Я не припоминаю случая, чтобы я, будучи студентом, просил из дома деньги. Родители покупали мне одежду да изредка с оказией присылали продуктовые передачи (фрукты, домашнее печенье, варенье), а мое питание обеспечивалось в основном за счет стипендии. Желая подстраховаться от разного рода неожиданностей, я, как и большинство общежитских, покупал месячные абонементы на питание в нашей студенческой столовой.

Абонементы эти позволяли ежедневно в обед съедать порцию жидкого супа (борщ или харчо), котлету (гуляш или биточки) с макаронами, компот и без ограничений хлеб. Еще один раз в день можно было позавтракать или поужинать (на выбор – в зависимости от личных наклонностей), выбрав из того же меню, только без первого. Конечно, было это маловато, но облегчали жизнь, как всегда, цитаты. Наполеону, в частности, приписывают такое выражение: «Как бы мало ни ел человек, он ест все равно много!». Это успокаивало, а с учетом дополнительной покупки хлеба и сахара не позволяло голодать.

Впрочем, однажды было и такое. Стипендию почему-то задержали, аварийные запасы пищи оказались израсходованными, и поиски еды по этажу ничего не дали. Пришлось укладываться спать с пустым желудком, но сон никак не приходил, и три великовозрастных балбеса изводили друг друга разговорами о вкусной и здоровой пище. Вроде генералов у Салтыкова-Щедрина, вспоминавших вначале про рябчиков на обеде у генерал-губернатора, затем про котлеты их кухарки, а закончивших мыслью о том, что хороши бывают и перчатки, если долго ношены.

Наконец утихомирились, попили воды из графина и стихли.

Неожиданно в коридоре раздались шаги – тяжелая поступь, как у командора в опере, остановились у нашей двери. Кто-то входит (двери у нас никогда не закрывались), сопит в темноте, включает свет. Толя Захаров! Приехал сдавать сессию. Перед отъездом заходил ко мне домой, и мама передала, как всегда, большой кулек рассыпчатого домашнего печенья, банку с вареньем, что-то еще, а главное – большую отваренную курицу.

Хлеба, к сожалению, не было, но мы особенно не расстраивались – все было съедено «в одно касание» и с большим аппетитом! До сих пор вспоминаю, как мы среди ночи едим курицу со сладким домашним печеньем – какое счастливое было время!

Глава 25. Выбор места работы определил мою взрослую жизнь

Студенческие годы, как и положено счастливому времени, проскочили быстро. Пришло время очередной раз решительно шагнуть и выбрать место работы, место дальнейшей жизни.

Как только я прочел предлагаемый выпускникам список мест назначения, я выбрал сразу: Воронежский завод горнообогатительного оборудования, конструктор. Меня все пытались отговорить: «Машиностроительный завод, ты потеряешь полученную в институте специальность…» и т.п., но я не слушал никого и ясным теплым утром 1 сентября 1959 года в 5 часов стоял на перроне Воронежского вокзала. До начала работы было немного времени, и я начал знакомство с городом.

Раньше в Воронеже я никогда не бывал, и никто мне о нем не рассказывал. Город меня сразу сразил: я надеялся увидеть старинный город петровских времен, а постройки на привокзальной площади все оказались новейшими, с архитектурой без серости и однообразия.

Позже я узнал, что Воронеж после войны был включен в список десяти городов Союза, наиболее пострадавших от военных действий (более 200 дней по городу проходил рубеж нашей обороны, оставившей после себя сплошные руины), и что город к моему приезду почти весь восстановили всесоюзной стройкой.

Также я с удивлением узнал, что местная газета «Коммуна», как было напечатано на ее первой странице, издается в Воронеже с дореволюционного времени, с февраля 1917 года. (Интересно, что и Советская власть была установлена в Воронеже почти на десять дней раньше, чем в Москве).

