Строительство потребовало огромного количества лесных материалов, поставку и обработку которых производили подрядчики. Исключительно по подряду работали кузнецы, в одиночку или артелями. В документах 1668—1673 гг. упоминаются некоторые артели кузнецов: Сенка Поздеев «с товарищи», Ивашка Востроносое «с товарищи», Якушка Микулин и Алешка Верещагин «с товарищи», Лешка Кокорин «с товарищи» и др. Желание воеводы перевести архангельских и холмогорских кузнецов «на корм» не нашло у них сочувствия.

Во всех звеньях строительства, а также производства и доставки строительных материалов непосредственно на строительной площадке находились воеводские «дозорщики» и подьячие — 8—11 человек. Они наблюдали за качеством и объемом произведенных работ и выполненных подрядов.

Деревянный Архангельский город (на изображении 1694 г.).

Большая часть работ, произведенных в Архангельском городе в XVII в., явилась, по существу, грандиозной системой подрядов, в которой в роли главного подрядчика от лица государства выступал представитель власти — двинский воевода. Если в предыдущих крупных строительствах Московского государства к наемной рабочей силе прибегали как к дополнительной, то документы строительства в Архангельске представляют собой беспрецедентный случай использования в XVII в. многочисленной армии вольнонаемных рабочих.

Начиная любое строительство, двинский воевода был вынужден отдавать приказы: «биричем велели кликать по многие дни, чтобы... охочие люди шли подряжатца повольною ценою...» Подрядчики могли отказаться от выполнения подряда, если он их не устраивал. Так случилось с подрядом «на острожный лес» в 1670 г., так отказались от подрядов холмогорские кузнецы, когда им предложили низкую цену за работу. Это было возможно лишь при тех социально-экономических условиях, которые сложились на Русском Севере, где не было крепостного права, жестких тисков феодально-помещичьей зависимости, в которых находился среднерусский крестьянин. В грандиозной архангельской стройке, кроме посадских людей стрельцов, принимали широкое участие «уездные двинские люди», т. е. крестьяне. Подряд мог быть взят не только на посаде, но и в деревне.

Обратимся к военному потенциалу Архангельска во второй половине XVII в. На высоком берегу Северной Двины строились деревянный острог и каменный «город» с гостиными дворами. В грамоте царю 5 января 1672 г. двинский воевода доносил, что сделано острожной стены 361 сажень, высотой 3 сажени, сделаны тарасы и обломы, намощены вдоль стен «мосты» (подвесная галерея с внутренней стороны стены для стрелков) и «бойницы учинены». Были поставлены девять семистенных башен, две из них воротные.

В новом остроге должен был находиться воеводский двор, житницы. Перед укреплением ставили обруб (укрепляли берег ряжками)—заготовляли бревна «на обрубное дело».

Таким образом, в начале 1672 г. в Архангельске снова начали возрождаться деревянно^земляные укрепления. Первоначально они мыслились как временные до постройки каменного городового укрепления. В ходе строительства, как уже отмечалось, под каменный «город» была отдана площадь между Русским и Немецким гостиными дворами, и Архангельск, таким образом, стал обладать двумя крепостями: деревянной и каменной.

Цель возобновляемого деревянного укрепления состояла в том, чтобы «...от всякого противного припаду безопасно и осторожно устроенным быти». Идея безопасности северного торгового порта красной нитью проходит на протяжении всего XVII в. В обстановке постоянной опасности рождались весьма любопытные оборонительные проекты. В июне 1646 г. из Москвы на Двину поступил запрос, можно ли построить в Березовском устье Северной Двины каменные башни по берегам, чтобы запереть цепями этот судоходный рукав реки 15. И велено было «сметать подлинно: сколько на те башни камени бутового и белого, и кирпичю и извести, и на связи железа, и на сваи лесу, и на кровлю тех башен тесу, на чепи железа ж надобно?» Предполагаемый проект поражает своей грандиозностью.

