— Но количество конвертеров материи должно быть строго ограничено, — взволнованно проговорила Эсмеральда. — Если дворяне начнут производить золото и серебро, закладывая в конвертеры куски свинца и булыжники и нажимая на кнопочку…

— Нет. Конечно же, нет, — нетерпеливо прервал ее Морган. — И почему только ты считаешь своим долгом напоминать нам об этом всякий раз, когда мы начинаем говорить на эту тему, Эсси? Если они получат возможность производить золото и серебро, им не будет нужды вообще заниматься какой-либо торговлей!

Золото из свинца! Они точно колдуны! Или на худой конец — алхимики!

— Алчность заставит виконтов и дожей забыть о своих глупых междоусобицах и объединиться против купцов, — довольно произнес Морган. — Им только нужно будет увидеть, что у них есть реальная возможность захватить монополию на торговлю и отобрать всю прибыль, которая теперь достается купцам. Им этого не удастся добиться быстро, ибо купцы умны, хитры и расчетливы, и в плане торговли аристократы так или иначе будут значительно отставать от них.

— Но они изучат эту теорию, — отметила Розали. — И нам удастся-таки превратить аристократов в торговцев.

Как только они могли быть настолько наивны! Ведь с благородными господами так ни за что не получится! Объединившись, они непременно пошлют свои войска на торговые города, дабы окончательно и бесповоротно расправиться с купцами. Тогда прекрасные здания Пироджии рухнут на дно лагуны, откуда некогда поднялись! О, быть может, они и оставят в живых несколько купцов, связанных по рукам налогами и договорами и потому целиком и полностью зависящих от благородных господ. Они превратят их в своих рабов, которые будут торговать за них и для них и у которых будут отбирать всю прибыль. Если не всю, то уж не меньше девятнадцати частей из двадцати. Нет, кем бы они ни были, эти люди, их план был чудовищен — по крайней мере для купцов, для того образования, той культуры, которыми они так гордились, ибо большей частью и образование, и культура процветали благодаря купцам, а никак не благодаря аристократам. О да, художники неплохо проживут и под покровительством виконтов, но только в том случае, если станут писать их портреты на заказ и сцены военных побед. Выживут и поэты, покуда будут сочинять героические поэмы и восхвалять добродетели местных виконтов и виконтесс, как восхвалял Ариосто Лукрецию Борджиа в «Неистовом Роланде». Да, художники и поэты будут процветать, если станут придворными, ручными, вот только благородных господ маловато — их числа хватит на то, чтобы прокормить лишь горстку людей искусства! А купцы были способны прокормить многие десятки!

— Наши планы должны быть претворены в жизнь, — решительно заявил Морган.

— Верно, — согласился Гайлс. — И если Медаллия действительно хочет их нарушить, нужно придумать, как остановить ее.

Даже во сне Джанни сумел отчетливо представить, как его пальцы смыкаются на горле Гайлса. Чтобы кто-то вздумал причинить зло этой прекрасной милосердной девушке? Никогда!

Похоже, «цыганам» эта мысль тоже не пришлась по душе. Воцарилось испуганное молчание. Наконец слово взяла Эсмеральда.

— Надеюсь, ты не считаешь, что ее надо убить!

— Да нет же, нет, конечно! — поспешно воскликнул Гайлс. — Я имел в виду, что ее надо бы изловить и не дать уйти.

— Не нравится мне это, — проворчала Розали.

— Стыд и позор! — возмутился Морган. — Подумать только — как можно даже помышлять о том, чтобы лишить разумного человека свободы!

— Да нет, вы меня неправильно поняли! — в отчаянии проговорил Гайлс. — Но непременно должен найтись какой-то способ, как сделать так, чтобы она нам не навредила.

С минуту все молчали. Затем Эсмеральда сказала:

— Предупредить всех о цыганке-отступнице?

— О нет! — воскликнула Розали. — Они могут ополчиться против нее, обличить ее в колдовстве или безбожии и сжечь на костре!

— Не может быть, чтобы здесь процветали такие варварские нравы!

Джанни мысленно содрогнулся. Он-то хорошо знал, что нравы его сородичей могут быть очень даже варварскими, когда дело доходит до обвинений в колдовстве. Но почему эти люди так озабочены насчет обвинений Медаллии в колдовстве, когда сами — колдуны?

