Мы пошли в контору «Аэрофлота», быстро нашли телефон торгпредства, там хорошо знали Бородулина, но выразили сожаление: «Бородулин примерно час назад ушел в фирму и будет только завтра». Что такое у торгпредских «ушел в фирму» в послеобеденное время, я примерно знал: это означало «с концами», и сегодня Бородулина мы уже не найдем. Пошли назад, с ужасом соображая, а вдруг «наш» пограничник сменился, и кто нас пустит назад? Но «наш» был на месте, без объяснений еще раз проштамповал наши паспорта, и мы опять стали обычными пассажирами.

Вскоре объявили посадку, и мы полетели в Бухарест, но эта история так быстро не закончилась. Когда мы возвратились в Москву, иностранные паспорта нужно было сдавать на хранение в отдел кадров «Машиноэкспорта». Я сдал свой паспорт и уехал в Воронеж. А Игорю пришлось «попрыгать»: бдительные кадровики обнаружили в его паспорте отметки о пересечении югославской границы и потребовали письменного объяснения, а потом доказательства этого объяснения, а потом дополнительного разъяснения…

Требовали они объяснений и от меня, предупреждали, что больше загранпаспорта мне не видать. Не знаю, припомнили бы кадровики в дальнейшем эту угрозу, но больше я по их линии за границу не ездил (так уж получилось), а потом на новом месте работы мне выдали служебный заграничный паспорт, и вопрос отпал сам.

В поездке по Румынии нас сопровождал заместитель министра геологии товарищ Замырка, высоченного роста и крепкого вида мужчина, принадлежавший к какой-то местной народности, которая, по его словам, отличается редкой любвеобильностью. О последнем качестве Замырка особенно любил с восторгом вспоминать и при каждом удобном случае рассказывал анекдоты, жанр которых у нас называют «окопным юмором».

Впрочем, были и «ничего», один из них перескажу.

Мы сидели мужской компанией, ужинали, разговаривали. Чтобы заполнить возникшую паузу, Игорь рассказал бородатый анекдот из цикла «секретарь-директор-главный инженер», в котором директор берет с собой в командировку новую секретаршу для проверки ее «качеств», и после возвращения делится впечатлениями с главным инженером: «Ты знаешь, ну - очень хороша! Очень! Но, ты знаешь, у меня жена все-таки лучше!». Потом поехал главный инженер, возвратился и говорит директору: «Ты как всегда прав – у тебя жена лучше…».

Посмеялись дружно, а потом Замырка говорит:

- А знаете, у нас в Румынии придумали продолжение этой истории. Проходит некоторое время, и секретарша объявляет мужчинам, что скоро у нее будет ребенок: «Не знаю, от кого, потом посмотрим. На кого будет больше похож, тот и будет считаться отцом».

Призадумались мужики: ситуация грозила обоим обернуться серьезными последствиями - вон из партии и с работы – такой был порядок в стране! Решили вскладчину отправить «виновницу» подальше, в специальный дом отдыха, а там будь, что будет.

Ждут с нетерпением. Вдруг главный инженер приходит на работу в трауре, директор с участием спрашивает:

- У тебя что-то случилось?

- Да ты что, не знаешь? Наша-то родила! Двух мальчишек!

- Так это же прекрасно: один – тебе, другой – мне!

- Я согласен, но беда в том, что мой, к сожалению, умер…

Остальные анекдоты у Замырки были значительно «ниже пояса», и не стоят того, чтобы их передавать потомкам. Расскажу быль.

* * *

Когда стало ясно, что в Румынию станок будет поставлен, Замырка предложил: «Давай съездим на место, где он должен работать. Там пока еще ничего нет, только лес, но место уже знаменито – здесь лично Чаушеску пожал мне руку (есть фото) и пожелал успехов».

Заняться было нечем, и мы поехали. Ехали несколько часов на машине на север Румынии. Очень красивые места: горы, леса, реки, но все впечатление сразу меркло, когда по дорогам в сельской местности мы видели местных жителей: сплошь каких-то изможденных, голодных на вид, в глазах – беспросветная тоска. Жуткое ощущение!

Когда ехали по глухому лесу, встретили группу людей, возившихся вокруг костра. Я поинтересовался, что они делают, и Замырка, всмотревшись, оживился, заинтриговал и пообещал на обратном пути обязательно заехать.

