Крупный, хорошо одетый белый джентльмен с сигарой меж пальцев огляделся вокруг. Глаза его двигались так, что негр понял: смотрит он дальше автомойки и автокафе «Фостерз Фриз»; он оглядывал весь город. Он видел жилую зону с домами и особняками. Он видел трущобы, полуразвалившуюся гостиницу и сигарную лавку. Он видел пожарную станцию, школу и современные магазины. Все это он охватил взором и, едва взглянув, словно бы завладел всем этим.

Также негру показалось, что белый джентльмен проделал долгий путь, чтобы добраться именно до этого города. Он приехал не из окрестностей. И даже не с востока. Он, может, вообще с другого конца света приехал; а может, он так и жил, переезжая с места на место. Все дело было в его сигаре: пахла она по-иностранному. Это была не американская сигара, ее привезли откуда-то. Стоял, значит, белый джентльмен, источая своей сигарой иностранный запах, в ношеном твидовом костюме, английских ботинках, французских манжетах из льна и золота. Может, его серебряная сигарная гильотинка была из Швеции. Может, пил он испанский шерри. Он был человеком мира – и явился издалека.

Когда он приехал, когда направил сюда свой большой черный «Додж», он привез не только себя. Нет, этого ему было бы мало. Он был настолько громадным, что возвышался надо всем, даже когда стоял склонившись и слушал, даже когда просто курил сигару. Негр никогда не видел человека, чье лицо так возвышалось бы. Оно было так высоко, что у него не было ни формы, ни выражения. Оно не было ни добрым, ни злым; просто лицо, бесконечное лицо, возвышающееся над ним, с этой дымящей сигарой, которая создавала вокруг него и его помощника целый отдельный мир. В маленький калифорнийский городок Пасифик-Парк он принес с собой всю оставшуюся вселенную.

Джозеф Шиллинг, руки в карманах, прогулочным шагом шел по гравийной дорожке и любовался окружающим миром. У пруда дети бросали хлебные крошки откормленным уткам. Посреди парка стояла пустая эстрада. То там, то тут сидели старички и молодые полногрудые мамаши. Парк был засажен невероятно тенистыми эвкалиптами и перечными деревьями.

– Лодыри, – произнес семенящий следом Макс, вытирая носовым платком потное лицо. – Куда мы идем?

– Никуда, – ответил Шиллинг.

– Вы хотите с кем-нибудь поговорить. Вы сейчас сядете и будете разговаривать с кем-нибудь из этих лодырей. Да вы с любым готовы вести беседы – даже с тем черномазым.

– Я уже почти все решил, – сказал Шиллинг.

– Правда? И что же?

– Остаемся здесь.

– Почему? – не унимался Макс. – Из-за этого парка? Да такой же точно в любом городишке в радиусе…

– Именно в этом городе. Здесь есть все, что мне нужно.

– Например, девки с большими буферами.

Они дошли до границы парка. Сойдя с поребрика, Шиллинг пересек улицу.

– Можешь пойти выпить пива, если хочешь.

– Куда это вы? – с подозрением спросил Макс.

Перед ними был квартал современных магазинов. Посредине располагалось агентство недвижимости. На вывеске значилось: «ГРЭБ и ПОТТЕР».

– Вот туда, – сказал Шиллинг.

– Подумайте хорошенько.

– Я все обдумал.

– Магазин вы здесь открыть не сможете; в таком городишке прибыли не дождешься.

– Может, и так, – рассеянно произнес Шиллинг, – зато, – он улыбнулся, – я смогу сидеть в парке и кормить уток хлебом.

– Встретимся в автомойке, – сказал Макс и покорно поплелся в сторону бара.

Джозеф Шиллинг помедлил секунду, а потом зашел в офис агентства недвижимости. В большом помещении было темно и прохладно. Длинная конторка отгораживала часть комнаты. В той дальней части за столом сидел высокий молодой человек.

– Да, сэр? – сказал молодой человек, едва приподнимаясь. – Чем могу быть полезен?

– Вы сдаете нежилые помещения в аренду?

– Да, сдаем.

Джозеф Шиллинг подошел к краю конторки и взглянул на карту округа Санта-Клара.

– Позвольте взглянуть на ваш каталог, – меж пальцев показался белый краешек его визитки. – Я – Джозеф Р. Шиллинг.

