Варламов утихомирился, и собрание прошло без эксцессов: попробовали отговорить, пошутили, посмеялись и отпустили Топа «в буржуи».

Топы уехали и, судя по письмам, которые Аркадий писал в цех своему другу, футбольному болельщику, зажили там благополучно. Старый Герш вскоре умер, а Аркаша, судя по письмам, где-то работал, но постоянно интересовался, закончили ли осваивать валки на новый сепаратор, да как там играет воронежская футбольная команда «Труд»? Для него футбольный день в Воронеже был всегда «святым»: в любую погоду, что бы ни назначал начальник цеха, Аркадий всегда убегал на стадион. А в Америке футбола в то время не было – скукотище, да и только!

Рассказывают, что спустя несколько лет Аркадий появился в Воронеже, сходил на стадион (там уже играл не «Труд», а Факел»), остался очень недоволен игрой, вновь, по слухам, зарегистрировался со своей бывшей женой и уехал жить в Одессу.

Глава 44. 70-е годы. Капитальное строительство

Так уж случилось, что как главному инженеру мне пришлось много заниматься капитальным строительством, и подтолкнула меня к этой деятельности беседа с главным инженером нашего Главка Михаилом Сидоровичем Варичем. Он был интересным человеком, оригинальным, во всяком случае: пришел из цветной металлургии, хорошо знал технологию подземных работ, был ярым энтузиастом самоходной бурильной техники, хорошо разбирался в вопросах капитального строительства. Вопросы технологии машиностроительного производства он считал второстепенными и занимался ими постольку-поскольку.

Когда я приехал в Главк первый раз, будучи в роли главного инженера, Варич уже при первом знакомстве у меня спросил:

- Как идут дела на строительстве нового цеха металлоконструкций?

- Хорошо! Колонны уже ставят, плиты перекрытия начали монтировать…

- А сколько колонн уже поставили? А сколько осталось? А сколько средств освоили? А какая будет перспектива на конец года? А на следующий год?

Я начал робко что-то мямлить вроде:

- Это я не помню, это нужно уточнить у капитальщиков…

- Ну, дорогой, так дело у нас не пойдет! Запомни: у главного инженера главное – перспектива, а она чаще всего зависит от капитального строительства. Тебе нужно самым активным образом вникать в процесс, следить за финансированием, за ходом подрядных работ, за качеством строительства. И уж конечно, всегда помнить, сколько смонтировали колонн и сколько осталось.

Возразить мне было нечего, и я стал «вникать». Первым делом я открыл для себя парадоксальный факт, что капитальщики всегда стремятся занизить план в деньгах (в этом случае появляется больше возможностей для выполнения), а в моих интересах, как от меня требовал Варич, было скорее закончить стройку. Поэтому я начинал «воевать» за деньги задолго до начала верстки плана капитального строительства – сначала в своем министерстве, затем в смежных, выпрашивая в Минчермете и Минцветмете деньги на долевое участие в нашем строительстве – и зачастую это получалось!

Но финансовые средства – это только полдела: нужно еще и освоить их, что было не менее сложно. Приходилось встречаться на планерках с подрядчиками и субподрядчиками, скандалить с ними, воевать, а иногда помогать (главный инженер завода по сравнению с заместителем директора по капитальному строительству всегда имеет больше возможностей помочь).

Короче, я втянулся в «капиталку». Мы распределились с Мачулой: он занимается строительством жилья (ежегодно – один жилой дом!), а я - промышленным строительством. Без лишней скромности скажу, что благодаря политике жесткого с моей стороны контроля за промстроительством на заводе значительно быстрее были построены цех металлоконструкций, кузнечно-прессовый цех, станция нейтрализации сточных вод, сталелитейный цех. Также были созданы все предпосылки для строительства цеха под условным названием «цех гидроцилиндров», включающий такие важнейшие для обеспечения качества машин производства, как термообработка и гальванопокрытия. Корпус этот был построен уже после моего перевода в Госплан СССР, но я его тоже считаю «родным».

