Мне нравилось встречаться с Медовыми: всегда было много воспоминаний, разговоров о новой жизни, о будущем. Наум закончил курсы, начал работать. Первой его работой было участие в полнометражном фильме Чухрая «Память», посвященному Сталинградской битве. Работа шла трудно, что-то постоянно не ладилось, срывалось, что-то не устраивало главного.

Наум рассказывал интересные эпизоды, например: по замыслу создателей фильма корреспондент обращается к случайно встреченным людям с одинаковым вопросом: «Что вы можете сказать о Сталинградской битве?». Сценарий требовал спрашивать это у студентов, причем у студентов Западной Германии (в то время страны, враждебной Советскому Союзу) и у студентов ГДР (дружественная страна).

Приехали в ФРГ. Студенты университета бегут после занятий, останавливаются, на вопрос бойко отвечают: «Сталинград показал миру, что фашизм, как и любое зло, может и должен быть побежден, что миф о непобедимости нацистской Германии был разрушен, что русские несут миру освобождение…» и т.п. в таком же духе.

В ГДР разговор никак не клеился: начинают говорить о потерях, о морозах, о философии. Потом показывают пальцем на бодро шагающего «активиста», по-нашему, комсорга: «Вы лучше спросите у него, он у нас все знает, а мы можем и не то сказать…».

Прямо хоть местами меняй страны и результаты опроса!

Тем не менее, фильм вышел на экраны, периодически демонстрировался по телевидению, и среди титров я каждый раз с удовольствием находил запись: «Стажер режиссера – Наум Медовой».

После «Памяти» Наум уже в качестве второго режиссера участвовал в съемках фильма «Спорт, спорт, спорт» с режиссером Элемом Климовым.

Фильм этот был в целом положительно оценен критикой, но прошел у нас тихо. А зря – мне, например, и многим моим знакомым фильм очень понравился, а мнение рядового зрителя не менее важно, чем специалиста – так, по крайней мере, считал Эйзенштейн. Выступая как-то перед американской аудиторией, он отметил, что при обсуждении художественного уровня фильма он прислушивается лишь к мнению или специалистов-профессионалов, или к высказываниям совершенно неискушенных кинозрителей. (Себя я скромно отношу ко второй группе).

Тихо прошел фильм, без шума, но уже хорошо, не ругали ведь! У Наума появился какой ни есть, но авторитет, и он решил, что дальше следует делать кино самостоятельно. Сам написал сценарий, сам ходил по коридорам власти за деньгами, объяснял, доказывал. И доказал, и получил, что нужно, и в конце концов снял телевизионный фильм.

Я как-то приехал на день в Москву, но пришлось задержаться еще на день. С гостиницами в то время было туго, и я поехал ночевать к Науму. Он пришел с работы ближе к полуночи и радостно сообщил, что монтаж закончен и фильм можно смотреть. Предложил прямо среди ночи ехать на студию, он устроит просмотр. Мы с Раей не согласились (а правду говоря – просто поленились): уже поздно.

Но другой случай не представился, о чем я буду всегда сожалеть. Наверное, это был хороший фильм. Наум коротко рассказал его содержание: в городе на берегу Черного моря на судостроительном заводе изготавливается партия судов на подводных крыльях, которые должны эксплуатироваться на великих сибирских реках – на Енисее, Оби, Лене и др. Доставляются они к месту назначения своим ходом: через Азовское море, Дон, Волгодонской и Беломоробалтийский каналы, а дальше через моря Северного океана.

Для управления судами и для их охраны набирается команда сопровождения, составленная из людей большей частью случайных. В этой разношерстой компании есть и романтики, и желающие подзаработать, и просто бродяги – люди, как правило, с непростой судьбой, а иногда – с нечистой совестью. Их «экспедиция» длится не одну неделю, и за это время на фоне трудовых будней в команде случаются разные истории: и новая любовь, и развод, и криминал – материала хватило бы на большой сериал, но заданный в те времена формат не позволял Науму размахнуться.

