На этом я, пожалуй, поставлю точку.

Страшная это вещь — писать воспоминания. Словно подытоживаешь свою собственную жизнь и под результатом подводишь черту: все!.. Больше уже ничего не будет: отчет сдан.

Но еще страшнее — заканчивать свои воспоминания. И не потому, что возникает грустный вопрос: а дальше что? А потому, что записываешь лишь десятую, сотую, тысячную часть того, что следует — мог бы, можешь, должен! — записать. Ведь непременно надо записать то, что знаешь, может быть, только ты — большое оно или малое, — и если ты не запишешь, так оно и уйдет в небытие…

А может быть, и правда, пускай бы ушли в небытие двадцатые и тридцатые годы в нашей украинской советской литературе? Может быть, и правда, достаточно тех сухих формулировок, тех коротеньких, в полстранички, холодных общих мест в лекциях для студентов филологического факультета? Только — филологического…

Нет! И еще тысячу раз — нет! Ведь то были первые — самые первые годы становления советской украинской литературы. Украинской советской литературы, которую ныне читают во всех советских республиках, которую ныне знает мир в переводах на десятки языков. Кто же зачинал украинскую советскую литературу, кто ее творил? Что происходило тогда — при самом ее зарождении — и как это происходило? Кто вел ее вперед, а кто тащил назад?..

Ведь просто недопустимо, что этот важнейший, как и в каждом деле, период — период зачина — стал почти "белым пятном" для последующих литературных поколений. И нынешняя молодежь — я имею в виду литературную молодежь, молодых литераторов, педагогов, студентов, библиофилов, любителей литературы — мало что знает об этом периоде. Если не считать избитых казенных обобщений — подобных "выступлениям" перед живыми людьми по шпаргалке вместо живого рассказа или горячей речи. Впрочем, я оговорился, сказав — молодежь. Какая там — молодежь! Этот период плохо знают и люди постарше — писатели, которым сейчас под пятьдесят. Ведь в двадцатые годы они были… октябрятами, а в тридцатые — пионерами.

История, учебники, программы — обстоятельный обзор, глубокий анализ, точное разграничение всех этапов процесса и расстановка его деятелей по этим этапам — дело литературоведов. Дело большое и важное. Пожелаем им в этом добром деле успеха. Мне ж — служителю художественного слова, современнику и участнику этого забытого периода в историческом процессе — остаются воспоминания. Жанр мемуаров. Долгое время он был не в чести, этот жанр, такой драгоценнейший жанр литературы: описание пережитого, живое слово современника. Разве знали бы мы так хорошо старое дореволюционное время и годы подготовки революции, если б не оставили нам своих мемуаров деятели самых различных областей жизни? Мемуары профессионалов-революционеров, общественных деятелей, писателей, художников?

Так же точно нам надо знать и начало новой эры, которую открыл Великий Октябрь, развитие общественной мысли в начале этой новой эры, а значит, и процесс становления литературы того времени.

Надо записать все о тех годах еще и потому, что враг — контрреволюционная националистическая эмиграция за границей — использует, в первую очередь, "белые пятна" в истории нашей литературы, чтоб распространять ложь, искажать события литературного прошлого, фальсифицировать историю литературного процесса.

Советская литература зарождалась на баррикадах Октября, в боях гражданской войны, взметнулась высокой волной — первого пооктябрьского поколения молодых литераторов — сразу вслед за окончанием гражданской войны и началом мирного строительства.

Мы — первые в этом поколении — в двадцатые и тридцатые годы, в годы начала, и заблуждались, и допускали промахи, и совершали немало ошибок: ведь были мы еще неопытны, потому что — первые, ведь поили еще над нами отзвуки прошедших лет, давили традиции и наследие предшествующих литературных поколений всех формаций — и революционных, и буржуазных или мелкобуржуазных. Пусть же не повторит наших ошибок и промахов поколения младшие, идущие на смену, ведь это тормозит развитие литературы, ослабляет творческую энергию!.. А они… повторяют подчас, потому что не знают того, что было раньше, потому что не могут охватить взглядом весь процесс, а значит, и диалектически его осмыслить.

Нам, первым, предъявлялись в свое время и несправедливые иной раз обвинения, приписывались ошибки, которых мы не совершали. Ведь те, кто брался нас критиковать, тоже были первыми критиками, и критиковали нас впервые: они были одного с нами поколения, а значит, так же неопытны и обладали всеми присущими нам недостатками.

Чтоб все это понять, надо видеть весь процесс воочию, надо его осмыслить, надо знать в нем все, ничего не вычеркивая, тем паче не делая вид, что чего-то и вовсе не было.

Мы пережили годы радостные и трагические.

Но энергия народа неисчерпаема, а на крутом социальном подъеме — на путях строительства коммунизма — силы трудовых слоев народа-творца все множатся и растут крещендо. Прошло не так уж много времени, а уже во всех областях экономики, науки и культуры мы шагнули далеко за пределы, о которых когда-то можно было только мечтать, и достигли бурного расцвета. Как выросла, окрепла и обогатилась за это время и наша украинская советская литература! Обогатилась и талантами, и выдающимися произведениями.

Мы видим сейчас, к чему пришли, но — как все это начиналось?

Двадцатые и тридцатые годы в нашей украинской советской литературе мы должны запечатлеть на бумаге непременно и как можно скорее. Ведь с течением времени драгоценные подробности уходят из памяти — так, как уходит сон, только что виденное сновидение, когда просыпаешься утром. Ведь "нас", участников тех событий, осталось теперь не так много — не наберется и десятка! Если б каждый из нас записал хоть часть того, что он помнит! Вместе это составило бы настоящую летопись литературы тех времен. Если бы среди нас нашелся хотя бы один, кто сумел бы вспомнить и записать события хронологически, — ведь почти все литературные документы той поры погибли, безвозвратно утрачены во время фашистского нашествия!

Мои записи — хаотичны. Ежедневных заметок я тогда, тридцать и сорок лет назад, не делал, а характер моей памяти не позволяет мне вспомнить все подряд, воспроизвести последовательно: мне вспоминается то одно, то другое, разбросанно, без плана, случайно. И "организуют" мои записи не законы обзора и анализа процесса, а лишь непосредственные воспоминания о живых его участниках, моих товарищах. Они были самыми близкими мне людьми, поэтому я их лучше знал, но были они, каждый на определенном участке литературного процесса того времени, центром, средоточием, по меткому русскому выражению, современных им литературных событий, аккумулятором и генератором литературных традиций, центром притяжения для определенного круга людей, творивших тогда литературу — советскую украинскую литературу на первых, самых первых, ее шагах.

Блакитный, Кулиш, Йогансен, Довженко, Вишня, Ирчан, Галан… А мне же надо написать еще и про Курбаса, Рыльского, Яновского, еще и еще…

Но я ставлю точку. Пока.

Вы бросите мне упрек, что мои записи — субъективны?

Это-то и хорошо! Что может быть хуже холодного, со стороны, безучастного — "рыбьим глазом" — объективизма? Пускай каждый участник процесса даст свое, субъективное освещение — и тогда историк литературы, собрав, рассмотрев и изучив все, что можно собрать и рассмотреть, на этом материале проанализирует процесе и воссоздаст его всесторонне и полноценно.

Так, по крайней мере, думаю я.

А вам, читатель, судить!

1961–1963 гг. Варна, Киев.

Книга вторая