Ландшафт Индии однообразен: красного цвета почва, поля с постоянно горбатящимися над ними людьми, редкие деревья, не дающие нормальной тени, и деревни с жалкими глинобитными лачугами – вот и все.

Что примечательно: в городах полно людей, которые не делают ничего - лежат, сидят или шатаются в поисках пищи. В деревнях же, чувствуется, люди работают с утра до ночи, а по внешнему виду селяне ничем не отличаются от городских: одинаково худые, жалко одетые, в глазах у всех печаль.

В Индии мне рассказали анекдот, оставшийся со времен английского владычества, в котором как мне кажется, делается попытка заглянуть в душу индуса:

Англичанин увидел индуса, сидящего под пальмой и созерцающего мир. Решил поговорить.

- Послушай, а почему ты ничего не делаешь?

- А что мне нужно делать?

- Ну, возьми, к примеру, сорви эти бананы и продай их.

- И что дальше?

- А дальше ты можешь еще продать. Потом еще…

- Зачем это все?

- Потом ты накопишь много денег, станешь уважаемым саибом и сможешь не работать.

- Так я уже и сейчас не работаю!

Посмотришь-посмотришь и подумаешь – а может, в чем-то он и прав, этот «созерцатель мира»?

Однажды мы сидели в ожидании самолета в здании аэропорта, и наше внимание привлек странного вида человек: белобрысый, явно европеец, в национальной белой накидке, стриженый наголо – только на макушке «оселедец», как у репинского запорожца, ходит между пассажирами, распространяет какие-то буклеты. Подошел к нам. Разговорились.

Оказалось, он англичанин, третий год живет в Индии. Приехал изучать индийскую культуру, быт и религию. Их здесь группа 20 человек. Живет он в сельской хижине, как простой крестьянин, ничем не отличается от простых людей. Продолжать изучение он собирается еще год, потом планирует уехать домой и стать пропагандистом индийского мировоззрения у себя в Англии. На вопрос, что он нашел привлекательного для себя в местных учениях, он с воодушевлением начал рассказывать:

- Это так интересно! Интересно и совсем просто! Человеку, если подумать, требуется совсем немного: горстка простой еды, кусок материи, чтоб прикрыть наготу, пристанище для ночлега и любовь со стороны противоположного пола. И все! И так просто! Любовь – главное, потом – еда, остальное – не очень существенно. Но вы почувствуете, например, … , и начал агитацию. Хорошо, что мы улетели, а то неизвестно, чем бы закончилось.

* * *

Опять я отвлекся.

Добрались мы до Кхаджурахо. Территория огорожена красивым забором, сложенным из природного «рваного» камня, у входа надпись, что храм имеет историю с 1147 года, (я отметил про себя, что это год основания Москвы). Вошли на территорию, и челюсти у нас отвалились: мы увидели самую что ни есть «крутую» порнографию в камне. Сверху донизу здание было украшено многочисленными мраморными скульптурами - влюбленными парами, говоря фигурально, не скрывающими своих чувств. Вверху фигуры были с человеческий рост и даже больше, внизу располагались миниатюры, по размеру пригодные для установки где-нибудь на каминной полке.

В некоторых случаях можно было уловить какой-то общий сюжет в изображениях: вот просыпается, назовем ее так, княжна, ее умывают, причесывают, растирают, очевидно, благовониями. Затем приходит, по всему можно понять, любовник, и начинается танец, имеющий естественное продолжение. Потом приходят еще парочки, и начинается «групповуха».

На наш взгляд, который был воспитан в духе социалистического реализма, у авторов скульптур понятия о приличиях начисто отсутствовали: все интимные подробности, которые у нас в изобразительном искусстве принято хотя бы частично скрывать, здесь высвечивались во всей красоте и с мельчайшими деталями.

Внутри храма проводились реставрационные работы, и для посещений он был закрыт. Нам пришлось довольствоваться настенными шедеврами и скульптурами, разбросанными по территории храма. Разнообразием сюжета они особенно не отличались, но меня поразило другое – поведение посетителей и их реакция на эти сюжеты.

В воскресный день многие пришли семьями, да так и бродили группами от одной скульптуры к другой - старики, их дети, дети их детей – от мала до велика. Станут в кружок вокруг скульптуры, дедушка что-то с умилением говорит и пытается жестами иллюстрировать, а остальные внимательно слушают.