Фильм был уже готов, в рабочем порядке одобрен руководством студии и коллегами и готовился пройти необходимые формальные процедуры, как «среди ясного неба громыхнуло», и очень сильно.

На беду Наума (так уж совпало) в это время в ЦК партии готовился для рассмотрения вопрос о состоянии и мерах развития отечественного телевидения и кинематографии. На студии начала работать комиссия по проверке дел и подготовке проекта решения. Накануне заседания ЦК на студию приехал для личного ознакомления кто-то из высшего руководства, точно не помню кто, но вроде бы даже наш главный идеолог член политбюро ЦК Суслов. Он осмотрел помещения, пообщался с народом, зашел в демонстрационный зал: «А что вы можете мне показать из новинок? Чем можете похвастать?».

К такому вопросу на студии были заранее готовы и предложили продемонстрировать фильм Наума.

Здесь необходимо сделать небольшую ремарку: фильм снимался в основном по берегам рек. А самые красивые места по прибрежным городам и весям – это церкви, и они-то часто и служили фоном для развития событий.

«Отец родной» наблюдал фильм, казалось бы, с видимым интересом, потом посмотрел на часы и изрек: «Что-то здесь не то: церкви, кресты, попы… Я человек неверующий, но после такого кино могу стать проповедником Христа. И этим вы хвастаете? Так, с этим все ясно, выключайте».

Встал, еще немного почитал нравоучения на другую тему и уехал.

Больше о фильме никто официально не вспомнил – ни в материалах комиссии, ни на заседании ЦК, и никогда после. Фразы, оброненной вельможей, оказалось достаточно, чтобы «положить фильм на полку» и забыть.

Отчаянию Наума не было предела: он бегал по коридорам власти, подключал знакомых авторитетов в кино, пытался что-то сделать, чтобы фильм попал на экран, но все было тщетно. Вначале все только многозначительно разводили руками, потом стали отмахиваться, а потом - сторониться Наума и даже бояться с ним разговаривать. Необходимо пояснить, почему.

На примере Наума можно демонстрировать, как иногда советская действительность разрушала психику молодых людей и превращала их в ярых антисоветчиков.

Когда Наум жил в Воронеже, он был (говорю без малейшего преувеличения) примерным и сознательным комсомольцем: взносы, участие в сборе металлолома, выступления на собраниях – с этим у Наума все было в полном порядке. Кроме всего прочего, он страстно уважал Ленина: как образованнейшего, умнейшего, честнейшего, человечнейшего и т.п. человека. Соответствующая оценка давалась Наумом и коммунистической партии, и Советской власти вообще. Приятели слегка подтрунивали над ним, но не более того (свобода совести!).

Бытовые неурядицы подкосили сознательность Наума, и вначале он поругивал Советскую власть, а после мытарств с фильмом стал откровенным диссидентом. Естественно, он не получил ни копейки за готовый фильм, а его «хождения по мукам» в поисках правды привели к тому, что ему перестали давать работу вообще. Года два Медовые жили лишь на более чем скромную зарплату конструктора проектной организации, которую получала Раиса, а Наум вносил в семейный бюджет незначительные суммы за случайные съемки хроники.

Отсутствие стабильного заработка привело Наума к отчаянию, его приняли в свою компанию «инакомыслящие», и под их влиянием он решил искать счастья в Америке. Первым делом он нашел родственников в Израиле и оформил выезд в эту страну. (С Раисой ему пришлось развестись, так как она категорически отказалась уезжать за границу).

Затем Наум поступил на курсы ускоренного изучения английского языка, и уже через три месяца на зависть мне мог бегло «шпарить» на бытовые темы (до этого Наум не знал по-английски ни слова).

В то время с Израилем у нас были напряженные отношения, и Наум вылетел в края обетованные через Австрию. Но это был отвлекающий маневр: знающие люди научили, что, долетев до Австрии, эмигранту следует подать заявление о перемене намерений и тогда, как политически преследуемому лицу, ему могут дать разрешение на въезд в США.

Так все и получилось, и через три месяца Наум наконец оказался в долгожданной Америке, без ясных целей, без друзей, без средств к существованию.