Спас ситуацию Толя Шевченко, наш комсомольский лидер и активист. Он попросил слова, встал и торжественно провозгласил здравицу в честь великого кормчего всех времен и народов Председателя Мао. Китайцам некуда было деваться, и им пришлось выпить (грамм по 30-40, всего-то!). Правда, как мы ни пытались уговорить наших друзей на повторный тост (предлагалось выпить и за здоровье супруги Мао, и за народно-освободительную армию Китая, и за скорейший крах мирового империализма) – ничего не действовало.

Все допили сами (было еще и мало), все доели вместе (было очень вкусно), поблагодарили за компанию и разошлись спать.

Наутро нужно было ехать на завод на электричке. Я заскочил к соседям пригласить их ехать вместе. Они сидят, что-то сосредоточенно пишут. Закончили писать, запечатали конверты, надписали адреса и при выходе из гостиницы каждый опустил свой конверт в почтовый ящик.

В вагоне я сел рядом с Таном. Поинтересовался, о чем они так дружно писали? Тан рассказал, что вчера они все грубо нарушили предписанный им режим пребывания в СССР, одним из требований которого было абсолютное воздержание от алкоголя. Причем это не ограничивалось лично собой, и если ты видел, что кто-то из коллег нарушил этот канон, тебе предписывалось в суточный срок сообщить, «куда следует».

Чтобы выйти из ситуации, ребята утром провели комсомольское собрание и решили, что каждый напишет донесение, в котором сообщит и о личном нарушении, и о нарушении со стороны своих друзей. При этом подчеркивалось, что нарушение было совершено по инициативе советских студентов, что тост был единственным и преследовал высшую цель: здоровье любимого вождя и укрепление нерушимой дружбы с советским народом.

Все это рассказывалось с гордым видом о правильности принятого решения и искренности чувств, проявленных со стороны молодых строителей нового Китая.

Мы, конечно, потом в своей среде изрядно позубоскалили на тему беззаветной преданности китайских комсомольцев коммунистическим идеалам в вопросах житейской этики, но позднее, будучи через много лет в Китае, я даже немного позавидовал этим китайским парням (почему - расскажу после, чтобы опять не отвлекаться от студенческой темы).

* * *

Институт наш кто-то в шутку назвал англо-артиллерийским с горно-металлургическим уклоном. Шутки шутками, а в этом определении был заложен глубокий смысл.

В институте была военная кафедра, где готовились младшие лейтенанты запаса дивизионной артиллерии 122-миллиметровых гаубиц. Преподавательский состав сплошь состоял из полковников – участников войны, преданных делу служак, не допускавших никакой халтуры в обучении: контроль за посещаемостью занятий; педантичность в изложении материала, систематическая проверка уровня его усвоения, требовательность к внешним формам (опрятность в одежде, прическа, походка и т.д.) резко контрастировали с расхлябанностью, обычной для гражданских кафедр.

Правда, были некоторые исключения. Один из преподавателей, полковник Подкувка, любил рассказывать эпизоды из своей военной жизни, и его можно было «завести», задав наводящий вопрос, допустим: «А Вы воевали за границей?»

Полковник, как правило, немедленно преображался: становился быстрым в движениях, в глазах появлялся задор, желание рассказать о волнующих событиях своего недавнего прошлого. Особенно горячо он рассказывал о Венгрии, где ему пришлось командовать артиллерийской батареей:

- Знаете, почему столица Венгрии называется Будапешт? Там два города: Буда и Пешт, а посередине протекает река, Дунай называется. А поперек его – мосты, красивейшие, я вам скажу, мосты. Один из них я разрушил. Близилось взятие Будапешта, шли уже уличные бои. Только мы остановились на промежуточной позиции, мне по телефону сообщает командир полка:

- Открой быстро карту города! Найди мост …(называет). Нашел? Сейчас к этому мосту движется колонна немецких танков, сделай, чтобы они не прошли!

