– Вот бы обратно в армию, – сказал экспедитор.
Говорить с ним было без толку. Мэри Энн, крутанув юбками, повернулась и ушла обратно в офис.
Том Болден, пожилой владелец «Готовой калифорнийской», сидел за своим столом; его жена – за счетной машинкой.
– Как там дела? – спросил Болден, убедившись, что девушка уже на месте. – Сидят, баклуши бьют, как обычно?
– Работают в поте лица, – добропорядочно ответила она, усаживаясь за печатную машинку. Экспедитор ей не нравился, но и участвовать в его падении она не желала.
– Письмо Хэйлзу у тебя? – спросил Болден. – Я хочу подписать его до отъезда.
– Куда ты собрался? – поинтересовалась жена.
– В Сан-Франциско. Из универмага Дормана сообщают, что в последней партии много брака.
Она отыскала письмо и передала его старику на подпись. На этом листе она не сделала ни одной ошибки, но гордости от этого не чувствовала; хромированная мебель, письма, которые она печатала, неурядицы в магазине – все смешалось в бессмысленной трескотне счетной машинки Эдны Болден. Она залезла под блузку и поправила лямку бюстгальтера. День был жаркий и пустой – как всегда.
– Вернусь часам к семи, – говорил Том Болден.
– Осторожней на дороге, – это была миссис Болден, которая придерживала для него дверь.
– Может, привезу нового экспедитора. – Он уже почти ушел, голос его удалялся. – Ты видела, что там происходит? Грязь, как в свинарнике. Повсюду мусор. Я возьму фургон.
– Езжайте через Эль-Камино, – сказала Мэри Энн.
– Че? – Болден застыл в дверях, вытянув шею.
– Через Эль-Камино. Так медленнее, но безопаснее.
Бурча что-то себе под нос, Болден хлопнул дверью. Она слышала, как фургон завелся и выехал на шумную дорогу… впрочем, все это было неважно. Она принялась проверять свои стенограммы. Через стены офиса просачивался гул электропил, да экспедитор выдавал очереди, сколачивая свои хромированные столы.
– А ведь он прав, – сказала она. – Ну, Джейк, то есть.
– Что еще за Джейк? – поинтересовалась миссис Болден.
– Экспедитор.
Они даже не знали, как его зовут. Он был просто машиной для сколачивания столов… неисправной машиной.
– Возле скамейки на погрузке должна быть мусорная корзина. Как можно заниматься упаковкой и не сорить?
– Не тебе решать, – миссис Болден положила распечатку счетной машинки и повернулась к ней: – Мэри, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать – не следует говорить так, будто ты здесь главная.
– Я знаю. Меня наняли писать под диктовку, а не учить вас, как вести дела, – она уже слышала это много раз, – так ведь?
– С таким поведением ты долго в бизнесе не протянешь, – сказала миссис Болден, – заруби себе это на носу. Ты просто обязана уважать вышестоящее начальство.
Мэри слышала слова и не понимала, что они значат. А вот миссис Болден они казались важными; похоже, грузная старуха и вправду расстроилась. Мэри это немного забавляло – ведь все это было так глупо, так незначительно.
– А вам что – не интересно, что происходит? – спросила она. Очевидно, нет. – На складе тканей нашли крысу. Может, крысы уже рулоны прогрызли. Разве вам не нужно все выяснить? Кто-то же должен рассказывать вам.
– Конечно, нам нужно все выяснить.
– Не вижу разницы.
Они помолчали. Наконец пожилая женщина произнесла:
– Мэри Энн, мы оба, Том и я, очень высокого о тебе мнения. Ты превосходно справляешься – у тебя есть голова на плечах, и соображаешь ты быстро. Но будь добра, не забывай свое место.
– Что еще за место?
– То, где ты работаешь!
Мэри Энн улыбнулась; какая-то мысль мелькнула у нее в голове. Она чувствовала легкое головокружение, словно что-то тихонько жужжало внутри.
– Да, кстати.
– Что «кстати»?
– Мне надо забрать из химчистки коричневый габардиновый плащ.
Она задумчиво взглянула на свои наручные часы. Она осознавала, как это взбесит Эдну Болден, но старуха попусту теряла время.
– Я уйду сегодня пораньше? Химчистка закрывается в пять.
