Женьку не устраивала зарплата на казенном предприятии, и он ушел на «вольные хлеба» - одним из первых в Воронеже стал заниматься запрещенным в то время предпринимательством: оббивать декоративной пленкой двери в жилых домах. Делал он это очень споро, и быстро начал зарабатывать хорошие деньги (мне такие не могли и сниться).

Чтобы власти не считали его тунеядцем, он устроился сантехником в местной церковной патриархии, не претендуя ни на какую зарплату и не получая ни копейки за работу. Женька сам сантехником никогда не был, а в необходимых случаях приглашал «временные коллективы» квалифицированных рабочих и щедро оплачивал их труд. Такая работа вполне устраивала и работодателей, и рабочих, и самого предпринимателя.

Не знаю, каким образом Женька где–то достал (подозреваю, попросту стащил) довольно большой церковный колокол – по его словам, килограммов триста весом. Долго думал, что с ним делать и решил: «Подарю-ка я этот колокол Володе Высоцкому: как я слышал, они с Мариной сейчас заканчивают строительство дачи, пусть установят его там в самом центре участка. Надо будет, допустим, собрать гостей к обеду – сразу - Бам! Бам! Бам! – и все идут. Здорово?».

Воодушевленный идеей, Женька выбросил все лишнее из своего «Жигуленка» и с большим трудом загрузил колокол. Конечно, это было издевательство над машиной: ехать можно было со скоростью 20-30 километров в час, она скрипела, «рычала», но все же тащилась, правда, как черепаха.. Останавливали ГАИшники, требовали прекратить эксперименты на дороге (откупался), предлагали помочь найти грузовой транспорт (отказывался – он ведь вез подарок, доставить нужно было лично!).

Женька мучился больше двух суток, добрался до Москвы, но здесь его ожидало страшное потрясение: в этот день Высоцкий умер. Опечаленный Женька пустился в обратный путь.

Вернувшись, Женя сразу поехал в какую-то деревню под Воронежем, где, как он знал, церковь не имела хорошего колокола, и предложил местному священнику: «Я подарю церкви этот колокол, если церковь примет обязательство ежегодно такого-то числа в течение … лет (не помню точно, по-моему, ста лет) служить молебен в память о Владимире».

Священник согласился. Подписали соответствующий договор, который, как Женя мне впоследствии рассказывал, выполняется неукоснительно (он ежегодно проверял лично).

У Ады ничего с Женей не получилось – уж больно разные были у них характеры! А Женька продолжал наведываться, привлекал Колю к своему труду (закладывал азы предпринимательства, которые тому впоследствии пригодились) и всячески помогал их семье до самой смерти Ады. Сам он преждевременно скончался от язвы желудка.

А Ада спустя несколько лет после переезда в Воронеж подхватила страшную болезнь крови. Как-то она была у нас в гостях, пили чай. Уже засобиралась домой, как вдруг что-то ее кольнуло в животе. Потом сильнее. Утром звоню на работу, сообщают: «Ада во второй городской больнице, ей сделали операцию».

Еду, узнаю: оказывается, у Ады кровь склонна к появлению сгустков, в результате этого образовался тромб, который закупорил кровеносный сосуд, питающий кишечник, что в конечном итоге должно было закончиться самым неблагоприятным образом.

Когда ночью Аде стало совсем плохо, она вызвала скорую, а та ее доставила в дежурившую той ночью вторую городскую больницу, славившуюся в Воронеже довольно высоким уровнем квалификации медицинского персонала. По счастью, дежурил знаменитый в городе хирург Горкер, про которого коллеги дружески злословили, что единственной панацеей от всех болезней он признает лишь хирургическое вмешательство. И это оказалось благом: Горкер осмотрел пациентку и немедленно скомандовал: «На стол!».

Вскрыли, удалили около полутора метров кишечника, зашили, и началась долгая борьба за выздоровление. Горкер сказал, что операция прошла удачно, но его беспокоит состояние крови Ады – в любой момент может образоваться новый тромб, и тогда… Нужны лекарства, желательно западногерманские.

