конца сезона. Поэтому он предложил сделать так: на Кисличный мыс послать Бызова – там

большинство вербованные, а он с ними умеет ладить. Участок Кривой Березы – Дмитрию

Ивановичу. Участок Гарь и центральный участок возьмёт Егор Бережной. А на Крутую

Веретию пусть съездит сам Синяков. Начальник лесопункта и не помнит, когда он последний

раз был на этом отдаленном участке. Егор Бережной беспокоил его редко, людей не просил,

план выполнял, и Синяков привык не вспоминать о Крутой Веретии, будто её и не

существовало в лесах Сузёма. Ехать ему туда не хотелось и сейчас. «Уж не за тем ли меня

посылают на Крутую Веретию, чтобы не мешал хозяйничать на лесопункте?» – думал он. И

был не далёк от истины. Предложение Егора о поездке Синякова на Крутую Веретию

поддержал и Дмитрий Иванович, подумав: «Пусть съездит, своими глазами посмотрит, как

можно организовать лесное производство по-иному. Да и здесь без него легче избавиться от

косности. Пусть съездит...» А пока решили все вместе объехать два мастерских участка.

Осмотрели лесные массивы, проверили рельеф лесовозных трасс. Бродили в делянках по

пояс в снегу, умаялись. В поселок вернулись вечером. Всей гурьбой закатились в столовую.

Буфетчица даже ахнула.

– Начальства-то!

Синяков заглянул на кухню, о чём-то стал шептаться с поваром.

– Ты, начальник, там особых директив не давай, – сказал Дмитрий Иванович. – Пусть

кормят тем, что есть. Тебе полезно узнать, чем рабочие питаются.

– Да я сказал только, чтобы обслужили...

– А мы сами в состоянии обслужиться, – весело воскликнул Егор Бережной, забрал у

буфетчицы талоны и через кухонное окно принял огромный поднос с дымящимися

тарелками. Он нёс его осторожно на вытянутых руках, мелко переступая ногами, боясь

сплеснуть. Дмитрий Иванович сдвинул со средины стола солонку и горчичницу.

– Ставь давай, ставь, а то уронишь. Плоховатый из тебя, дядюшка, официант...

Егор вытер пот с лица.

– На такую ораву за один раз и ресторанный молодец не принесёт.

Все принялись за еду.

– Жидковат супец-то, – сказал Иван Иванович, поглядывая на Синякова. Того задело это

замечание.

– Ещё бы в полночь пришли, откуда наварному супу взяться, – возразил он и вдруг

колюче посмотрел на мастера. – Я, что ли, тебе супы варю, спрашивай с повара...

– Супы здесь ничего, супы подходящие, – примирил их Дмитрий Иванович. – А выбор

вторых не богат. Утром свиная котлета, в обед она же, и на ужин её же, милую, подогревают.

Синяков хмуро склонился над тарелкой.

– В вашем районном ресторане есть и антрекоты, и форшмаки, и башмаки. Нам уж с ним

не уравняться, с рестораном... Нам добро и котлета.

– А знаете что, товарищ начальник? Придётся, видимо, и столовой вашей заняться...

– Займись-ко, займись. Это дело как раз главного инженера.

– Представь себе, его это дело.

– Ну, дак я и говорю, – не без насмешки согласился Синяков, ковыряя спичкой в зубах.–

Давай лучше договоримся, что завтра будем делать. Ты тут, Егор, остаешься, так знаешь, чем

заняться-то?

Егор Бережной, не торопясь, закончил обед, вытянул треугольничек бумажной салфетки

из стакана, обтер губы.

– Планы у меня не какие особенные...

Он рассказал, как мыслит перевод мастерских участков лесопункта Сузём на новую

технологию производства. Предлагается на участках создать малые комплексные бригады,

ввести хлыстовую вывозку древесины, на Кисличном мысу и на Гари начать вывозку

деревьев с кронами.

3

В лыжном соревновании Юра занял третье место. И он действительно получил приз –

флакон тройного одеколона. Придя в общежитие, он поставил флакон на стол.

– Бреемся, братцы! Всех освежаю...

Лесорубы посмеивались.

– Шустр ты на ногу, Юрочка. Сегодня одеколон выбегал, в следующий выходной – духи

«Алая роза», а достигнешь скорости рысака, небось ладаном от тебя запахнет.

