В лавке Бузида найдутся и деревянные флейты, и каменные, и глиняные, и металлические трещотки, и всевозможные лютни, и гитары, и ребабы, и скрипки, прочие струнные инструменты. Есть здесь цилиндрические глиняные барабаны, латунные, с круглыми деревянными резонаторами, большие, как огромные бубны, квадратные тамбурины, обтянутые кожей и спереди, и сзади, на которых можно отбивать ритм с обеих сторон, словно нехотя вгрызаться кончиками пальцев. Тамбурины украшает татуаж: геометрические орнаменты, узоры, цветы, руки Фатимы — они тоже, в свою очередь, испещрены татуажем.
Спросил я Бузида, что он может рассказать о татуаже, которым покрывают инструменты. Меня заинтересовало, это просто декоративный элемент или у него есть собственный тайный смысл и значение. Хозяин провел меня вглубь лавки, там на одной из книжных полок, среди древних фолиантов без переплетов, старинных тетрадей, разрозненных листов бумаги, обнаружилось страниц двадцать, потемневших от времени, с рисунками, что объясняли наиболее часто встречающиеся тайные символы татуажа, наносимого на музыкальные инструменты в Могадоре. Все рисунки и пояснения выполнил еще дед Бузида.
На каждом листе было несколько прекрасных, как мне показалось, и особо запоминающихся символов. Все они были собраны под заглавием «Сады Духов». А рядом — имя знаменитого в начале века могадорского музыканта. Еще одна запись объясняла, что эти рисунки были нанесены на инструмент, называемый гамбри. Захотелось узнать, как выглядит и как звучит этот загадочный инструмент. Сегодня им владеет дальний потомок мастера, который много лет назад расписывал инструмент. Именно этим вечером на нем будут играть в течение всего великого ритуального праздника. Бузид представил меня новому хозяину и хранителю Сада Духов на гамбри.
Гамбри — один из видов древней гитары. Резонатор орехового дерева спереди обтянут козьей кожей, три мощных струны, по которым водят смычком.
Дека имеет плавную изогнутую форму, которую здесь называют «ослиный хребет». От нее отходит закругленный деревянный гриф, на который натягивают струны на разной высоте. Самым известным в Могадоре гамбри был именно этот, покрытый особым «садовым» татуажем по всей поверхности кожи, ритуально резонирующей звону трех струн. Гамбри, известный также под названием хаш-хаш, — типичный инструмент групп гнауа — исполнителей ритуальной музыки на праздниках некоторых религиозных общин, составленных главным образом потомками переселенцев, что перебрались из Черной Африки в исламский мир. Их музыка и ритуалы более всего напоминают одновременно и кубинские религиозные шествия, и бразильские кандомбле́, и гаитянское вуду, и пышные коллективные моления, и т. д. Вся ритуальная карибская музыка замешана на пестрой смеси анимизма, имеющего африканские корни, и культа почитания христианских святых; в свою очередь, эта музыка — родная сестра исламской музыки, где также причудливо переплелись и анимизм, и культ почитания мусульманских святых.
Небесным покровителем гнауа считается древний Сиди Биляль, раб-абиссинец, которого почитают первым муэдзином. Сам пророк Мухаммед призвал его петь с минаретов, созывая правоверных на молитву. По легенде, голос его был так красив и замечателен, что только он мог вырвать из глубочайшей бездны тоски и уныния Фатиму, любимую дочь пророка.
В каждой группе гнауа есть свой собственный маалем — такой титул носят мастера. Все прочие участники группы называются учениками мастера, исполняющего ритуальную музыку, или подмастерьями маалема. Гамбри — главный инструмент в ансамбле. В ключевой момент обряда, в его наивысшей точке напряжения, прочие инструменты почти смолкают и во всю мощь вступает гамбри. Тембры звучания струн весьма разнообразны, звук — сильный, мощный и спокойный, перекрывает все прочие звуки. На удивление, инструмент звучит мощнее даже барабанов, трещоток и голосов самих музыкантов. Потому он, пожалуй, целиком преображает все, что виделось и ощущалось до этого мгновения. Он устанавливает новые габариты в пространстве: подготавливает свободную площадку, на которую в скором времени станут выскакивать те, кто охвачен религиозным экстазом. Гамбри властным голосом призывает и духов, и души святых вселяться в участников обряда.