Однако ответ «с Двины» отражал истинное положение дел; некому было даже составить смету, так как никто не знал, сколько надо строительных материалов: «...не ведают потому, что у Архангельского города и в Низовских волостях каменщиков и кузнецов больших нет, и каменного дела никто не делывал». Кроме того, из Поморья отвечали, что укрепить каменные башни на песчаных низменных берегах двинских проток против ледохода «не мочно». Так, проект, родившийся в недрах Посольского приказа, был там же и похоронен. Тем не менее сама идея о строительстве в двинских устьях целой системы оборонительных сооружений казалась многим не только реальным, но и крайне необходимым делом.

Многочисленные предложения, направленные на обеспечение «корабельной пристани» от внезапного вторжения вражеских военных кораблей, поступали из самого Архангельска. Одно из них было осуществлено. В 1674 г. в Двинском Березовском устье в трех местах были построены деревянные раскаты для артиллерии— «для корабельного приходу». В начале XVIII в. принимаются меры предосторожности для предотвращения внезапности нападения шведов — на Двинских устьях строятся батареи, фарватер одного из рукавов Северной Двины делается непроходимым для

крупных морских судов.

Но вернемся к 1672 г. Со времени постройки на Пур-Наволоке первого дерево-земляного укрепления прошло без малого 100 лет. Новое укрепление, хотя и было построено на старом «городовом» месте, отличалось от старого. Это прежде всего острог, не дополнительная «крепость» к «городу», а самостоятельное ук-

репление. На смену 7 башням были построены 11, в том числе две проезжие. Проезжие башни стали крупнее — по 9 саженей. Исчезли Покровские водяные ворота и башня на них. Три башни, выходящие к Двине, стали глухими. Это отчетливо видно на чертеже Архангельска конца XVII в. (1694 г.). На чертеже, несмотря на его некоторую, идущую от иконописи условность, отлично видно и прежнее соотношение проезжих башен — друг против друга и старое название их: Архангельская и Воскресенская. Все башни на остроге шестиугольные с тремя ярусами боев — подошвенный, средний и верхний. Башни крыты тесом, имеют наверху смотровые вышки, заканчивающиеся «яблоками» и пранорцами (флажками). Острожная стена из вертикально стоящих бревен крыта тесовой кровлей. В нижней части стены изображены мелкие проемы — вероятно, бойницы подошвенного боя. Для стрелков верхнего боя с внутренней стороны стены были «мосты намощены». Воевода ничего не отписал царю о «крепостях» перед острогом, хотя упоминает о заготовке леса для «обрубного дела». Обруб должен был предохранить берег перед острогом от размыва и паводковых вод. Очевидно, перед острогом был ров, вырытый еще в XVI в. Остатки последнего дерево-земляного укрепления в Архангельске сохранились вплоть до XVIII в.

Имеется несколько планов Архангельска XVIII в., на которых можно отчетливо проследить следы дерево-земляных укреплений (1740 16 и 1760 г.). Последний чертеж выполнен «кондуктором А. Тучковым» и хранится в Архангельском областном историческом архиве. Можно указать еще один план—1768 г., который «с натуры поверял и сочинил инженер-квартермистр Александр Вахтин».

Некоторые данные о- вооружении нового Архангельского острога (1672 г.) дает «Двинской Росписной список 1683 г.», составленный при передаче воеводства боярином и князем Никитой Семеновичем Урусовым боярину и князю Никите Константиновичу Стрешневу 17. Наиболее оснащенными были воротные башни, имеющие «наряд» в нижнем (подошвенном) и средних боях: Архангельская — 4 ствола, Воскресенская —3. Всего росписной список перечисляет 12 орудийных стволов. Значительное уменьшение пушечного вооружения Архангельской деревянной крепости по сравнению с 1622—1624 гг. связано было, по всей вероятности, с гибелью прежних орудий во время последнего пожара, а также в связи с перемещением тяжелого оружия в период осады Соловецкого монастыря.