Владека подвела собственная хитрость: все привезенные им вещи были фактически детского размера. Он рассчитывал, что если на границе его спросят, почему у него столько много новых вещей, он сможет смело говорить: «Это все мои личные вещи, можете проверить размеры и убедиться в этом. Имею, мол, полное право личные вещи везти без ограничений!».
Никто его ни о чем не спросил, и Владек благополучно добрался до Пятигорска. Оставалось самое трудное – реализация товара.
Я заметил, что в гости к Владеку стали ходить какие-то подозрительные люди: о чем-то шепчутся, замолкают, если неожиданно войдешь в комнату, потом уходят с печалью на лицах, понимающе разводя руками. Наконец Владек рассказал мне о своей проблеме. Оказалось, что приходят к нему потенциальные покупатели вещей, но размеры их не устраивают, и никто ничего не берет.
Кто-то посоветовал Владеку везти товар на барахолку, но для этого необходимо было ехать в Минеральные Воды, куда ее недавно перевели из Пятигорска.
Владек стал упрашивать меня поехать с ним в Минводы, помочь в распродаже вещей и одновременно в преодолении языкового барьера. Я, конечно же, отказался. Тогда Владек начал сулить мне «златые горы»: заплатить сколько-то рублей разовым порядком, установить процент от суммы продаж, заплатить вне очереди за коньяк…
Что означало «вне очереди за коньяк»? На противоположной стороне улицы, напротив нашего санаторного корпуса, на склоне Машука располагалась миниатюрная шашлычная, в которой официантом, поваром, барменом и уборщицей одновременно был очень оригинальный кавказец по имени Рафик. (Позднее, во время антиалкогольной компании заведение переоборудовали под кафе-кондитерскую, и Рафик не стал в ней работать – конфеты и шоколад не смогли стать сферой его деятельности).
Практически каждый вечер после ужина мы с Владеком заходили к Рафику, который с нескрываемым презрением (пришли, мол, двое убогих) отмерял нам, по заведенному ритуалу, 50 граммов коньяку и подавал два пустых стакана. (Инициатором ритуала и его главным церемониймейстером был Владек). Мы занимали пустой столик, разливали свои 50 грамм на двоих и, если позволяла погода, любовались прекрасным видом на Главный Кавказский хребет в лучах заходящего солнца.
Бутылка коньяка в то время, если мне не изменяет память, стоила 4 р. 12 коп., наша порция, соответственно, – сущие копейки, но Владек следил за тем, чтобы очередность оплаты строго соблюдалась.
Отсюда и возникло у него «бонусное» предложение оплатить без очереди коньяк, но я не поддавался. Единственное, что я смог для него сделать, так это рано утром в ближайший выходной (базарный день) проводить с набитой сумкой на вокзал и усадить в электричку. Владек смотрел на меня, как на ненормального: «Человеку, мол, дают возможность легко заработать, а он чего-то кочевряжится! Совсем непонятный и недалекий человек!».
Вернулся Владек уже под вечер, с пустой сумкой, уставший, голодный и злой. Сперва непрерывно ругался, на чем свет стоит: «Пся крев! Бардзо нахальны морды! Взял бы свой пистоль и всем пустил бы пулю в лэб!». Потом потихоньку успокоился и рассказал о своих приключениях.
Он быстро нашел вещевой рынок, удачно расположился, начал предлагать свой товар. Шустрые минераловодские покупатели быстро устроили возле чудаковатого продавца сутолоку, начали примерять обновки (Владек доверчиво всем разрешал), потом покупатели в один миг исчезли вместе с вещами, не оставив ему ничего.
Возмущению Владека не было предела – меня он считал главным виновником случившегося и еще долго потом ворчал, несмотря на мои попытки смягчить обстановку.
Случай помог мне восстановить хорошие отношения с Владеком. Буквально за пару дней до окончания моего лечения за соседним с нашим обеденным столиком появилась женщина довольно привлекательной внешности: статная казачка лет 35-40, брюнетка с толстой косой и большими зелеными глазами, приехала лечить остеохондроз. Владек, без шуток, влюбился «з першего видзенья». Он меня, как сегодня говорит молодежь, достал: «Яка моцна дывтчина! Бардзо моцна!...», и так без конца.