Пока ехал от вокзала до завода, а это около часа трамвайной езды, прочел в «Коммуне» большой фельетон «Зеленая шляпа». В нем рассказывалось, что благодаря стараниям сыскных органов в городе разоблачена группа молодых людей, в основном – студентов, любителей развлечений, несовместимых с советской моралью. Чтобы отличаться от серой массы горожан, они носили зеленые шляпы, организовали одноименный клуб, и что самое ужасное, членом клуба был знаменитый штангист, первый советский чемпион мира в тяжелом весе, заслуженный артист РСФСР Григорий Новак!

Заканчивался фельетон одобрением принятых организационных мер: студентов – выгнать вон из ВУЗов, работающим «прочистить мозги» на комсомольских собраниях, подобных Новаку циркачей в город не пускать – не нужны нам такие гастролеры!

Под впечатлением от увиденного и прочитанного я пришел к главному инженеру завода, Геннадию Ивановичу Шастину. Тот меня встретил без особой радости:

- Вот еще один специалист. Ну что мне с тобой делать, куда девать?

На заводе в это время и так был перебор со специалистами, а месяц назад сюда уже прибыли также по направлению трое моих сокурсников: Николай Гребенюк, Люба Иквина и Алла Шилова (я на месяц отстал из-за сборов на военной кафедре).

Я припомнил, как на прощальном обеде, устроенном в Георгиевске в честь моего отъезда в Воронеж, приятель отца, председатель соседнего колхоза Иван Иванович Тендряков вполне серьезно уговаривал меня: «И на кой черт тебе этот Воронеж? Иди ко мне главным инженером на новую птицефабрику – только построили! Все время будешь есть свежие яйца!». Тогда я не согласился. Может, пока не поздно, звонить Ивану Ивановичу?

- Пойдешь в отдел механизации и автоматизации конструктором, - продолжал Шастин, увидев в моем дипломе приписку о дополнительной специализации по автоматизации, - зарплата тебе будет 730 рублей.

Я безропотно согласился (Шастин, как мне показалось, уже был готов подписать мне открепление, дающее право на свободное трудоустройство), и начались мои заводские будни.

Глава 26. Я – молодой специалист. Мои коллеги

Первым делом я устроился в общежитии. Интересно отметить что всю жизнь меня преследует число 13: я родился 13-го числа, 13-го защитил диплом, завод был расположен на улице Чебышева, 13, общежитие находилось на улице Волгодонская, 13, и много других совпадений.

В недавно построенном общежитии все комнаты были на четырех человек. Николай Гребенюк, заселившийся пораньше, зарезервировал одно место для меня. Два других занимали выпускники Ждановского политеха Николай Захарченко, работавший мастером в кузнечном цехе и Борис Хубадзе, зачисленный инженером в отдел главного технолога.

Люди в отделе механизации мне понравились: отзывчивые, любезные, грамотные, ко мне отнеслись приветливо. Отдел проектировал вспомогательные средства для нужд завода: конвейеры, разного рода приспособления, нестандартное оборудование.

Я быстро включился в работу и вскоре, как мне кажется, заработал некий авторитет как специалист. Во всяком случае, мне быстро повысили зарплату, и с Нового года я стал получать уже 1100 рублей (мама в это же время, работая управляющей конторой, получала в месяц 1200 рублей).

Наиболее яркой личностью в нашем отделе был Арон Самойлович Абельский, самый старший, самый опытный и знающий конструктор-практик. Абельский не признавал никаких расчетов и делал все, полагаясь только на чутье, но никогда не ошибался при выборе размеров силовой конструкции (можно было не проверять).

Другой чертой Абельского была гиперэкономность. Тому яркий пример: летом мы все (кроме АС - он единственный был некурящим) курили в помещении у открытых окон. Однажды я прикуриваю, гашу спичку, а в это время АС мне кричит: «Не выбрасывайте!», но поздно: остаток спички уже улетел в окно. Я протянул АС целую спичку, но тот замахал руками – не надо, мол. Через некоторое время я опять достал спички. АС сразу же попросил: «Пожалуйста, не выбрасывайте обгорелый остаток». Даю ему остаток, тот его затачивает как зубочистку и начинает ею пользоваться по прямому назначению. Говорю ему: