К примеру, «ЗИЛ» был продан за бесценок (около 5 млн. долларов США) «Микродину». Его новый собственник Ефанов сразу же стал превращать завод в торгово-складской комплекс. Только личное вмешательство мэра Москвы Лужкова, который в ультимативной форме потребовал от Ефанова продать акции «ЗИЛа» правительству Москвы по цене покупки, предотвратило преждевременную ликвидацию завода.

Не знаю подробностей, каким образом некий Степанов, математик из Свердловска, стал владельцем большинства заводов энергетического машиностроения, но факт остается фактом – контрольные пакеты акций «Электросилы», Ленинградского металлического, Белгородского, Подольского и др. заводов стали принадлежать именно ему. На первых порах Степанов, не будучи даже знаком с азами специфики машиностроения, начал «ломать дрова». Из-за его «порохового» характера у него начались конфликты с трудовыми коллективами, затем с местными властями.

На Степанова посыпались жалобы, по старой памяти нам поручалось с ними разбираться, а что мы могли решать? Явного криминала в действиях Степанова не было, ранее имевшийся административный ресурс после смены собственника у нас исчез, и поэтому на поступающие жалобы приходилось давать отписки с рекомендациями обращаться в суд.

Апофеозом «художеств» Степанова стало его решение о переводе Ленинградского металлического завода в Архангельскую область, если не ошибаюсь, в город Вельск. Завод оставался по-прежнему на берегах Нев, платились налоги по новому месту его регистрации, а заработная плата выплачивалась только работникам, подавшим заявление на их перевод на новое место. Возник настоящий скандал: шутка ли, огромный завод функционирует, его работники пользуются городской инфраструктурой, а налоги выплачиваются где-то на стороне!

Терпение городской администрации лопнуло, и она прибыла искать правду в Москве.

Вызывает меня как-то первый замминистра Свинаренко. У него сидит узнаваемый человек (не стану называть его имя - он и сегодня в должности). Сразу после знакомства гость обрушился на меня:

- После Вашей фактически поддержки (действия Степанова ни в одном из Ваших писем не были осуждены) он распоясался и вывел из Питера один из крупнейших заводов! И вместо того, чтобы немедленно дать по рукам зарвавшемуся самодуру, Вы нам предлагаете обращаться в суд! Что это за дела такие?

Настала моя очередь удивляться правовой безграмотности моего оппонента:

- Степанов является почти единственным собственником предприятия и волен в пределах действующего законодательства принимать соответствующие решения. А кто не согласен с его решениями, тот должен обращаться…

- Да какой он собственник? Вам следует знать, что агенты Степанова, длительное время выстаивая у проходной, пользовались бедственным положением рабочих и скупали у них ваучеры за бесценок. Его действия противозаконны!

- Уважаемый …! Давайте опустимся на землю! Уже несколько лет нет Советской власти, а, мне кажется, кое-кто этого не замечает! Действия Степанова можно посчитать безнравственными, но никак не противозаконными. А если Вы считаете иначе, то почему же Вы спокойно наблюдали это беззаконие и не прекратили его с помощью милиции?

Возникло замешательство. Разговор перешел в спокойное русло, и мы договорились, что нужно договариваться, а в суд обращаться лишь в крайнем случае.

Мы встретились со Степановым в ближайшую субботу. Проговорили с ним не меньше трех часов, выпили литровую бутылку «Белой лошади», загрызли это все печеньем «Юбилейное» и определились, по крайней мере, по двум вопросам.

Во-первых, мне удалось убедить Степанова, что к местному руководству следует относиться более уважительно: не лебезить, конечно, перед ним, но почаще советоваться, в особенности по вопросам, связанным с социальной сферой. Чиновники очень не любят, когда их игнорируют, но часто становятся союзниками, если к ним прийти за советом. А иногда, что немаловажно, незаменимыми защитниками! Вначале Степанов начисто отрицал подобный подход («там сплошь все идиоты и тупицы, кланяться им – себя не уважать!»), но затем после долгих увещеваний с моей стороны пообещал взять на вооружение дипломатические приемы во взаимоотношениях с местным начальством.