– Да у нас и так уж ладаном отдает, – сказал Бобриков, подручный слесаря из

мехмастерских. – Появится в цеху Нинка – и не знаешь, что делать: то ли за ручник браться,

то ли «Свете тихий» петь... От неё, как от кадила, разит ладаном...

У Юры округлились глаза, он уставился на Бобрикова, готовый кинуться на него, приняв

его слова за оскорбительную насмешку.

– Про Нину ты не смей!

– Ишь, защитник выискался, – пренебрежительно покосился Бобриков. – Уж и ты не из

той ли блаженной Ефимовой компании?

Юра ничего не ответил, потому что начал понимать: никакой загадки, ничего странного в

поведении Нины не было и нет. Словно именно этих злых слов Бобрикова и не хватало,

чтобы всё стало на свои места. Нина подпала под влияние сектантов. Как это произошло?

Кто они такие? И как он сам не мог заметить этого? Мелко же, выходит, он плавает, если не

предупредил происшедшего на его глазах страшного падения девушки. Да главное сейчас и

не это. Сейчас главное – немедленно найти средства и принять меры, вырвать Нину из-под

пагубного влияния. Юра оделся и пошёл, решив во что бы то ни стало увидеть Нину,

откровенно поговорить с ней.

На этот раз он не бродил мимо калитки Федориного домика. С бьющимся сердцем

постучал в крылечную дверь. Открыла сама Доретта.

– Вам кого? – спросила она, настороженно осматривая нежданного гостя.

– Нина дома? – ответил он вопросом на вопрос.

– Она, кажется, дома, – замялась Доретта. – А вам зачем?

– Мне нужно видеть её.

Юра решительно шагнул за порог, Доретте пришлось невольно посторониться. В комнате

он застал странную картину: Нина стояла на коленях лицом в угол и держала перед собой

открытую книгу с горящей свечой, прилепленной к переплету. У стола, развалясь на стуле,

сидел Фиша, пил чай. Румяное холеное его лицо светилось довольством и самоуверенностью.

Нина, увидев Юру, вскрикнула, книга выпала из рук. Фиша поставил стакан на стол,

загородился рукой от света, всматриваясь в непрошеного посетителя. Узнал Юру, принял

надменный вид.

– Тебе, Лычаков, чего? – спросил он, играя бархатистым баритоном.

Юра стоял, не зная, что же ему дальше делать. Он шагнул вперед по направлению к

Нине.

– Ниночка, я бы хотел с вами поговорить...

Нина сжалась в комочек, молчала. Широко открытые глаза странно вспыхивали. Доретта

быстро встала между Юрой и девушкой.

– Что вам надо? Какие ещё разговоры?

– Я хочу говорить с Ниной, – твёрдо сказал Юра.

Но Доретта заслонила дочь, готовая, если потребуется, пустить в ход коготки.

– Какие у вас могут быть разговоры с чужой девушкой?

Доретта красноречиво глянула на Фишу, и тот поднялся со стула. Юра понял, что он

оказался в глупейшем положении. Отступать было невозможно: ни честь, ни совесть, ни

чувство не позволяли ему оставить девушку в этом темном логове. Он должен, обязан

вызволить её. Но применять силу нелепо, а слова, он видел, не помогут. Решение возникло

внезапно.

– Я пришел к Нине, чтобы предложить жениться на ней, – сказал он, ощущая, как кровь

волной ударила в лицо.

Доретта с Фишей переглянулись. Фиша сделал чуть заметный кивок. Выражение лица

Доретты смягчилось. Она подвинулась в сторону, как бы освобождая дорогу,

– Вы бы сразу так и сказали, молодой человек. Присаживайтесь к столу, поговорим... А я-

то думала... Ниночка, ты бы сменила кофточку да пришла к столу. .

Нина молчала, стоя неподвижно, как столб. Вдруг она громко вскрикнула, зарыдала и

кинулась вон из комнаты. Хлопнула крылечная дверь, фигура Нины промелькнула под окном.

– Куда она в одном платьишке-то! – воскликнула Федора.

Юра бросился вслед за Ниной.

Вечерняя улица была пустынна. Юра пробежал переулком – Нины нет. Ни на реке, ни на

лесной дороге он её не заметил. Что же делать? Запыхавшийся, встревоженный, он влетел без