллевеллина, ты по-прежнему думаешь, что нам следует попытаться подтолкнуть их к религиозному возрождению. Но аристократы считают, что религия и жизнь — это разные вещи, а не нечто единое!

— Вот видите? Мы даже между собой не в состоянии договориться, — вздохнула Розали. — То есть нет, договориться мы можем, но всех нас мучают те или иные сомнения. Так что нет ничего удивительного в том, что Медаллия насытилась всем этим по горло и ушла своей дорогой.

— Она не просто ушла, — проворчала Патти. — Она думает, что мы ошибаемся в том, что хотим убедить аристократов в том, что их общий враг — купечество.

Холодная рука страха сжала сердце Джанни. Убедить господ в том, что купцы — их враги, и чтобы они объединились и ополчились против торговых городов? Это будет кровопролитная битва! Нечего и дивиться тому, что они уже натравливали Стилетов на пироджийцев!!!

— Но она сказала, что если мы сделаем это, нам следует вовремя предупредить купцов, чтобы они успели разбежаться и спрятаться, — продолжал Морган. — Мало того, она считала, что они должны обороняться! Говорю вам: то, что этот пироджиец Браккалезе выступил в Совете с предложением объединить все торговые города, — это ее рук дело!

Джанни несказанно порадовался тому, что «цыгане» знают его только под именем «Джорджио». Но как они прознали о замысле Гара? И почему они решили, что идея эта принадлежит его отцу? Худшая мысль, напугала Джанни: на что они способны, чтобы помешать отцу? Джанни навострил уши, чтобы еще более внимательно дослушать разговор до конца.

— Лига купцов сможет уничтожить все, чего мы стараемся добиться, — согласилась Ллевеллина. — Хуже того: когда остров окажется поделенным на два силовых блока, может начаться гражданская война!

Какие добренькие! Оказывается, они не хотели гражданской войны, они хотели только перебить всех купцов. Неужели эти глупцы не понимали, что именно к этому приведет осуществление их замысла?

Видимо, не понимали.

— Мы не должны забывать о нашей цели, — проговорил Морган. — А цель наша в том, чтобы принести мир на всю эту исстрадавшуюся планету, где на севере господствует племенной анархизм, а на юге и востоке — анархизм деспотический. Талипон, обладающий торговым флотом, способен стать центром распространения идеи централизованного правительства, мира под знаком согласия…

— Или мира под знаком империи, — мрачно добавил Гайлс.

— Любой мир лучше, чем никакого, — возразила ему Розали.

— Верно, — подтвердила Эсмеральда. — Мир — залог справедливости, основа для процветания науки и искусств.

— Но никакого мира не будет, если для начала мы не установим его на Талипоне, — напомнил ей Морган. — Это следствие из закона Мальтуса.

— Верно, это фундаментальный принцип предындустриальной экономики, — вздохнул молодой человек. — Население возрастает в геометрической профессии, а производство продуктов питания — в арифметической.

— Верно, Джордж, это мы все знаем, — кисло произнесла пожилая женщина. — Четыре человека умножить на четыре человека равняется шестнадцати, но четыре бушеля зерна прибавить четыре бушеля зерна получится всего восемь бушелей. Без промышленного оборудования людей всегда будет больше, чем пищи, пока…

— Пока чума, голод или война не приравняют их число к такому, что пищи будет хватать на всех, — вздохнула Розали.

Джанни в ужасе слушал разговор. Ему хотелось закричать, но он не мог — ведь он пребывал во сне.

— Потом настанет мир и благоденствие для всех, пока люди не размножатся и пока еды снова станет не хватать. Тогда весь цикл повторится снова.

— И снова, и снова, и снова, — угрюмо проговорил Морган. — Так что любые страдания, которые повлечет за собой осуществление нашего плана, будут меньше, чем если бы нашего плана не было бы.

Легко же ему было так говорить! Ведь не его народ будет гибнуть, не его мать или сестру изнасилуют солдаты врага, не их продадут в рабство, не его дом и товары сожгут!

— Но разве отсталые люди вроде рабов феодалов на западном материке когда-либо сумеют воспринять современную технику? — с сомнением спросил Гайлс.

— Смогут, если их обучить, — решительно заявила Розали. — И не просто обучить, а объяснить, что это способ разбогатеть, а это для серва не так-то мало.

— Верно, — подхватила Эсмеральда. — А такое обучение вполне по плечу купцам. Сочетание крестьянской ментальности с меркантильностью купцов способно произвести потрясающие результаты.

— Точно так же, как общественное мнение в северных племенах, — добавил Гайлс. — Если они будут достаточно долго и громко разглагольствовать на своих «пау-вау», они забудут о том, что жажда богатства — это плохо, и, отказавшись от охоты, займутся земледелием.

— И тогда мы сможем постепенно установить здесь несколько конвертеров материи с тем ограничением, чтобы они не производили драгоценных металлов. Нужно, чтобы такой конвертер был у каждого аристократа.

Даже в полусне у Джанни волосы встали дыбом от обилия непонятных слов. Неужто эти фальшивые цыгане и вправду колдуны?

Следующие слова, сказанные Морганом, только укрепили Джанни в его подозрении.

— А когда у каждого дворянина будет машина, способная без затрат с его стороны производить все товары, необходимые для жизни, он получит неоспоримое преимущество перед купцами, он ни за что не устоит перед искушением заняться торговлей.

Не устоит перед искушением! Да ведь тогда дворяне просто-напросто разорят купцов! Бог свидетель: в тех городах, которыми правили аристократы, они и так уже предостаточно обирали купцов. Налоги и официальная монополия уже и так сильно сказывались на прибыли от торговли, а господа еще и настаивали на том, чтобы купцы нанимали возниц и погонщиков у них по неимоверным ценам! Если же помимо этого они обойдут купцов в том, что станут производить ценные товары из ничего, они окончательно изничтожат торговцев! И не за счет того, что станут продавать эти товары по более низким ценам. Они просто никому не позволят соперничать с собой! Торговля будет объявлена противозаконным занятием для всех, кроме наймитов аристократов. Они создадут монополию, с которой невозможно будет бороться!