Мы добрались до цели нашего путешествия, полюбовались пейзажем и поехали назад. Подъезжаем, как было обещано, к тому самому костру и наблюдаем разгар процесса самогоноварения. На костре греется медный котел с герметичной крышкой и рукояткой сверху, с помощью которой содержимое котла медленно перемешивает преклонного возраста и болезненного вида человек, по всему видно – главный «специалист». Из котла выходит змеевик, который охлаждается в ручье, стекающем тут же со склона горы, а из змеевика тонкой струйкой вытекает цуйка – так называется в Румынии национальный крепкий напиток. Народ занят подсобными работами: готовят дрова, следят за костром, складируют готовую продукцию и т.д. На всех отпечаток крайней нужды и обреченности.

Важная деталь: выше всех на специальном помосте восседал человек карикатурной наружности. В противоположность всем остальным толстый до безобразия, в милицейской форме с портупеей, на животе – пистолет, руки уперты в колени, всем видом подчеркивает свое превосходство над окружающими.

Замырка подошел к «надсмотрщику», о чем-то поговорил, показал ему удостоверение, и тот с царственным видом милостиво дал разрешение удовлетворить просьбу гостя. Замырка подставил под змеевик какую-то подозрительного вида кружку, нацедил в нее «свежака» и протянул мне: «Пей!».

Пока Замырка разговаривал, я заглянул в чан, где находилась барда, подлежащая перегонке. В барде было все, что растет и плодоносит в лесу: дикие груши, яблоки, кизил, боярышник, сливы.… Косточки, конечно, из плодов не вынимались, и перегонка осуществлялась вместе с ними. Я сразу сообразил, что цуйку пить нельзя: синильная кислота! И догадался, наконец, почему у меня с утра так раскалывается голова – да потому, что я вечером поддался Замырке и пил с ним цуйку, забыв про привычную для наших организмов водку.

Кто-то из классиков сказал, что нельзя доверять предложениям неопохмелившегося человека. Поэтому я наотрез отказался от предложения Замырки тестировать свежую цуйку. Тот с обиженным видом все выпил сам, и мы поехали дальше. Проехав немного, Замырка неожиданно сказал: «Ты был прав, когда отказался пить. Такой отвратительной цуйки я в жизни не пробовал!».

Я отметил, что прав был упомянутый классик: стоило только опохмелиться человеку, и его словам стало возможным верить.

Глава 51. 70-е. «В Воронеже прессуют сталь»

Свои зарубежные впечатления я, по-моему, осветил достаточно полно, теперь о работе. В мае 1971 года приказом Министра я был назначен главным инженером завода, и потянулись для меня напряженные будни.

Бытует такое мнение, что главному инженеру на заводе вольготно жить: ответственности никакой, можно не перетруждаться. Но подобная мысль может появиться только от поверхностного знания темы. На самом деле, работа главного инженера не имеет пределов ни по количеству перерабатываемой информации, ни в плане повышения квалификации, и если относиться к ней со всей серьезностью, она превосходит по всем этим показателям функциональные обязанности любого руководителя – производственника, «капитальщика», экономиста или «коммерсанта».

Не утверждаю, что я был идеальным главным инженером, но могу не без гордости заявить, что мне кое-что удалось. Например, внедрение в производственных масштабах (впервые в мире!) процесса «жидкой штамповки» стали. По-моему, это неправильное название, было бы правильнее называть «пресс-литье».

Началось все с проблемы, возникшей при освоении производства самоходных вагонов. Есть в этой машине очень ответственная деталь – поворотный кулак, обеспечивающий крепление каждого из четырех приводных и одновременно поворотных колес вагона, вес которого с грузом достигает 25 тонн (у последних моделей – до 40). Учитывая высокие требования к прочностным характеристикам кулака, заготовку для него приходилось изготавливать методом свободной ковки из качественных видов стали. Кузнечного оборудования необходимой мощности на заводе не было, и требуемые поковки приходилось заказывать на стороне. В таких случаях поставщики не скупятся на припуски, и при весе готовой детали около 30 килограммов поковка весила более 350. Это означало, что для изготовления комплекта кулаков только для одного вагона требовалось перевести в стружку почти полторы тонны конструкционной стали. Но дело было не только в металле: главная проблема заключалась в острой нехватке квалифицированных расточников и фрезеровщиков, которые вынуждены были заниматься «производством стружки». Да и требуемое оборудование (расточные и крупные фрезерные станки) имелось на заводе в ограниченном количестве.