Николай рискнул и ступил на новую для себя стезю - полиграфическое дело. Освоил компьютер, изучил специфику полиграфических программ, благо, «база» в голове была академической. На территории Воронежской областной типографии арендовал крохотную комнатёнку и неисправную печатную машину, восстановил её, научился печатать сам, потом научил людей. Так помаленьку врос в рынок. В него поверил банк, дал кредит и дело пошло. Семь лет по просьбе руководства областной типографии работал в ней по совместительству главным инженером.
По-моему, Николай стал профессионалом. Я, конечно, дилетант в этом деле, но имею основание говорить так по следующим причинам.
Однажды он попросил меня познакомить его с профессионалами, занятыми выпуском типографского оборудования. Я рекомендовал ему обратиться на специализированный завод в Санкт-Петербурге, предварительно переговорив с его директором, Соловейчиком Александром Михайловичем.
Через пару недель Александр Михайлович рассказывал мне, что главный инженер их завода, признанный корифей в оборудовании для типографий, был поражен глубиной знаний Николая. Тот рассказывал о некоторых новинках, свободно ориентировался в зарубежной практике, дал несколько профессиональных предложений по улучшению существующей на заводе технологии. Расстались они в восторге друг от друга. Александра Михайловича я знал давно, верил ему, да и с какой стати ему необходимо было что-то сочинять?
А Николай стал профессионально заниматься типографским делом и сейчас успешно, на мой взгляд, руководит своей собственной типографий, одной из лучших в городе Воронеже.
Пожелаем же счастья ему и его многодетной семье.
Глава 40. Производство на заводе в 60-х годах
Продолжу свой рассказ о заводе.
Итак, в феврале 1965 года я был назначен начальником отдела механизации – сравнительно небольшого в масштабах завода вспомогательного подразделения, но важного в смысле необходимости в заводской технологической цепочке. Назначение совпало по времени с бумом развития производства, вызванного, как ни странно, «кукурузной лихорадкой», которую переживала наша страна по инициативе Хрущева. Посевы кукурузы росли, а убирать ее было нечем – не хватало техники. (В Воронеже даже произошел скандальный случай, когда поздней осенью неубранную кукурузу «прикатали» рельсом, привязанным к трактору, чтобы – не приведи Господь, ушедшие под снег кукурузные поля не смог заметить Хрущев, колесивший в это время по дорогам области с очередным визитом).
Херсонский комбайновый завод выпускал кукурузоуборочные комбайны ККХ-З (прицепные, с захватом на три рядка), но его производство не обеспечивало потребности союзного сельского хозяйства. Как-то в Москве на совещании Хрущев поставил перед машиностроением задачу: существенно расширить производство ККХ-3 и проблему снять (как всегда, быстро, немедленно!). Кто берется?
На этом совещании присутствовал наш первый секретарь обкома партии Хитров. Он-то и проявил инициативу и принял историческое для завода решение, ответив: «Мы!».
В принципе, решение было оптимальным: завод расположен удачно, в центре потребителей, на заводе завершалось строительство нового корпуса площадью около 20 тысяч квадратных метров, кадры в городе имелись в достаточных количествах, а огромная площадка завода с хорошими подъездными путями позволяла без осложнений осуществлять размещение комплектующих изделий и готовой продукции.
Особенностью нового производства было то, что оно организовывалось в условиях первых шагов нашей экономики по переводу оборонной промышленности на гражданские рельсы. Наш завод был определен головным, сборочным предприятием, а к нему «пристегнули» свыше 40 крупных предприятий оборонного комплекса, расположенных в Саратове, Ульяновске, Челябинске, Ленинграде и других городах. Им было поручено изготовление практически всех мало-мальски ответственных узлов и деталей комбайна. Нам же поручалось производство разного рода нестандартного крепежа, листовая штамповка деталей типа кожухов, клепка колес, общая сборка и окраска изделия.