Я пробовал возразить, что мы только из боя, что на всю батарею у нас всего три снаряда…Командир не стал слушать: «Если хотя бы один танк перейдет на вашу сторону, я собственноручно тебя расстреляю!» – и бросил трубку.

Я знал, что с нашим командиром шутки плохи, поэтому быстро скомандовал: «Первое орудие, к бою! Заряжай!». Мост этот находился в пределах видимости, то есть на прямой наводке, я отодвинул наводчика в сторону, сам стал за рукоятки, подкрутил: «Выстрел!». Попал, но мост стоит. Еще раз: «Заряжай!» - подправил - «Выстрел!», и мост рухнул.

- А тут и немецкие танки показались, начали разворачиваться, но наши подоспели и пожгли их всех. А командир полка после боя про мост даже не вспомнил – обычный эпизод…

«А вот еще случай был интересный…», - продолжал рассказчик, и следовала другая история, воспринимавшаяся аудиторией со значительно большим интересом, чем лекция о тактике современного боя с использованием артиллерии.

* * *

Из других преподавателей своей необычностью запомнились мне заведующий кафедрой химии Левицкий и его супруга, Вера Васильевна Кочина, преподававшая нам английский язык.

С Левицким был связан комический эпизод, который потом долго обсуждался в студенческих курилках.

Идет лекция по органической химии, тема – спирты. Лектор доходит до этилового. Рассказывает свойства: хороший растворитель, прозрачный, формула…, удельный вес…, и т.д. Заканчивает интригующе: «Употребляется некоторыми гражданами в пищу. Но следует помнить, что в больших количествах представляет смертельную опасность».

- А какая доза считается смертельной? – выкрикнул кто-то.

- Вообще, для разных людей по-разному, но официально считается один литр.

Сидящий на первом ряду «ускоренник», по комплекции богатырь Иван Поддубный, протестующе замахал руками. Аудитория № 1, где сидело амфитеатром человек 250, загудела.

Левицкий успокоил слушателей, а по окончании лекции подозвал к себе возмутителя спокойствия.

Следует рассказать, что представляет собой ныне исчезнувший вид студента-«ускоренника».

В каждой группе было 2-3 студента, отличавшихся от остальных прежде всего своим возрастом. Все они уже имели средне-техническое образование по специальности и приехали за высшим по направлению от производства, где занимали солидные посты. Для получения диплома им требовалось отсидеть два года на общеобразовательных лекциях вместе с нами и написать диплом. Большинство из них были участниками войны, и в их поведении иногда проскальзывали замашки воина-победителя.

Вот такого «ускоренника» и подозвал Левицкий в перерыве между лекциями для проведения воспитательной беседы:

-Вы, уважаемый, ведете себя неподобающе – перебиваете меня, допускаете пренебрежительную жестикуляцию…

- Что Вы, профессор! Никакого пренебрежения! Я просто считаю, что литр - это совсем пустяк и могу доказать это в любой момент на практике!

Левицкий повел оппонента на кафедру. Открыл сейф, достал бутыль и налил в тонкий лабораторный стакан 200 граммов спирта:

Чистейший «он», пейте. Сейчас узнаем, какой Вы на самом деле.

- Закусить бы чем…

Левицкий достал из портфеля бутерброд.

«Поддубный», по его выражению, проглотил стакан спирта «как кобель муху», откусил половинку бутерброда – «Давай еще!»

Процедура повторилась - «Давай еще!».

Левицкий задумался:

- Знаете, я, наверное, Вам поверю. Пьете Вы лихо, а мои спиртовые запасы ограничены. А сколько Вы считаете смертельной дозой?

- Да не меньше, чем полтора литра! А при хорошей закуске и все два поместятся с удовольствием.

- Хорошо, теперь я буду говорить: по данным официальной науки один литр этилового спирта считается смертельной дозой, а по экспертной оценке - два.

Для доказательства правдоподобности этой истории хочу сразу же рассказать, чтобы потом не забыть, следующее.

У меня был знакомый, с которым мне приходилось много лет встречаться очень тесно по работе и на которого спиртное оказывало столь незначительное влияние, что им всегда можно было пренебречь.