Наблюдалась еще такая примета времени: вся Болгария вышла на митинги. В городах и селах с утра до позднего вечера на центральных площадях собирались толпы людей, которые с ожесточением что-то доказывали друг другу, кричали «Долой!». Открытых столкновений мы не видели. Так продолжалось почти год.
Метаморфозы общественного сознания стали наблюдаться во многих внешних проявлениях: то со шпиля главного правительственного здания сняли звезду, похожую на кремлевскую, то закрыли мавзолей Георгия Димитрова. Опустели прилавки магазинов: с них исчезли дубленки, трикотаж, хорошая обувь. То, что совсем еще недавно можно было свободно купить, стало недоступным дефицитом. Все стало как у нас дома, в СССР.
На нас произвел потрясающее впечатление энергетический кризис, с которым нам довелось столкнуться вплотную, а не на словах: однажды зимой поздним вечером мы возвращались к себе в гостиницу на нашем микроавтобусе. На улицах Софии была обычная для этого времени года обстановка: температура немного ниже нуля, слабая поземка, освещение тусклое, прохожих мало, все кутаются, бегут куда-то. Неожиданно кругом погас свет: в окнах домов, в фонарях уличного освещения, даже в светофорах – все погрузилось в полный мрак.
Оказывается, в целях экономии энергии мэрия города приняла решение по специальному графику на несколько часов полностью отключать электричество в различных районах столицы, и мы «попали под колесо» проводимого мероприятия. В гостинице чай у дежурной быстро закончился, свечей не было, электронагреватели не работали, из-за чего тепло из номеров моментально выдуло, и нам пришлось спать, дополнительно укрывшись своими пальто. В Болгарии мы быстро осознали, что даже в теплой стране с энергетическим кризисом шутки плохи, а у нас….
Глава 65. Командировки в Чехословакию
Несколько раз мне пришлось бывать в Чехословакии, одно время существовала и такая страна, очень красивая и интересная. Кроме известных достопримечательностей, эта страна поразила нас, советских, богатством ассортимента продуктов питания в магазинах: когда я приехал сюда в первый раз, продуктовые прилавки в Союзе уже были пустыми, и даже в Москве купить в магазине колбасу или мясо становилось все труднее.
Первое координационное совещание проходило в небольшой деревушке близ города Оломоуца. Здесь было около двухсот дворов, две большие церкви, школа, старинный замок, только что открывшийся после ремонта и послуживший нам отличным жильем, и небольшой продуктовый магазин.
При первом же удобном случае мы внимательно ознакомились со всеми этими местами. В домах, судя по их внешнему виду, жили зажиточные хозяева. Добротные кирпичные строения под черепицей, возле домов ухоженные сады. Чувствовалось, что народ здесь привык трудиться: просыпались с рассветом, первым делом отправлялись помолиться в церковь, а потом шли на работу в местное сельскохозяйственное предприятие (колхоз или артель, не помню).
Замок до войны принадлежал местному аристократу, долгое время не использовался, потом его привели в порядок и сделали элитную гостиницу, очень удобную для проведения совещаний, подобных нашему.
Зашли в магазин (по внешнему виду наш, сельский) и остолбенели от изобилия продуктов: только колбасных изделий было более 25 видов! Кто-то из нас шепнул: «Елисеевский магазин, да и только!». И действительно, в магазине было чисто, продукты выглядели свежими, пахло чем-то вкусным. Можно, конечно, лишний раз поиронизировать над нашей тогдашней дикостью (сегодня любой российский затрапезный ларек может предложить не меньший выбор колбас), но что было, то было.
В Праге продуктовая тема нас также сразила. Мы забрели как-то, говоря по-нашему, на колхозный рынок. Оказалось, что продукты на нем стоят на 20-30 процентов дешевле, чем в магазинах. Мы были привыкшими к тому, что базарные цены у нас всегда в разы выше государственных, но часто нам приходилось идти на базар, так как в магазине не всегда можно было найти то, что необходимо. Здесь же было изобилие везде, но основная масса покупателей шла в магазин – там гарантировалось качество (свойство товара, по мнению советского потребителя, не имевшее решающего значения).