Во-вторых, Степанов согласился, что на энергомашевских заводах необходимо иметь комплексный план развития, где кроме показателей производства учитывались бы проблемы его модернизации, специализации, капитального строительства, внешних связей, социальной и кадровой политики. К чести Степанова, через несколько недель он торжественно вручил мне профессионально оформленный требуемый документ.

Через некоторое время Степанов пришел ко мне с просьбой помочь: для модернизации производства потребовалось закупить за рубежом технологическое оборудование, которое в России не выпускалось. Для этих целей Степанову потребовалось около 450 млн. долларов США, и эту задачу, казалось бы, ему удалось решить: зарубежные банки подтвердили свое согласие дать соответствующий кредит, но без учета таможенных платежей, а их набиралось на сумму более 100 млн. долларов. Возник тупик! Такие вот у нас были дикости: государство законодательно тормозило ввоз станков, предназначенных для развития производства и в перспективе обеспечивающих поступления в бюджет платежей, значительно превышающих суммы таможенных сборов. Но это лишь в перспективе! А Минфину хотелось сразу и сейчас, и Степанову, к сожалению, со ссылкой на действующее законодательство, в беспошлинном ввозе станков был отказано.

Не знаю точно, только ли это обстоятельство или же еще что-то решающим образом повлияло на очередной неожиданный демарш Степанова: по его словам, он устал доказывать государственным чиновникам прописные истины, организовал на каких-то островах фирму «Мардима» (по именам его детей, которых зовут Марина и Дима) и переоформил на них все свои акции. Дальнейшую судьбу Степанова я не знаю.

* * *

Еще один пример «прихватизации». Во времена Госплана работал у нас некий Володя. Молодой, спокойный, рассудительный, по виду неглупый и честный. По образованию он был юрист, и в силу этого у него было недостаточно знаний, необходимых «отраслевику». Тем не менее при первом же сокращении он пришел ко мне с просьбой оставить его в штате.

Я показал Володе все свои расклады - приходилось увольнять специалистов-профессионалов, и в этих условиях моему подразделению юристы были просто не нужны. Поняв бесперспективность просьбы, Володя ушел.

Встретил я Володю случайно примерно через полгода на улице. Разговорились. Работает он в Госкомимуществе, как он выразился, «маленьким клерком», но жизнью своей очень доволен:

- Вадим, ты не можешь себе даже представить, сколько денег сейчас течет вокруг меня – миллионы и миллиарды! От этих потоков я отщипываю по мельчайшей крошке, и ежедневно к вечеру у меня получается заметный кусок, значительно превышающий мою прежнюю месячную зарплату.

- А ты не боишься, что тебя разоблачат?

- Нисколько! Там у нас живут абсолютно все по единой схеме: хватай побольше и побыстрее засовывай в карман. Я слишком мелкая сошка, чтобы чего-то бояться. Для этого есть начальники. А, хочешь, я тебя устрою к нам? Меня шеф попросил подыскать надежного человечка…

- Володя, а вдруг «наши» вернутся, и что тогда будешь

делать?

Володя посмотрел на меня с состраданием (так смотрят обычно на безнадежно больных людей), и мы распрощались.

Встретились мы с Володей спустя несколько лет, опять случайно, опять на улице. Как-то, подходя к метро Новые Черемушки, я обратил внимание на сверкающий хромом представительский «Джип», въехавший прямо на тротуар. Возле «Джипа» стоял Володя и разглядывал недострой так называемого «Дома книги» (сегодня в нем находится торговый центр «Черемушки»). В роскошной дубленке, в соответствующей шапке. Так и подмывало спросить: «Это у тебя соболя или шанхайский барс?».

Поздоровались, разговорились. На мой вопрос о причине его появления в наших краях Володя рассказал, что ему предложили поучаствовать деньгами в строительстве этого недостроя, и он приехал, чтобы поближе познакомиться с объектом. Потом разговор зашел на тему «кто есть ху?». Я рассказал, что работаю там же, руковожу департаментом машиностроения.