Жду развития событий, никто ничего не говорит. Дождался возвращения Свинаренко, рассказал ему об услышанном от Волосова. Свинаренко побежал к Дондукову, вернулся минут через двадцать, весь крайне разгоряченный от разговора: «Поцапались мы сейчас с министром. Приказ о назначении Сорокина действительно подписан и, как он сказал, переделываться не будет».

Снова делать нечего, ожидаю развития событий. Через несколько дней зовет к себе Митин:

- У нас с Вами есть проблема, нужно представить нового руководителя департамента.

- Такой проблемы у лично меня нет, это Ваша проблема. Мне лишь забота – собрать людей (пробую отшутиться).

- Вот и давайте соберемся все в 12 часов.

Было уже 11-45, собрались впопыхах, входит Митин: «Тут Вадим Васильевич мне подал заявление об уходе на пенсию по старости. Поэтому разрешите представить: ваш новый начальник Сорокин, прошу любить и жаловать». И все. И ушел.

Начали расспрашивать: «Какое заявление? Какая старость?» Я о заявлении сам услышал впервые, чем-то отшутился. Растерянно постояли все и тоже разошлись. Я был поражен таким бездушием по отношению к «молодому пенсионеру»: обычно в подобных случаях мы собирались, говорили слова благодарности за долголетний труд, предлагали не забывать коллег и почаще заходить (всегда, мол, рады будем увидеть), вручали «гвоздики с поцелуями»… А тут: верой-правдой более 40 лет трудился, из них 18 на одном месте, и вдруг такой неожиданный «пас в одно касание»…

Остался в кабинете с Сорокиным, познакомились, я хотел начать передачу дел, но тот сказал, что передавать ему ничего не надо, он во всем сам разберется.

В тот же день я задержал на работе весь «комсостав» Департамента (7 заместителей, 15 начальников отделов и секретарь), «накрыл поляну» (такой появился новый термин) и от души поблагодарил всех за хорошую, запоминающуюся работу, а они меня.

По-людски отметив это примечательное событие, мы расстались поздно вечером, искренне заверив друг друга в личных симпатиях. Я оставил ключи секретарю и после этого в Департаменте не появлялся ни единого раза.

* * *

Через несколько дней я был уже на новой «ниве» в роли исполнительного директора Союза работодателей машиностроения России, куда меня пригласил Волосов, являвшийся его президентом по совместительству с основной работой в ОАО «Автосельхозмашхолдинг». Обиженный на все машиностроение из-за «министерского пинка», я сгоряча с этим предложением согласился.

Организация жила на взносы своих членов, и в первое время сбор средств не составлял особого труда: везде меня помнили. Но через год-другой на заводах обновилось руководство, и новые директора начали задавать в принципе правильные вопросы: «А зачем нам нужен Союз? Что он может дать заводу?».

Я пытался объяснять нужность Союза его участием в работе Трехсторонней комиссии (формально существует у нас такой согласительный орган федерального уровня, состоящий из представителей Правительства, профсоюзов и работодателей – очень важный за рубежом и практически забытый у нас), но такая аргументация была слабой, и ее никто не воспринимал всерьез.

Параллельно я стал заниматься проблемой, оказавшейся мне, наивному в правовом отношении, совершенно не по зубам. Касалась она обязательных платежей, осуществляемых предприятиями в Фонд обязательного медицинского страхования, с целью страхования несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний.

В соответствии с действующим законодательством каждый завод должен перечислять в указанный Фонд определенный процент от своей заработной платы. Причем процент этот, установленный кем-то вне всякой логики, колеблется в широких пределах в зависимости от отраслевой принадлежности предприятия: в тяжелом машиностроении, к примеру, он составляет 0,5%, а в сельскохозяйственном машиностроении 8,5%. Самая настоящая грабиловка!

Отраслевой принцип нормирования платежей часто приводил к экономическим казусам. Допустим, завод поставляет комплектующие для автомобильной промышленности и платит в Фонд 3,5% зарплаты, но стоит ему только перейти на поставку той же продукции сельхозмашу, как отчисления Фонду увеличиваются в два с половиной раза. В ряде отраслей отчисления в Фонд в разы превышали фактические страховые расходы на выплаты пострадавшим от травматизма и профзаболеваний. Также очень негативно влияла на ситуацию «уравниловка» нормативов для предприятий, различающихся уровнем своего технического развития: завод с самой передовой технологией, обеспечивающий минимальные показатели по травматизму и профзаболеваниям, обязан был осуществлять точно такие же платежи, как и производство с «демидовской» технологией.

Платежи эти осуществлялись в соответствии с законодательством Российской Федерации и постановлениями Правительства, и чтобы оспорить их, необходимо было обращаться в Верховный суд.

Вот тут и проявилась моя юридическая непросвещенность. Я наивно полагал, что достаточно собрать статистический материал, подготовить соответствующие обоснования, сформулировать просьбу и внести конструктивные предложения, как все сразу станет на свои места: поручат экспертам разобраться, дадут рекомендации федеральным органам исполнительной власти подготовить изменения нормативных документов, и «правда восторжествует».

Все оказалось более прозаичным: никто не посмотрел на собранную мной статистику, на представленные результаты зарубежного опыта, не вникал в предложения. В иске к правительству мне было отказано со смехотворной мотивацией (не стану утомлять читателя подробностями, не делающими чести нашим высшим судьям).

Учитывая необоснованность принятого решения, я подал на апелляцию, тщательно описав все ошибки состоявшегося суда и аргументировав свою позицию. По моему пониманию, это был не суд, а судилище: трое судей в мантиях с надменно-пренебрежительным видом вальяжно расположились за столом на возвышении. Один из них обратился ко мне:

- А почему в Ваших материалах отсутствуют соответствующие сведения по другим отраслям народного хозяйства – по химической промышленности, авиационной, сельскому хозяйству?

- Да потому, что я могу говорить лишь от лица машиностроителей, а все другие отрасли находятся вне моей компетенции.

- Ну, уважаемый, без всех других отраслей нельзя! Кто здесь присутствует от правительства? Как Вы считаете, ведь нельзя?

Встает представитель правительства - совсем юная девушка, специалист Минтруда, и робко произносит:

Нельзя…

Вот! Правительство говорит нельзя, а Вы…

Мои доводы никто не стал выслушивать, а в иске

опять было отказано, и опять со смехотворной мотивацией.

Я решил сделать еще одну попытку, на этот раз более основательную, с подключением адвокатов-профессионалов. Познакомился с авторитетной адвокатской конторой, имеющей опыт работы в самых верхних инстанциях отечественного и международного судов.

Поскольку Союз не располагал средствами для оплаты адвокатских услуг, я предложил конторе рассчитаться с нею по итогам работы за счет дополнительных средств, полученных одним из заводов после снижения отчислений в Фонд обязательного страхования. С этой целью был подготовлен проект договора с заводом, по которому адвокатская контора брала на себя обязательства в установленном порядке добиться снижения норматива отчислений в указанный Фонд, а завод принял обязательства выплатить конторе вознаграждение в размере 10% от фактической экономии, полученной за первый год в условиях действия нового норматива.

Адвокаты долго обсуждали такую форму отношений, но потом согласились. И «процесс пошел». Я выступил на общем собрании акционеров ОАО «Росстанкоинструмент», где присутствовали более 100 руководителей станкостроительных предприятий России, рассказал об их ежегодных потерях, о предлагаемых мерах. Никто не был против, все взяли проекты договоров, все пообещали проработать, но никто так и не ответил. Такая же ситуация возникла и с предприятиями сельскохозяйственного машиностроения.