запасные части, чтоб механика не ждать по неделе, когда он нужен сейчас, чтоб ремонтная
база была на уровне...
– Вот то-то и есть. Требовать да диктовать все умеют неплохо. И всем кажется, лишь бы
Синяков захотел, всё появится по щучьему веленью. А Синяков и не кудесник вовсе... Не
кудесник он, вот в чём вопрос. Понятно?
– Понятно, – как ни в чём не бывало ответил на задиристый вопрос Егор Павлович. – У
меня есть предложение, товарищ начальник.
– Что ещё? – насторожился Синяков.
– Ничего страшного, – дрогнул усами Бережной. – У людей давно уж комплексные
бригады работают, и, говорят, толково получается, машины и рабочая сила лучше
используются, и производительность труда идёт в гору. Давайте и у нас попробуем.
Синяков взял зачем-то чернильницу, посмотрел сквозь неё на свет, пожевал губами, скоса
глянул на Бережного.
– Опытами заниматься ныне не время. План трещит, а мы будем затеи разные разводить.
Вот сезон кончится, тогда и попробовать можно. А сейчас заводить заваруху не время.
– Время, Федор Иванович, – встал Бережной, запахнулся, нахлобучил шапку. – Самое
время. И ежели не на всём лесопункте, то позволь мне попробовать хоть на одном участке.
Синяков тоже встал, начал одеваться, выключил настольную лампу. Постоял у шкафа,
глядя в пол.
– На одном-то участке, шут с тобой, пробуй, коли так приспичило. Катай на Крутую
Веретию, орудуй там, будь хозяином, поглядим, что получится...
– Значит, подальше с глаз?
– Догадлив ты, Егор, – засмеялся Синяков, гася свет.
4
Крутая Веретия – самый дальний от Сузёма участок. Там одно время работала
лесорубческая артель, от неё остались два старых барака, потом к ним пристроились
маленькие рубленые домики, в которых жили семейные лесорубы, а в последнее время туда
были завезены щитовые дома. Они образовали новую улицу. Чуть поодаль, у ручья, стояла
баня, вся в тяжелых ледяных наростах, свисающих из-под застрехи, прикрывающих, будто
панцирем, бревенчатые стены. В этот угол, с которым весной и осенью нет ни пешей, ни
конной связи, посылали главным образом вербованных, а из сезонников тех, кто приезжал в
одиночку. Ни ремонтных мастерских, ни даже примитивной кузницы там не было. Егор
обошел поселок, постоял над обрывистым берегом ручья, теребя кончик уса.
– Попробуем и здесь, – сказал он вслух и зашагал вдоль поселка. В конце улицы было
несколько ещё не занятых щитовых домов. Егор выбрал один из них под своё жилище.
«Неужели опять придется с Макорой врозь жить?» – сокрушенно подумал он. Но
преждевременная его печаль была напрасна. Макора сама первая сказала, что как бы трудно
ни было с переездами до Сузёма, она жить будет на Крутой Веретии, у Егора.
– Каждый день ездить? – удивился Егор.
– По хорошей дороге час езды, – улыбнулась Макора.
– Обитать в этом щитовом дворце?
– Люди живут.
– Так дак так...
Егор в душе был очень доволен, хотя и не показывал виду. А когда Макора вымыла, всё
прибрала, украсила простенки вышитыми полотенцами, повесила занавески на окна,
квартира в щитовом домике показалась Егору уютной.
Лесорубы по-разному отнеслись к приезду Бережного. Одни облегченно вздохнули,
надеясь, что нынче придет конец простоям машин, поломкам электростанций. Другие, кто
ухитрялся, пользуясь аховыми порядками, зашибать большую деньгу, не без ехидства
приговаривали:
– Не первый и не последний. Бывало. Орлом прилетали, да мокрой курицей задавали
тягаля.
А были и такие, кто просто не заметил приезда нового мастера – не велика шишка,
перешагнешь, не запнешься.
Егор понимал, что при существующей обстановке надеяться на легкий успех нечего, и
приготовился к длительной и упорной борьбе. Он обошел все делянки, побеседовал с
лесорубами, постарался уразуметь, кто чем дышит. Прикинул, где наиболее слабые места,
нуждающиеся в особом внимании. Среди лесорубов участка оказалось пять комсомольцев и
два кандидата партии. Бережной пригласил их к себе.