Молодой человек встал.

– Меня зовут Джек Грэб. Приятно познакомиться, мистер Шиллинг. – Он осторожно протянул руку. – Нежилые помещения? Вам нужна долгосрочная аренда под розничную торговлю?

Он достал из-под конторки толстенный том с клепаной обложкой и положил его перед посетителем.

– Без движимого имущества.

– Вы коммерсант? У вас есть разрешение на розничную торговлю в Калифорнии?

– Я работаю в музыкальной индустрии, – ответил он и тут же добавил: – Раньше я подвизался на ниве издания музыки, а теперь вот решил попробовать силы в торговле пластинками. Это вроде как моя мечта – иметь собственный магазин.

– У нас уже есть магазин грампластинок, – сказал Грэб, – «Музыкальный бар Хэнка».

– Это будет совсем другое. Это будет музыка для ценителей.

– Вы имеете в виду классическую музыку?

– Да, именно.

Послюнив большой палец, Грэб принялся бойко листать жесткие желтые страницы своего каталога.

– Кажется, у нас есть именно то, что вам нужно. Небольшой магазинчик, очень современный и чистый. Выложенный плиткой фасад, флуоресцентная подсветка, всего пару лет как построили. Это на Пайн-стрит, прямо посреди делового квартала. Там раньше был магазин подарков. Его держала приятная пара средних лет. Он продал дело, когда она умерла. От рака желудка, насколько я понимаю.

– Я хотел бы взглянуть на это место, – сказал Джозеф Шиллинг.

Грэб хитро улыбнулся ему из-за конторки:

– А я хотел бы вам его показать.

На краю бетонной платформы фабрики «Готовая мебель Калифорнии» рабочий укладывал штабеля хромированных стульев в грузовик. Рядом ждал своей очереди фургон.

Апатичный экспедитор в линялых джинсах и суконном переднике вяло монтировал хромированный обеденный стол. Пластиковая столешница держалась на шестнадцати болтах; еще шесть не давали расшатываться полым металлическим ножкам.

– Говно, – сказал экспедитор.

Интересно, собирает сейчас кто-нибудь еще на свете хромированную мебель, подумал он. Чего только не представишь себе, чем только люди не занимаются, подумал он. В сознании его нарисовался пляж в Санта-Крус, девушки в купальниках, бутылки пива, комнатки в мотелях, радиоприемники, из которых доносится легкий джаз. Боль стала невыносимой. Внезапно он спустился к сварщику, который, приподняв маску, искал новый стол.

– Это же говно, – сказал экспедитор, – это тебе известно?

Сварщик осклабился, кивнул и промолчал.

– Ты закончил? – не унимался экспедитор. – Тебе нужен следующий стол? Да кто поставит такой стол у себя дома, черт побери? Я б его даже в сортире не поставил бы.

Блестящая ножка выскользнула у него из пальцев и упала на бетон. Экспедитор, чертыхаясь, пнул ее под лавку, где были свалены куски веревки и обрывки коричневой бумаги. Как только он нагнулся, чтоб вытащить ее оттуда, появилась мисс Мэри Энн Рейнольдс – она принесла ему новые бланки заказов.

– Не надо так уж, – сказала Мэри Энн; она знала, что в офисе слышат каждое его слово.

– Да черт с ним со всем, – сказал экспедитор, доставая ножку, – подержи, пожалуйста.

Мэри Энн отложила бумаги и стала держать ножку, пока тот прикручивал ее к раме. До нее дошел запах его недовольства жизнью; то был тонкий запах, едкий, как прогорклый пот. Ей было жаль его, но его тупость ее раздражала. Она занималась тем же полтора года назад, когда только начинала.

– Уволься, – сказала она. – Какой смысл ходить на работу, которая тебе не нравится?

– Помолчи, – огрызнулся экспедитор.

Мэри Энн отпустила готовый стол и посмотрела, как сварщик припаивает ножки. Ей нравилось смотреть на рассыпающиеся искры – это было похоже на праздник в честь Дня независимости. Она уже просила сварщика дать ей попробовать, но он всегда только ухмылялся.

– Твоей работой недовольны, – сказала она экспедитору, – мистер Болден сказал жене, что, если ты не исправишься, он не станет тебя держать.