Активные и результативные поиски лекарств было кому осуществить: Роза Григорьевна быстро решила все вопросы, основной кризис миновал, и Ада через некоторое время вышла на работу, находясь под медицинским наблюдением и постоянно принимая массу лекарств. Работать на прежней должности ей стало тяжело (командировки!), и она перешла заведовать небольшой аптекой в районе Березовой рощи в Северном районе Воронежа..

И вообще ей стало психологически трудно жить. Ее медицинское образование позволило ей досконально изучить свою болезнь: прочесть учебники, научные труды, ознакомиться с результатами врачебной практики в аналогичных случаях. Перспективы были неутешительными: все пациенты недолго жили после операции (три-четыре года, лишь один около десяти лет), кого-то из наших космонавтов вылечить так и не смогли. Но Ада была оптимистка по натуре и крепилась, хотя порою чувствовалось, что ей нелегко.

Приступы усиливались, и в декабре 1982 года она вновь попала в больницу, из которой уже не вышла: ее поджелудочная железа окончательно разрушилась от большого количества лекарственной «химии», и она уходила из жизни, как рассказывают, в ужасных мучениях.

Я в это время уже перебрался в Москву (Алла переехать еще не успела), приехал в Воронеж 30 декабря, но Аду в живых уже не застал. Хоронили ее в предновогодний день 31 декабря. Собралась масса знакомых, друзей (ее многие уважали и даже любили, и она оставила после себя добрую память). Торопились, конечно же, но прощанье прошло трогательно.

(С уходом из жизни Ады у меня не осталось никого из близких родных старше меня – и вот «скриплю» уже больше 30 лет, книжку пытаюсь написать для потомков...)

На похороны Ады приезжал ее брат Виталий с женой Люсей. В этот же день, 31 декабря, ему исполнилось ровно 50 лет. Мы с Аллой пригласили их к себе домой. Посидели, поговорили, с траурным привкусом отметили и встречу Нового года, и юбилей Виталия, и поминки Ады.

Расстались по-доброму (а что нам делить?). Потом в Москве несколько раз встречались, отметили 60-летие Виталия, потом стали встречаться реже, а затем совсем потеряли друг друга на несколько лет. В Москве так случается нередко: люди поддерживают хорошие отношения, потом без причин забывают даже про телефон, но вдруг неожиданно контакты возобновляются, как будто никто и не пропадал. Так случилось и у нас с Виталием.

Неожиданно звонок: «Привет…Как поживаешь?... Знаешь, у меня юбилей 80 лет, будут мои сотрудники, приходите с Аллой…». Конечно же мы пришли. Виталий внешне практически не изменился: такой же стройный, спокойный и уравновешенный, выглядит моложаво, по оценке Аллы – лет на 60. По-прежнему работает в РАЕНе, преподает и занимается наукой, пишет книги. Люся умерла несколько лет назад. У Виталия другая жена, Татьяна, очень обаятельная женщина, внешне подходящая ему во всех отношениях. Чувствуется, что живут они в мире и в согласии.

Потом Цыгички пригласили нас к себе домой, а потом с ответным визитом были у нас. Обе встречи прошли «в теплой дружественной обстановке», и мы решили продолжить традицию летом, на дачах.

Глава 39. Коля Цыгичко, сын Ады

С четырёх лет единственного сына Ады Колю воспитывала бабушка, моя мама. В Георгиевске он посещал детский сад, потом пошел в школу и закончил первый класс, а когда у Ады решился вопрос с жильем, переехал жить и учиться в Воронеж.

Все летние школьные каникулы Коля проводил у бабушки: в младших классах – под неустанным домашним надзором, а когда повзрослел – с привлечением элементов трудового воспитания. Мама считала обязательным, чтобы дети понемногу, но постоянно трудились: полить цветы, прополоть в огороде, что-то убрать – подобные задания давались ежедневно, и заниматься «своим» делом можно было только после полного завершения заданий. Помню, как я сам страдал:

- Мам, я на речку пойду, можно?

- А ты сколько вишен собрал? Полведра? Нужно полное. Собери, а потом можешь идти.