Большая Морская была в Петербурге улицей ювелиров. Гравюра конца XIX в.

Карл Эдвард Болин уже в 1839 г. стал придворным ювелиром и тем самым получил право использовать изображение государственного герба — двуглавого орла. Вдове и сыновьям, удостоившимся первых премий на художественно-промышленных выставках 1870 и 1882 гг., еще дважды была оказана та же честь. Имея такие заслуги и российское подданство, братья Болины в 1911 г. смогли ходатайствовать о наследственном дворянстве — на это имел право торговый дом, прослуживший государству свыше ста лет. Дворянское достоинство было пожаловано Болинам в 1912 г. Им отличали главным образом русские роды, и, таким образом, возведение в дворянство Болинов было событием весьма примечательным; оно давало право на собственный герб.

Когда разразилась революция, ювелирному делу, разумеется, пришлось хуже всего, причем в двойном смысле: во-первых, на драгоценности и украшения с радостью наложили лапу новые властители; во-вторых, сразу исчезла вся клиентура. Вильхельм Болин, руководивший фирмой в Москве, оказался достаточно предусмотрительным, чтобы перед Первой мировой войной открыть филиал в Бад-Хомбурге (где двор и знать любили пить воду из источников), а в 1916 г. — магазин в Стокгольме. Благодаря этому кое-что удалось спасти от уничтожения и конфискации. Но судьба фирмы в революционный 1917 год — это другая история, о которой речь пойдет ниже.

Одних лет с Эдвардом и Густавом Болинами был Карл Фаберже, являвшийся наряду с ними первейшим ювелиром столицы. История Фаберже во многом похожа на историю Болинов. Отец, Густав Фаберже, приехал из Лифляндии и открыл мастерскую золотых дел на Большой Морской — где же еще? В 1870 г. она перешла к его сыну Карлу. Со временем фирма «Карл Фаберже» обрела совершенно специфический профессиональный профиль: ее наиболее характерными произведениями стали художественно исполненные предметы искусства, особенно — знаменитые пасхальные яйца..

Рассмотрение ювелирного производства Фаберже не укладывается в пределы нашей темы, но шведские связи фирмы и его семьи представляют несомненный интерес. Основатель фирмы Густав Фаберже был женат на некоей Шарлотте Юнгстедт, фирма принимала активное участие в благотворительной деятельности шведского прихода, в частности, делая пожертвования в пользу бедных прихожан и сирот. Возможно, эта деятельность была связана и с тем, что большинство работавших в ней мастеров были выходцами из шведскоязычной Финляндии: Эрик Август Коллин, Хенрик Вигстрём, Август Хольмстрём, Август Хольминг, Юхан Виктор Аарне, Карл Густав Арм-фельт, Кнут Оскар Пиль и другие.

Фаберже и Болин работали отчасти в разных жанрах и поэтому прямо не конкурировали между собой.

В 1911 г. Тилландер переехал с Большой Морской улицы на Невский проспект, 26. Этот магазин прежде занимал другой придворный ювелир — К. Ган. В угловом помещении расположен часовой магазин Г. Мозера. В доме размещались также петербургская контора Объединенного шведского электрического акционерного общества (ASEA) и финский мебельный магазин, в котором можно было приобрести «хорошо известную мебель как более простых, так и более изящных видов». Улица слева — Малая Конюшенная

Если Фаберже не было равных в изготовлении разного рода предметов искусства, то Болина многие считали более совершенным ювелиром. Когда великий князь Александр Михайлович заказывал Болину украшения к своему бракосочетанию с Ксенией Александровной, сестрой будущего императора Николая II, то обратился именно к этому мастеру, поскольку находил его «наилучшим ювелиром С.-Петербурга».

Одновременно с Болином и Фаберже в Петербурге действовала еще одна выдающаяся ювелирная фирма финляндского происхождения — фирма Тилландера. Ее основатель Александер Тилландер в 1848 г. в возрасте одиннадцати лет был отправлен из Финляндии в Петербург «обучаться какой-нибудь профессии». Он учился в Царском Селе у финляндского ювелира Фредрика Адольфа Хольстениуса, после семи лет обучения получил у него свидетельство на звание подмастерья и уже в двадцатитрехлетнем возрасте смог начать собственное дело — на углу Большой Морской и Гороховой улиц. Через десять лет, в 1870-м, фирма переехала в более просторные помещения на том же перекрестке по адресу: Большая Морская, 28. В 1870 году родился сын, Александер-младший, который в 1910 г. перенял дела фирмы. Уже в 1911-м переехали в новые помещения на Невском проспекте, 26, угол Малой Конюшенной улицы.

Тилландер тоже был назначен придворным ювелиром, но об этом не слишком распространялись, учитывая существовавшую в 1910-х гг. политическую напряженность между Финляндией и Россией. Сказанное особенно относилось к отцу и сыну Тилландерам, которые не только были членами шведского прихода и различных скандинавских обществ (как и Болины), но также вели активную политическую деятельность в петербургском отделении Шведской народной партии, образованном в 1907 г. по инициативе, среди прочих, и пастора Каянуса. Петербургское отделение партии одно время насчитывало более шестисот членов — такой численностью ныне в Финляндии может похвалиться лишь десяток местных отделений.

Одним из шведов, с которыми Густав III встречался во время своего пребывания в Петербурге, был, как уже говорилось, художник Александер Рослин, по приглашению Екатерины II приехавший в российскую столицу в сентябре 1775 г. Приехал он прямо из Парижа, где проработал несколько лет.

Рослин был одним из знаменитейших портретистов эпохи, членом нескольких академий, и в России был просто завален заказами. «Со времени моего приезда сюда, — пишет он в ноябре 1776 г., — я, несмотря на напряженную работу, успел написать не более двух портретов в полный рост и примерно двадцать поясных. Прежде чем думать об отъезде, мне надо завершить еще по крайней мере две большие работы и дюжину поясных… К сожалению, я не в состоянии принять всех заказов; это уже настроило против меня многих влиятельных персон, поскольку я никак не успею написать их портреты».

Панорама Зимнего дворца Растрелли со стрелки Васильевского острова, один из многих изображенных Патерсеном городских видов (1799). Справа между колоннами и стеной здания видна часть старого Адмиралтейства, построенного в 1730-х гг. Раскрашенная акварелью гравюра с авторского оригинала маслом

Эта цитата взята из письма к президенту французской Академии художеств, членом которой Рослин являлся. Письмо было отчаянной просьбой о том, чтобы французы помогли Рослину выбраться из Петербурга, где работы было невыносимо много: «Если вы не придете мне на помощь, — продолжает художник, — я наверняка рассорюсь со всем двором… Стремясь выпутаться из этого затруднительного положения, я вынужден просить Вас как можно скорее убедить президента Академии прислать мне по поручению короля пожелание поспешить с возвращением домой, чтобы я мог будущим летом снова быть в Париже и не потерять доверия, милостиво оказываемого мне Его величеством».

Рослин получил свою «отзывную грамоту» с приказом короля ехать домой, испросил аудиенции у императрицы и в качестве прощального подарка получил «значительный алмаз», оцениваемый свыше 20 тысяч ливров. Екатерина хотела бы удержать художника при своем дворе, но «страх перед русскими и особенно имевшиеся у него в Париже обязательства» не позволили Рослину принять такое предложение. В августе 1777 г. он выехал из Петербурга, пробыв в этом городе два года.