Я предложил Владеку: «Да ты женись на ней, если нравится». Владек ответил, что он бы с удовольствием, да разве такая красивая женщина пойдет за него, за инвалида?
На следующий день мы случайно встретились с «казачкой» на процедуре, и мне представилась возможность переговорить с ней наедине. Я рассказал ей без обиняков, что мой «сокамерник» и сосед за столом, польский предприниматель и, по нашим меркам, весьма состоятельный человек, «положил на нее глаз» и в принципе готов даже предложить ей руку и сердце. Она вначале отнеслась к этому известию скептически, но потом дала согласие на знакомство («Никто ничем особо не рискует»).
Рассказала о себе: она живет в Волгограде, преподает литературу в старших классах в школе, с мужем рассталась два года назад из-за его увлечения водкой, воспитывает дочь 12 лет.
Владек такому известию несказанно обрадовался. Надо было видеть, как тщательно готовился он к своему первому, «ознакомительному», свиданию: он отутюжил свой костюм, рубашку, долго подбирал галстук, душился, купил цветы. Наконец мы смогли отправиться на смотрины.
Познакомились, Владек был, мне кажется, излишне чопорным, но в целом все прошло без каких-либо осложнений, и я с легким сердцем оставил «молодых». «Молодая» одно время жила в Западной Украине, знала «мову», и их общение было заметно более свободным, чем у меня.
Владек пришел поздно вечером ликующим: «Вшистко в пожондке!». – Предложение руки он еще не делал, но не исключено, что это произойдет очень скоро. А на следующее утро сразу после завтрака я уехал домой, и с Владеком больше не встречался.
А хотелось бы – он даже свой варшавский адрес давал: помню, жил он на улице Жеромского, но в Польше я ни разу не был и с Владеком не встретился. А жалко! Было бы интересно с ним повидаться!
Владек фанатично любил Польшу: с его слов, произносимых с горячей убежденностью, большинство шедевров мирового художественного наследия или научных открытий имеют польское происхождение, а Чайковский, Дунаевский и все другие «…ские» являются чистокровными поляками. Если послушать Владека, выходило, что во всех наиболее значимых победах над фашистами решающая роль принадлежит солдатам героических армий Крайовой и Людовой, а битва при Монте Кассино по своим масштабам превосходит все известные сражения Второй мировой, включая и Сталинградскую битву. И так было во всем. Я сразу привык к «ортодоксальному патриотизму» Владека и не спорил с ним – было бесполезно.
Бабушка моя, живя в Жмеринке, много встречалась с поляками, по-видимому, хорошо их знала и рассказывала, что такая самовлюбленность часто у них встречается. Про таких людей она говорила: «Ниц ничого нима, еден гонор ма» («Ничего нет, есть только гонор»).
Вот таким остался у меня в памяти пан Владек, первый лично знакомый мне настоящий капиталист – всегда торжественный и радостный человек, претендующий (нередко без всякого на то основания) на исключительность своего положения среди ему подобных.
Глава 56. Ялта
Отдых на Северном Кавказе нельзя было считать полноценным: семья в Георгиевске, я лечусь в Пятигорске. Как только Пилецкая меня подлечила, и я почувствовал себя более-менее здоровым, мы с Аллой и нашими друзьями Литвиновыми в сентябре 1970 года в разгар бархатного сезона «полудиким способом» поехали отдыхать в Ялту. «Полудиким» его мы назвали потому, что путевок у нас не было, а жили мы по протекции приятелей у частника, организовавшего «подпольный пансионат».
Петрович (так звали хозяина) имел дом, поделенный на ряд комнат-клетушек, которые он сдавал «дикарям», приехавшим отдыхать в Крым.
Чтобы попасть на отдых к Петровичу, нужно было иметь рекомендацию от людей, которые раньше у него уже отдыхали и ему понравились, а также заранее «списаться» с ним. У Петровича было одно требование к постояльцам: они должны быть «компанейскими», то есть веселыми людьми, любителями покушать, не ограничивающими себя какой-либо диетой, умеющими пошутить за столом и понимать шутки других. Как любил подчеркивать Петрович, «отдыхающие должны отдыхать сами и не отравлять отдых окружающим».