Последним «моим» строительным объектом на заводе был сталелитейный цех – самый легкий по организации работ и самый сложный по фактическому их проведению и последствиям. Простым он был потому, что я смог, пользуясь личными связями «наверху», включить цех в перечень 100 пусковых строек СССР, контролируемых в 1981 году ЦК КПСС. А это означало, что на местах осуществлялся необычайно жесткий контроль: по Воронежской области такой «чести» были удостоены лишь наш цех и хлебозавод, и поэтому каждую субботу (за небольшим исключением) на стройку приезжал второй секретарь обкома Анатолий Григорьевич Шумейко, бывший директор Воронежского авиационного завода, который со строителями церемониться не любил.

Чтобы работа на стройке шла без задержек, заводу необходимо было готовить четкие графики, контролировать их и «заряжать патроны» начальству на очередной планерке, не забывая ни одного нарушителя. Такой благоприятной обстановкой в организационных вопросах мы воспользовались, и первая очередь цеха была завершена точно в срок: к Новому году первая жидкая сталь была получена!

Цех был очень похож на настоящий, но работать в нем было нельзя. Было смонтировано абсолютно все оборудование, предусмотренное проектом: электропечи, конвейеры, транспортеры, выбивные машины, вентиляционные системы, сотни наименований «нестандартки», все было опробовано, но комплексно работать не могло.

Подвела нас во многом советская система планирования капитального строительства: нормативный срок строительства такого цеха – два года. Стройка записывается в план, и под нее выделяются наряды на оборудование, а позже и финансовые средства. Точнее сказать – должны выделяться, так как деньги «записываются» в недостаточном количестве (все равно, мол, не освоите), и строительство растягивается на несколько лет вместо положенных двух. Ситуация получается комичная, как в известном английском анекдоте: «Чемодан закрыт, ключ в кармане брюк, а брюки в чемодане» – стройку нельзя завершить из-за недостатка средств, а средства не выделяются, так как в намеченный срок их невозможно будет освоить.

Ситуацией пользуются некоторые недобросовестные поставщики оборудования и «гонят» откровенный брак: они хорошо видят, что, исходя из состояния стройки, гарантийный срок у оборудования закончится значительно раньше начала его монтажа, и за качеством продукции совершенно не следят. Приведу характерный пример.

В первый раз пуск нашего литейного цеха был «записан» на 1978 год, и потому наряды на оборудования были выданы с поставкой не позднее третьего квартала. В середине года на завод приехал представитель Новосибирского завода литейного оборудования, чтобы согласовать график поставки литейных конвейеров. Исходя из фактического состояния стройки (а там еще «конь не валялся»), мы согласовали срок поставки оборудования на конец года. Заливочный конвейер и другие машины были поставлены с небольшой задержкой, но мы не возражали – ставить их было некуда. Оборудование прикрыли рубероидом и оставили в ожидании монтажа на хранение под открытым небом.

Когда спустя три года мы приступили к монтажу, то ужаснулись. У нас, к сожалению, было достаточно своих бракоделов, но увидеть такое… Например, в катках конвейерных тележек вместо шарикоподшипников были обнаружены деревянные «болванки» - их вставили только для того, чтобы конструкция не развалилась. Слово «брак» было слишком мягкой характеристикой увиденного, но претензии мы предъявлять не могли – допустимый срок вышел.

Пришлось нам практически все оборудование (его было более тысячи тонн) разбирать, доделывать, переделывать, то есть проводить полную профилактику, а на все нужно было время и квалифицированные рабочие руки, а ни того, ни другого в подобных случаях никогда нет.

Короче, первая очередь сталелитейного цеха была официально принята в эксплуатацию, но продукция не выдавалась: оборудование требовало доводки, да и технологически это было невозможно, так как не было еще обрубного отделения, включенного во вторую очередь (так требовали особенности и странности советского планирования).