Потом я как-то случайно встретил Аркадия. На мой вопрос, как они здесь оказались, он с восторгом рассказал их историю. Картина вырисовалась следующая: в однокомнатной квартире Беловы прожили около полугода. Теснота, как и следовало ожидать, была неимоверная. Снова Зина собрала свой «цыганский хор» и пошла к Поспелову: «Мы ошиблись, умираем, помоги ради Бога…».
И помогли (советская власть могла быть и доброй): Беловым выделили две двухкомнатные квартиры, переоборудовав их под одну пятикомнатную. Можно было начинать новую эпопею с обменами, но это уже другая история, которой я не знаю. Вскоре мы поменяли квартиру и потеряли Беловых из виду, теперь уже окончательно.
* * *
Как и потребовала Зина, мы оставили свое временное пристанище и 1 апреля переехали на новое место. «Монастырка» или «Монастырщенка» - так неофициально называли большой сектор частных домов в Левобережном районе. Здесь на берегу поймы реки Воронеж (тогда «моря» еще не было) на улице МОПРа (для тех, кто не знаком - была до 1947 года такая Международная организация помощи борцам революции - МОПР) мы сняли небольшую комнату в доме, принадлежавшем очень тихим и симпатичным пожилым людям, Григорию Владимировичу и тете Шуре – так ее все величали.
В комнате помещалась металлическая кровать с никелированными шарами и кухонный стол. Остальное место занимали плита, которую необходимо было топить, и водопроводный кран - существенный элемент цивилизации. После перманентного карнавала цыганского табора жизнь у тети Шуры нам показалась раем: тишина – до боли в ушах, покой, независимость от чужих глаз и т.п.
Была, правда, и экзотика – обилие мышей. Откуда они лезли в комнату – непонятно. Все дырки и щели мы тщательно конопатили, но это помогало слабо, и каждое утро в ведре, стоявшем под краном, можно было обнаружить несколько утонувших «гостей» (я пытался проследить, как они залазят по гладкому ведру – не смог). Но это было еще полбеды. Страшнее было, когда покой в доме среди ночи нарушался криками женщины, которую заживо режут на куски: это моя Алла обнаруживала мышь, юркавшую под нашим одеялом. Прибегали испуганные хозяева, мышь изгонялась, тишина восстанавливалась, но мое беспокойство росло: Алла в скором времени должна была родить, а подобные нервные встряски были ей явно не на пользу.
11 июля 1964 года я отвел Аллу в роддом (телефонов тогда не было, такси не закажешь, и несколько километров нам пришлось плестись пешком от дерева к дереву по Ленинградской улице вдоль длиннющей стены авиационного завода). А на следующий день, точно в день рождения моего отца Алла родила хорошенькую и довольно крупную девочку весом 3,4 кг. Сразу встал вопрос – как назовем.
Как-то вечером, примерно за месяц до этого события, мы вместе с Аллой читали популярный в то время журнал «Работница», в котором встретили редкое имя Ветта. До этого мы уже неоднократно обсуждали варианты, в том числе и на случай рождения девочки. Женя, Наташа, Лена, Таня и прочие распространенные имена нас почему-то не устраивали, пол ребенка в то время врачи определять не умели, и решение вопроса об имени будущего ребенка мы отложили.
Теперь все прояснилось, и ребенка следовало зарегистрировать с указанием имени. Пишу Алле записку, предлагаю «Ветта», получаю согласие, иду в ЗАГС, там не соглашаются: «Таких имен нет!». Пришлось приносить «Работницу», - согласились.
Мы недолго прожили на улице МОПРа. С наступлением холодов Аллу с Веттой я отправил к родителям в Георгиевск. А по весне мне на заводе выделили освободившуюся однокомнатную «хрущевку» на пятом этаже без балкона. Район был – хуже не придумать: с одной стороны находился всегда пылящий сажей огромный шинный завод, отчего все воробьи в округе были черного цвета. С другой – вечно пахнувший дивинилом завод синтетического каучука. Рядом железная дорога Москва-Ростов с интенсивнейшим движением. Но зато это жилье было свое!
И это было большое счастье. Первым делом сделали ремонт: побелка, обои, покраска окон, новый пол из древесно-волокнистой плиты, выкрашенный в модный зеленый цвет – красотища!