Ритуал гнауа берет начало на улице. Это процессия и карнавал. Иногда музыканты, играющие на барабанах и трещотках, ведут с собой жертвенного ягненка, которого перед праздником искусно украшают. Животное приносят в жертву, а после группа отправляется по улицам, распевая песни и танцуя. Они возглавляют процессию, за ними собирается народ, с каждой минутой больше и больше. Все танцуют. Изредка останавливаются на площадях, а затем вновь отправляются в путь. Музыканты возносят молитвы к небесам, призывая пророка Мухаммеда и Сиди Биляля ниспослать бараку — благополучие для них самих и всех участников процессии. Но гамбри уже молчит.
Кортеж входит в дом, который покровительствует проведению обряда. Хозяйка подносит нам финики и молоко. Все проходят во внутренний двор. Здесь обряд продолжается и приходит к финалу. Являются актеры. Они обязательная часть предварительного ритуала. Музыканты разыгрывают символические сценки, жонглируют различными предметами, показывают веселые пародии на африканские религиозные культы с участием традиционных фольклорных персонажей: Гри — мифологического охотника на диких зверей, Будербала — вечно нищего бродяги.
И вот тогда маалем берет поднос с ладаном и благовониями. Воскуривает их. Сквозь ароматный дым прорывается звон гамбри. Голос инструмента чист, он захватывает нас и переносит в другое измерение. Через маалема здесь открывается Сад Духов. По воле маалема мы оказываемся в волшебном лесу, населенном бесподобными, прекрасными существами. Каждый могущественный дух здесь владеет собственным уголком и собственным геометрическим символом, нанесенным на кожу гамбри. У каждого свой цвет и оттенок, свой мэльк — музыкальная тема, отличная от всех прочих, — и, наконец, свой собственный неповторимый рисунок танца, экстатического религиозного танца.
Маалем призывает их настойчивой ритуальной мелодией. После мелодия входит в резонанс и становится каналом связи, по которому духи направляются из своего мира в наш. Захваченные в плен музыкой, вселяются они в тела слушающих. Те внимают, раскрыв рот. Ноги вот-вот пустятся в пляс, глаза открыты всем ветрам, словно настежь распахнутые окна, с которых сорвали жалюзи. Тело и кости становятся невесомыми, полыми, все готовы закружиться в ритуальном танце под звуки музыки, что переполняет их. Повинуясь властному голосу гамбри, войдя в тела, невиданные существа принимаются выделывать замысловатые па, танцуют в ритме пульсации собственной крови, и у каждого этот ритм свой, непохожий на остальных. Сердца более людям не принадлежат, более не властвуют над собственным биением. И тогда те, в кого не вселились духи, связывают тело, получившее нового хозяина, ремнями, стягивают грудь, пеленают тканью под цвет того духа, что вселился в человека, поддерживают тело. И оно стоит на цыпочках, окружающие плотно пеленают его, чтобы не смогло оно повредить ни себе, ни всем прочим, потому как движения его судорожны, мускулы безвольно дрожат и слабеют.
Только истинный маалем умеет создать этот особый резонанс. И сад, запечатленный на гамбри, — невидимый храм заговорщиков по имени гнауа — остается неосязаемым, но звучащим. Возникает из ниоткуда, словно потустороннее видение. Покуда сад не начнет вибрировать, духи дремлют в другом мире. Пока узор, нанесенный на гамбри, дрожит и вибрирует, сад символов цветет, а духи заполняют все пространство, переплетаясь с музыкой. Сад гамбри — одно из самых главных мест в Могадоре. Такое же важное, как и хаммам или пекарня. Безусловно, самый звонкий из всех тайных садов.
Вслушиваясь в музыку гнауа, представлял я невидимую, постоянно меняющуюся карту, которая направляет мои пальцы, заставляет их скользить по твоему телу. Голос твой то жалобно постанывает, то срывается в крик, то вздохом вырывается из глубин твоего чрева, рассказывая мне, где сейчас укрылись духи, что просыпаются, едва я коснусь тебя кончиками пальцев. Я хорошо ориентируюсь в твоем саду, но так же неотвратимо теряюсь в нем. Потерянно блуждаю по Саду Духов, теряю ориентиры, кричу, зачарованный твоими прикосновениями, твоими властными губами. И когда голос твоего телесного гамбри — три тугих струны твоей сжигающей плотской страсти — властно вздымается, обрушивается всеми звуками, какие только были когда-то и существуют сейчас в нашем мире, ты вздымаешься и обрушиваешься на меня, изливаешься в меня, словно голос, что бьется во сто крат сильнее бешеной пульсации самой безумной крови. Крови, которая заставляет судорожно вздыбливаться тела, а после бросает их, обессиленных и безвольных, во мрак твоего Сада Духов. Хочу навечно остаться в этом саду, перенесенный в него твоим голосом. Хочу прорасти в этом дивном саду твоих стенаний, твоего молчания, заполненного перекатами эха.