– Как житьё, други? – спросил он.
– Веселее не надо, – откликнулся один, лохматя пятерней давно не чесанную голову.
– С лучковкой танцуете, веселитесь?
– Так у нас же ПЭС-120. Сто двадцать раз в день свет гаснет. Лучковка надежнее, её
своим паром в ход пущаешь...
– А кронштейны ломаем?
– Было дело, а теперь ничего, нам уж их не дают, говорят, все приломали.
– Толково. Тракторы на приколе? Без подшипников?
– Точно.
– А чем же это всё объяснить?
– Так Крутая же Веретия. Васька Белый говорит: «Ваш участок особь статья, места не
столь отдаленные...»
– Ясно. Приметил я, что в этих не столь отдаленных местах у вас дело поставлено так:
вальщики сами по себе, трелевщики сами по себе и трактористы сами по себе. Полная, так
сказать автономия. Вальщики дуют, не оглядываясь на трелевщиков, трелевщикам не
интересно, чем живут трактористы. И получается: то возить нечего, то лес остается в
делянке, засыпается снегом. Так ведь?
– Оно так...
– Сломать надо этот негодный порядок, товарищи. Для этого я вас и позвал.
Лесорубы переглянулись, поскоблили в затылках, потупились. У кого-то вырвалось:
– Ломать – не строить, ни хрена не стоит...
– На вашу помощь надеюсь, – продолжал Бережной, пропустив мимо ушей ядовитую
поговорку. – Попробуем на первых порах создать две бригады: от пня до катища. Попытка не
пытка, попробуем, нельзя ли согласовать и валку, и трелевку, и вывозку. Заранее говорю: без
вашей помощи ничего не сделать. А ежели вы возьметесь дружно, дело будет. Ну как?
– Да мы привычные. Была бы работа, руки найдутся...
– Рук, братцы, мало. По себе знаю, испытано. Без головы от рук польза не велика...
Сколотили бригады, распределили обязанности, составили график. Нельзя сказать, чтобы
начало окрылило. Первые дни бригады работали не шатко не валко. Люди на Крутой Веретии
давно разуверились в возможности что-либо изменить: как идёт, так и пойдет. Не раз бывало
и тут пытались вводить разные новшества, да всё напрасно. Сперва пошумят, а потом
остынут и махнут рукой. Так, казалось, будет и нынче. Егор чувствовал, что опусти он руки,
дай слабинку – и всё порушится. От звезды до звезды он находился то в делянках, то на
лесовозной трассе, то на катище. Пускал в ход доброе слово, личный пример, а случалось, и
густой бас. Польза была, хотя и не очень заметная. Не сразу появилась и поддержка.
Коммунисты и комсомольцы на первых порах ещё проверяли его: что за человек, можно ли
ему верить. Постепенно вера появлялась, люди убеждались, что за дело Бережной берётся не
шутя.
К концу месяца одна бригада выполнила задание, другая немного отстала. Но когда
подсчитали выработку на человека, ахнули: две бригады сделали куда больше, чем все
неорганизованные лесорубы и возчики. Зато «неорганизованные» взвыли. У многих из них
резко упали заработки. Суть в том, что исчезла, как тут говорили, «левая халтурка». Раньше
занесет снегом лес в делянках, и начинается аврал; день, два и три откапывают его из-под
глубоких сугробов. А платят за это аккордно и денег обычно не жалеют. Иной раз за день
зашибут такую деньгу, что не надо гнуть спину неделю. Или произойдет авария с
тракторным поездом в пути – опять аврал, опять шальные деньги. Чем больше аварий и
происшествий на производстве, тем выгоднее любителям «левой халтурки». Побочные
приработки, легкие и прибыльные, были, пожалуй, главной статьей доходов многих жителей
Крутой Веретии. И вот эти доходы стали исчезать. Пошел по участку глухой ропот. Егор
слышал его, но не придавал ему значения.
Однажды на участок приехал завхоз Фишка. Он привез стекло для рам да тюфяки в