И карусель завертелась сначала для вспомогательных служб, когда за несколько месяцев потребовалось спроектировать, изготовить и смонтировать транспортные конвейеры, окрасочные камеры, уйму нестандартизированного оборудования, оснастки, потом напряжение перешло и в основные цеха. Потрудиться пришлось всем, но в строго намеченный срок, в конце 1962 года, на заводе был начат выпуск комбайнов ККХ-3.
Следует отметить некоторые особенности нового производства.
Во-первых, высочайшую дисциплину поставщиков – послевоенные оборонные предприятия к «кукурузному» заказу отнеслись, как к приказу Верховного Главнокомандующего: со всей ответственностью. Задолго до начала производства с опережением графика наш завод был буквально завален комплектующими узлами, и проблемы с их наличием потом возникали лишь в порядке исключения.
Во-вторых, следует отдельно отметить высочайшее качество изготовления поступающих компонентов. На заводах-поставщиках, очевидно, существовал особенный технологический уклад, не позволявший исполнителю без разрешения допускать отклонения от требований технической документации даже в случае, если эти отклонения повышали качество.
Первые месяцы после начала подготовки производства нашим конструкторам часто приходилось выслушивать просьбы поставщиков примерно такого содержания: «У нас на предприятии не применяется сталь ст.5, можно ли ее заменить на сталь 40ХН?», или: «Можно чугун СЧ 12-24 мы заменим на модифицированный марки …?». А однажды просьба состояла в том, чтобы разрешить дополнительную термообработку шлицев и их шлифовку вместо «сырого» вида поставок (контрольная служба этого поставщика посчитала, что выпуск даже небольшой партии валов без шлифования и термообработки в дальнейшем неблагоприятно повлияет на уровень технологической дисциплины на предприятии).
Подобные изменения, конечно же, могли только повысить качество комбайна (доказано жизнью, и я об этом еще обязательно расскажу!), и оформлять их следовало лишь по формальным соображениям. Конечно, изменения влекли за собой увеличение себестоимости продукции, но кто тогда посмел бы эту себестоимость считать! Главным был лозунг: «План – любой ценой!».
Производство комбайнов шло гладко, без серьезных проблем, но наступил октябрь 1964 года, Хрущев был отправлен на пенсию, а с его уходом прекратилась «кукурузная лихорадка», и процесс пошел, как у нас часто бывает, в противоположном направлении: спрос на кукурузоуборочные комбайны прекратился, и их производство пришлось в 1965 году остановить. Но при плановой системе срабатывает принцип инерции производства, и у нас на складе готовой продукции скопилось около 8 тысяч нереализованных комбайнов, на которые не было сбыта. Три года ушло на то, чтобы с большим трудом реализовать большую часть остатков, но на складе еще оставалось 2 тысячи штук.
Неожиданно из Болгарии поступила просьба продать им крупную партию комбайнов. В принципе, подобные поставки были запрещены: нельзя было поставлять на экспорт продукцию, простоявшую несколько лет под открытым небом, да еще и изготовленную без учета специальных требований.
Леонид Николаевич Хрустачев, ставший к тому времени генеральным директором завода, любил повторять: «Чем хороша Советская власть – ты можешь решить любой, самый трудный вопрос, но для этого необходимо его ре-ша-ть!». И он решил: подписал кучу гарантий по качеству (весьма смелый поступок), и контрольная экспортная инспекция выдала заводу разрешение на поставку комбайнов в Болгарию. (Перед поставкой комбайны были лишь промыты и повторно окрашены).
К этому времени я уже был заместителем директора по производству и в числе всего прочего стал отвечать за экспортные поставки. На мой вопрос, не рискует ли он, давая смелые гарантии, Леонид Николаевич мне объяснил, чем он руководствовался при принятии решения: «Вы можете мне объяснить, почему за пять лет поставок комбайнов мы не получили ни единой рекламации от селян? Потому, что комбайны эти были изготовлены нашими оборонщиками в условиях строжайшего соблюдения абсолютно всех требований технической документации, а зачастую – выше этих требований! И с учетом этого я могу безо всякого риска подписать любые гарантии работоспособности поставляемой техники».