И еще на тему продуктов. В Праге одно время появилась сеть небольших гастрономов элитного класса, называвшихся «Эссо». В них торговали отборными продуктами самого высокого качества, всегда свежими и аппетитно выглядевшими. Цены в таких магазинах были на 3-4 процента выше, чем в обычных, но каждый вечер после трудов праведных по инициативе старшего в нашей группе, начальника отдела соцстран Леонида Михайловича Рунова, мы отправлялись в близлежащий «Эссо», чтобы, как он выразился, «насладиться обслуживанием высокого класса».
Собственно, все мы только наблюдали за происходящим, а «обслуживался» Рунов. Он получал, по всей видимости, какое-то особое удовольствие, когда заказывал мясную часть меню нашего предстоящего совместного ужина: подзывал всегда приветливую продавщицу, спрашивал ее рекомендации и долго их обсуждал, останавливал свой выбор на 10-12 мясных изделиях. Далее происходило следующее: продавщица по очереди укладывала выбранный рулет или, к примеру, колбасу на резательную машину и включала механический нож. Машина нарезала продукт тончайшими пластинами, сбрасывая их в аккуратную стопку на поддон и автоматически показывая на светящемся табло вес нарезки в граммах и стоимость покупки. Когда на табло появлялось число в пределах 200-250 граммов, Рунов командовал «Стоп!», и процедура повторялась со следующим продуктом.
Наблюдать за Руновым в этот момент было одно удовольствие: он напоминал большого ребенка. Ему было приятно, что с ним участливо беседуют, могут выполнить все его желания, а у обслуживающего персонала нет ни тени раздражения.
Получив красиво упакованный пакет с 2-3 килограммами мясных яств, мы в этом же магазине закупали все сопутствующие компоненты, необходимые для ужина (кстати, там в изобилии имелась «Московская» в экспортном исполнении, с зеленой этикеткой – в Союзе не найдешь), и отправлялись трапезничать в «люкс» к Рунову. Здесь мы еще раз выслушивали его дифирамбы в адрес прекрасного чешского сервиса, а также его невыдуманные жизненные истории, на которые Леонид Михайлович был неистощим.
Прага произвела на меня впечатление неизгладимое (без каких-либо преувеличений). Красивый город – ничего не скажешь. Не случайно в одной из лучших песен, исполнявшихся Марком Бернесом, доминантой звучали слова: «Злата Прага, красавица Прага…». Как поется в этой песне, я бродил по Карлову мосту, и пил знаменитое «пивочко» за столиком Швейка – незабываемые впечатления! Но больше всего меня поразили люди. Это были славяне, близкие по духу к русским, но с европейской психикой. Может быть, я в чем-то ошибаюсь, делая подобные обобщения – страну мне удалось увидеть лишь «краешком глаза», но впечатление осталось именно таким.
Поясню эту мысль на, казалось бы, незначительном эпизоде, очевидцем которого мне невольно пришлось стать. Мы жили в «цековской» гостинице в тихом переулке неподалеку от центра. Среди ночи меня разбудил сильный шум автомобильного мотора с улицы, и я вышел на балкон. Оказалось, что самосвал привез уголь для печного отопления и разгружает его в подвал через приемное окно (потом я узнал, что в Праге почти нет централизованного отопления, и для обогрева жилых домов используются индивидуальные котельные).
Сон у меня прошел, я закурил и стал от нечего делать наблюдать. Балкон находился на втором этаже, и я смог подробно наблюдать, как самосвал разгрузился, отъехал немного, водитель заглушил мотор и вышел из кабины. Это был совсем юноша, на вид - не больше восемнадцати. Он достал из-под сиденья совок и веник, спокойно собрал все кусочки угля, случайно рассыпавшего мимо приемного окна, не торопясь высыпал их в яму, запер крышку окна на замок и только после этого уехал, оставив после себя первозданную чистоту.
Скажете, мелочь? Конечно! Но говорит она о многом. Я сразу вспомнил, что под окнами нашей квартиры в Воронцово устроена площадка для мусорных контейнеров, в которые собираются бытовые отходы из всех близлежащих подъездов. Каждое утро приезжает мусороуборочная машина и с шумом и грохотом перегружает содержимое этих контейнеров в свой бункер. Шум и грохот можно, конечно, и вытерпеть (дело ведь делается нужное!), но после себя машина оставляет такой бедлам, что называть ее «мусороуборочной» никак нельзя. Никто из рабочих (кстати, одетых с московским шиком в оранжевые костюмы) ни разу не удосужился мало-мальски прибрать после себя, а брать в руки совок и веник – совсем немыслимое дело.