— Она была так добра, так мягкосердечна, — с сомнением проговорила Эсмеральда. — Быть может, имело бы смысл забросить ее в какую-нибудь отсталую область, где многие нуждаются в излечении от болезней?

— Нет, здесь она непременно усмотрит подвох, — подтвердила Эсмеральда. — Можно было бы отправить Делла по деревням под видом менестреля, чтобы он распевал о страданиях сирот. Через месяц все уже будут только и говорить, что о бедняжках сиротах, и Медаллия тут же организует для них приют.

— Нет, — покачал головой Гайлс. — Медаллия умна и прозорлива. Она поймет нашу хитрость и в том, и в другом случае. Нужно либо захватить ее, чего мы делать не станем, либо постоянно опережать ее и действовать более хитро, чем она.

Судя по тону Моргана, такое предложение пришлось ему по душе.

— Это будет несложно. Нас тридцать, а она одна.

— Значит, нужно будет играть по-честному, — вздохнула Розали.

Играть? Это у них называется игрой? Но для Джанни и его народа это жизнь. Жизнь — или смерть!

— Хватит о Медаллии. Мы все решили, — заключила Розали. — Но что нам делать с этими двумя бродягами?

Джанни мысленно похолодел.

— А что мы можем с ними сделать? — вздохнул Морган. — Не можем же мы бросить их здесь на погибель, когда они так тяжело ранены, а один из них притом еще не оправился после сотрясения мозга. Судя по всему, стукнули его очень сильно!

Эсмеральда поежилась.

— Радуйтесь, что вам не пришлось осматривать эту рану. Кость, правда, не повреждена, но наверняка судить без рентгена трудно.

— Не исключена подчерепная гематома, — сказала Розали и нахмурилась. — Ему необходимо наблюдение.

— Придется взять их с собой, покуда мы не найдем надежного места, где можно было бы их оставить, — решил Морган. — До замка принца Рагинальди всего два дня пути, а мы так или иначе думали заглянуть туда.

— В таком случае, видимо, придется оставить их там, — вздохнула Розали, — хотя мне даже страшно представить, как отдать людей в таком состоянии на попечение средневековых лекарей.

— Не такая уж она отсталая, местная медицина, — возразил ей Морган. — Их лекари располагают кое-какой вполне приличной техникой и даже знают, как изготавливать антибиотики — эти сведения со времен первых поселенцев передавались здесь из уст в уста.

Последние несколько фраз пролетели мимо ушей Джанни, поскольку он в ужасе думал о том, что ожидало их с Гаром. Они попадут в руки Рагинальди — тех дворян, на службе у которых состояли Стилеты! Сами Рагинальди, быть может, и не знали, кто такой Джанни, но вот Стилеты знали наверняка. Они узнают его в первую же секунду, а еще через секунду они с Гаром будут мертвы, если только Рагинальди не решат покалечить их и отправить в Пироджию в знак назидания для остальных горожан. Нет! Им с Гаром нужно было во что бы то ни стало как можно скорее бежать!

А за этой мыслью явилась другая. Более подходящего случая не представится. Цыгане не ожидают, что они возьмут да и уйдут среди ночи, почти сразу же после того, как их спасли. С другой стороны, особых подозрений их исчезновение вызвать не должно. Ну, сочтут Джанни и Гара неблагодарными и бестактными наглецами или хуже того — парой бродяжек, которые сыграли с ними шутку.

Джанни не мог поверить в наивность этих людей. Особенно его возмущало то, что они возомнили себя умнее народа Талипона. То есть они считали себя такими мудрыми, что смели брать на себя право вмешиваться в их дела и решать их судьбу! Неужели они не понимали, что дворянин по доброй воле ни за что не станет заниматься торговлей? Отбирать у купцов львиную долю прибыли под видом изъятия излишков или борьбы с монополизмом — это одно дело, но чтобы благородные господа сами взялись зарабатывать серебро? Нет! Наверняка эти люди должны были понимать, что для того, чтобы дворяне прекратили воевать друг с другом, они должны были поработить купцов!