Наша жизнь вышла на качественно новый уровень: все-таки большое это дело – собственное жилье. Определяющее.
Глава 36. Ада. Ее отец
Настало время рассказать о моей старшей и единственной сестре.
Ада была на семь лет старше меня, и отцы у нас были разные. Первым мужем у нашей мамы был Николай Петрович Цыгичко, ее сверстник из Харькова, веселый и остроумный военный, по-молодецки немного бесшабашный. Не знаю, где и как они познакомились, как жили – никаких подробностей. Знаю только, что в 1930 году у них родилась Ада, и вскоре они развелись. Однажды, будучи еще подростком, я присутствовал при разговоре взрослых и услышал со слов мамы интересную деталь: кто-то из подруг сообщила ей об увлечении Николая «на стороне», как зовут соперницу, чем занимается, сообщила подробности. И вот как-то вечером, прогуливаясь вместе с НП по центру Майкопа, они с этой соперницей встретились, причем та несколько раз их обгоняла, явно желая продемонстрировать свою привлекательность. Мама попробовала съязвить:
- Что же ты ждешь? Беги за ней!
- Ты так не шути, возьму и побегу.
- Беги, беги…
- Ну, если ты так настаиваешь - я пошел…
После этого НП сделал выразительную паузу, как бы в отчаянии махнул рукой, развернулся, ушел и больше никогда не появлялся, даже за личными вещами не пришел! Поступок этот, конечно, нельзя признать джентльменским, но обойти его без внимания тоже нельзя: он свидетельствует о способности НП решительно действовать в сложных ситуациях, не отвлекаясь на житейские мелочи.
НП так и женился на маминой сопернице, которая родила ему двух сыновей: Виталия и Александра. А сам он закончил специальный факультет Военной академии имени Фрунзе, овладел китайским языком. Служил вначале помощником начальника отделения разведки в штабе Особой Краснознамённой Дальневосточной армии, затем руководил разведкой в штабе Дальневосточного фронта, внес ощутимый личный вклад в победу наших вооруженных сил во время известных событий на восточных рубежах нашей страны.
Во время Великой Отечественной войны работал в разведке Генштаба Красной армии, после - в ГРУ Генштаба ВС СССР. Награжден орденом Ленина, четырьмя другими боевыми орденами, а также медалями.
Ада со своим отцом встретилась, когда стала уже совсем взрослой и училась Пятигорском фарминституте, а он находился на отдыхе в местном санатории. Оба были рады встрече, подружились и потом еще долгое время, до самого его ухода из жизни, поддерживали самые добрые, даже родственные отношения. После внезапной кончины НП на его рабочем месте в личном сейфе в конверте с надписью «Аде» была обнаружена теплая записка и 500 рублей (приличная по тем временам сумма - моя трехмесячная зарплата с премиями!).
Умер НП совсем молодым, не дожив двух недель до 56 лет. О смерти генерал-лейтенанта Цыгичко Н.П. и его похоронах на Новодевичьем кладбище Москвы сообщил некролог в газете «Красная звезда» от 4 апреля1963 года.
Прочел я написанный мною фрагмент о Н.П. Цыгичко, и показался он мне куцым. Обратился за советом к Виталию, и он о своем отце написал дословно следующее:
«Я много общался с бывшими коллегами моего отца, и все они отмечали его исключительную порядочность, ум и образованность. Я до сих пор удивляюсь тому, что сын сапожника и прачки стал всесторонне образованным и светским человеком, дипломатом, умевшим ладить с самыми высокопоставленными людьми. Кроме того, он был очень смелым человеком. Вот весьма характерный и яркий эпизод:
В августе 1941 года Генеральный штаб обратился в разведотдел Дальневосточного округа с вопросом, готова ли Япония начать войну с СССР, и насколько опасно перевести под Москву дальневосточные дивизии. Отец составил докладную, где сделал выводы о том, что Япония войну не начнет, поскольку готовится к войне с Америкой. Начальство докладную не подписало, боясь последствий в случае неудачного прогноза. Тогда отец отправил докладную за своей подписью, вполне сознавая, что его ждет, если он ошибается. К счастью, он оказался прав, и переброшенные с Дальнего Востока дивизии сыграли значительную роль в битве под Москвой. За свою докладную отец получил орден Ленина. После этого его вызвали на фронт, где он воевал до 1944 года.