Я подумал, что попади я сюда с Аллой или, скажем, со знакомыми сверстницами, я смог бы спокойно поддерживать разговор и даже вести его, если потребуется. Но я себе даже представить не мог, что бы я делал, если б очутился здесь со своей матерью или с дочерьми… Я был готов сквозь землю провалиться от одной только мысли об этом.

Спрашиваю у Бориса: «Скажи, пожалуйста, о чем они говорят?». Тот прислушался и говорит: «Он рассказывает, как им хорошо, как они испытывают высшее счастье и величайшее наслаждение. В этот момент они видятся с Богом, а Бог видит их».

После такого пояснения я еще раз убедился в правоте слов Редьярда Киплинга: «Запад есть Запад, а Восток есть Восток, и им никогда не сойтись!».

Посещение Кхаджурахо не обошлось без происшествия. Рядом с храмом находился овощной рынок, привлекший наше внимание обилием тропической экзотики, большей частью неизвестной. До этого я никогда не пил натуральный кокосовый сок и решил попробовать.

Торговал кокосами, без преувеличения, виртуоз: он брал орех в левую руку и, чувствуется, очень острым ножом резким ударом срубал у него макушку. Делал он это красиво и безупречно: часть скорлупы отскакивала, и обнажалось небольшое отверстие, прикрытое тонкой белой пленкой. Затем виртуоз указательным пальцем дырявил пленку и протягивал кокос покупателю: «Пейте, пожалуйста!». (Свой испачканный палец он тотчас же тщательным образом обсасывал).

Мои спутники наотрез отказались «тестировать» кокос, а я рискнул и заказал один, но только потребовал исключить из процедуры операцию с пальцем. «Бармен» сделал все, как просили, и я, пользуясь своим складным ножом, вырезал пленку и немного отпил. Не понравилось совершенно: невкусное пойло, разогретое на солнце, жажду совсем не утоляет (может, его необходимо было охлаждать?).

Бросили кокос недопитым и поехали назад, в Калькутту. В пути, проезжая через какую-то деревушку, встретили огромного домашнего слона (я такого большого даже в цирке не видел). Слон, перегородив всякое движение, с царственным видом шел посреди улицы (хозяин рядом) и протягивал хобот в каждый дом. Ему оттуда подавали кто что мог: кусок арбуза, помидор, лепешку… Поравнявшись с нами, слон просунул хобот в окно и слегка фыркнул (Как заметил Чугунов, слон остался недоволен запахами виски – сорт не понравился).

Борис дал слону небольшую гроздь бананов (стало ясно, для чего он ее купил на базаре, но есть не стал), и тот отправил гроздь в рот с видимым удовольствием. Мы спросили Бориса, почему слон ведет себя избирательно: к пассажирам впереди стоящей машины он не обращался, а к нам влез своим хоботом?

Борис рассказал, что это известный на всю округу слон, и он делает много тяжелой работы для общества. То, что мы видим, это обычный вечерний ритуал кормежки слона – так делается каждый день в различных местах. Борис знал, что со слоном в пути возможна встреча, и потому на всякий случай купил немного бананов. А что слон залез к нам в машину – так он научился на расстоянии читать мысли людей. Слон знал, что у нас есть угощение и поэтому протянул «руку». Все это Борис говорил с полной серьезностью, и попробуй не поверь ему после увиденного!

Несмотря на проведенные в пути традиционные «профилактические работы», кокос тест не прошел, и по приезду в отель у меня внутри сперва забурчало, а потом и совсем «сорвало резьбу». Утром Кхемка поинтересовался, как дела, и я рассказал ему о своей беде.

Кхемка повез меня к своему семейному врачу. Тот имел собственную клинику и по виду выглядел респектабельнейшим маэстро: черный костюм, очки в золотой оправе, авторучка с золотым пером, в кабинете непередаваемо пахнет. Доктор внимательно меня осмотрел, особенно тщательно – язык, измерил ладонью температуру, пульс, потом выписал рецепт на лекарство. Мы его здесь же в клинике и приобрели: две большие, почти как аспирин «Упса», таблетки, которые принес на подносе со стаканом чистой воды запыхавшийся человек в чалме и в красных шароварах.