– Жаль, что я не имею на тебя должного влияния, – сказала миссис Болден. Девчонка беспокоила ее, и она не могла скрыть огорчения. Взывать к Мэри Энн было бесполезно; обычные обещания и угрозы ничего не значили. Мэри Энн просто пропускала их мимо ушей.
– Простите, конечно, – продолжала Мэри Энн, – но все как-то нелепо и так запутано… Вот Джейк – он же ненавидит свою работу. Если ему так не нравится, так пусть бы бросил. А ваш муж хочет уволить его за грязь на рабочем месте, – она пристально посмотрела на миссис Болден, раздосадовав ту еще сильнее. – Так почему ничего не меняется? Ведь то же самое было и полтора года назад. Что это со всеми нами?
– Просто делай свою работу, – сказала миссис Болден. – Давай-ка повернись к столу и допечатывай письма.
– Вы мне не ответили, – Мэри Энн по-прежнему безжалостно сверлила ее взглядом. – Я спросила, можно ли мне уйти пораньше.
– Сделай все, что нужно, тогда поговорим.
Мэри Энн задумалась на секунду и повернулась к своему столу. Если она пойдет с фабрики прямо в город, то до химчистки доберется минут за пятнадцать. Чтобы поспеть наверняка, нужно выйти в половине пятого.
Для нее вопрос был решен. Она сама его решила.
Под утомленным солнцем, в блеске раннего вечера она шла по Эмпори-авеню – невысокая, худенькая девушка с коротко остриженными каштановыми волосами; шла, расправив плечи, с высоко поднятой головой, небрежно перекинув через руку свой коричневый плащ. Она шла, потому что не любила ездить на автобусах, а кроме того, гуляя пешком, она могла остановиться где вздумается и когда вздумается.
Машины двигались по улице в обе стороны. Из лавок выходили торговцы, чтобы скатать навесы; магазины в Пасифик-Парке начинали закрываться.
Справа от нее возвышались оштукатуренные корпуса средней школы Пасифик-Парка. Три года назад, в 1950-м, она закончила эту школу. Кулинарное искусство, основы гражданского права и история Америки – вот чему ее там учили. Пригодилось ей пока только кулинарное искусство. В 1951 году она устроилась на свою первую работу, секретарем в приемной кредитного общества «Эйс». К концу 1951 года это ей наскучило, и она перешла на работу к Тому Болдену.
Та еще работка – печатать в разные магазины письма про хромированные кухонные стулья. Да и стулья были сработаны так себе, она проверяла.
Ей было двадцать лет, и всю свою жизнь она провела в Пасифик-Парке. Она не испытывала неприязни к этому городу; он был таким хрупким, что, казалось, не вынес бы неприязни. Его жители играли в свои странные игры и принимали эти игры всерьез, как было и в ее детстве: правила, которые нельзя было нарушить, и ритуалы, в которых жизнь встречалась со смертью. А она, любопытная, все спрашивала – зачем это правило, откуда этот обычай, – и играла, как бог на душу положит… пока ее не охватила скука, а затем и недоуменное презрение, которое пропастью пролегло между ней и остальными.
Она ненадолго притормозила возле аптеки «Рексол», чтобы рассмотреть стеллаж с книгами в бумажных обложках. Не останавливаясь на романах – слишком много было в них чепухи, – она выбрала брошюру «Обогати словарный запас за тридцать дней». Книжка и местная газета «Лидер» стоили ей тридцать семь центов.
Она выходила из аптеки, когда к ней приблизились две фигуры.
– Привет, – сказал один из них, хорошо одетый молодой человек. Это был продавец из магазина мужской одежды Фрюга; его спутник был ей незнаком. – Ты сегодня видела Гордона? Он тебя искал.
– Я ему позвоню, – сказала она, продолжая идти. Ей был неприятен цветочный аромат, который вился за Эдди Тэйтом. От некоторых мужчин пахло одеколоном, и даже приятно, или вот Туини – тот пах, как свежее дерево. Но только не это… к этому она не испытывала ни капли уважения.
– Че читаешь? – спросил Тэйт, приглядываясь. – Какой-нибудь любовный романчик?
Она смерила его взглядом в своей обычной манере: спокойно и не желая обидеть, всего лишь любопытствуя.