— Возвращение отрезков не достигает той цели, которую себе поставили составители программы, а цель, которую эти меры действительно достигают, мы себе не можем ставить… Мы не можем требовать, чтобы крестьянам были возвращены именно те земли, которыми они пользовались в 1861 году, потому что мы в принципе не признаем за помещиками права и на те земли, которые они до 1861 года награбили…

«Что же это такое? — недоумевал Герасим Михайлович. — Опять начались нападки».

А Мартынов продолжал:

— Если мы в настоящее время не выставляем требований национализации всей земли, то мы при этом руководимся соображениями, ничего общего не имеющими с вопросом о правах. Если мы хотим последовательно провести тот принцип, который выставлен в программе, мы должны определить, какие земли и угодья в настоящее время служат крупным землевладельцам средством для поддержания полукрепостной зависимости окрестного населения, и экспроприировать их, независимо от того, как и когда эта земля к ним попала.

Мишенев, слушая Мартынова, затрагивающего, действительно, насущные проблемы деревни, не мог не отдать должное аналитическому уму оратора. Однако всем нутром своим понимал и чувствовал Ленина и считал, что ближайшие задачи партии в этом вопросе и в программе поставлены правильно. Ему, крестьянскому сыну, долго объяснять не надо, что в первую очередь следует вступиться за мелкого крестьянина, облегчить его участь и приучить к мысли, что есть рабочая партия, которая проявляет заботу о нем, что земля, на которой он выращивает хлеб, по праву должна принадлежать ему. Отец в поте лица обрабатывал свои небольшие угодья, а широким привольем вокруг лежали земли, которыми владел человек, живший далеко от них. Конечно, нисколько не сомневался Герасим Михайлович, земля должна быть передана крестьянину, всю жизнь связанному с нею. Оброк и отработки с отцовского надела держали их семью в вечной нужде. Сколь помнил себя, отец так и не смог связать концы с концами. Чтобы зарабатывать лишний рубль на тощей и обессиленной лошаденке, он занимался извозом. Бывало, соберутся в избе мужики, и все разговоры только вокруг нужды да беспросветной кабалы. Земля вроде божья и право у мужика на нее такое же, как на воду и воздух, а на поверку выглядит, что она, кормилица, чужая, барская. Чтоб крестьянской была, надо поклониться в ножки ее владельцу и вывернуть карман наизнанку, если денежки в нем есть…

«Это ведь остатки крепостного права на Урале, — думал Герасим, сопоставляя слова Мартынова. — Они есть и на Алтае, и в Западном крае, есть в других областях России. И в аграрной программе указывается на их устранение».

Мишенев мог по лицам, морщившимся, недовольным, пересчитать всех, кто разделял антиискровские взгляды. Вот Мартынов снова поднялся. Герасим Михайлович метнул на него сердитый взгляд, а тот прямо с места заговорил:

— Товарищ Ленин, возражая мне, стучался в открытую дверь. «Пролетариат должен доделать то, чего не доделала буржуазия», — говорил он. — Я подписываюсь под этим обеими руками. Но как понять это положение? Значит ли это, что если буржуазия не казнила Людовика XVI, мы в царствование Людовика XVIII должны казнить не настоящего живого представителя монархии, а прежнего, который уже умер. Я полагаю, что нет. Если буржуазия в свое время не уничтожила или не вполне уничтожила феодализм, то мы теперь обязаны уничтожить феодализм, но феодализм в той форме, в какой он существует теперь, а не в той форме, в какой он существовал сорок лет тому назад…

Плеханов нетерпеливо привстал, нахмурил широкие брови, нервно повел плечом:

— Если бы буржуазия не отрубила Людовику XVI головы, то нам было бы немножко поздно доделывать это…

Владимир Ильич, торопливо заносивший слова Мартынова в дневник, отложил карандаш.

— Но сделаем другое предположение, — чуть повысив голос, Георгий Валентинович выделил: — Людовик XVI остался. На троне у нас два Людовика, XVI и XVIII. Один современный, представитель конституционного режима; другой — представитель феодального строя, призрак прошлого. Что сделали бы мы в таком случае? Я думаю, что мы прежде всего разделались бы с заветом старого, с Людовиком XVI, и продолжали бы неуклонно бороться с Людовиком XVIII. Так поступили мы в нашей программе, стремясь к модернизации нашего общества.

Владимир Ильич довольно усмехнулся, считая, что Георгий Валентинович очень удачно обыграл имена Людовиков и тем самым нанес неотразимый удар по самому главному, казавшемуся убедительным доводу Мартынова. Он повернулся к Плеханову и продолжал его с интересом слушать.

— Это чисто практический вопрос: на плечах наших крестьян лежит ярмо, которое трет их плечи и которое должно быть разбито. И вот мы хотим разбить его. Мартынов говорит, что отрезки не везде имеют одинаковое значение, так как местами помещики налегали особенно на выкупные платежи. Но здесь мы подкованы на обе ноги, потому что мы требуем возвращения и отрезков и выкупных платежей. Поскольку же кабальные отношения вытекают из современного положения вещей, способ борьбы с ними указывается другой частью программы… Когда нас упрекают в том, что мы будто бы против обращения земли в общественную собственность, то забывают, что наша конечная цель именно и заключается в передаче всех средств производства в общественную собственность.

Мишенев восторгался сжатой и ясной убедительностью, с какой Плеханов отпарировал Мартынову, уложившись в десятиминутный регламент, установленный для выступающих. Дивился тому, с какой проницательностью Ленин раскрыл глубинный смысл крестьянского вопроса. Он, естественно, не знал, с каким трудом достигнуты эти ясность и глубина, какого умственного напряжения стоила Владимиру Ильичу каждая строка аграрной программы, сколько прочитано им книг по земельному вопросу в той же библиотеке Британского музея, как досконально изучались земельные проблемы не только России и стран Европы, но и Америки. Якоб Рихтер — на это имя для Ленина был выписан читательский билет.

Разве в статьях, появившихся в «Искре», «Аграрная программа русской социал-демократии», «Аграрный вопрос и «критики Маркса», уже не определялись его взгляды на эти жгучие вопросы современности? Разве в прочитанных затем лекциях «Марксистские взгляды на аграрный вопрос в Европе и России» с той же убедительностью не повторял Ленин те же самые истины, чтобы раскрыть проблему, волнующую крестьян стран Запада и России? Он обратился с подробнейшим изложением вопроса и к тем, кто имел непосредственное отношение к земле, — к крестьянам, и выпустил для них брошюру «К деревенской бедноте». Эта брошюра была нужна русскому крестьянину, как воздух.

Речь Плеханова не приостановила выступлений. Они продолжались. Обсуждение аграрной программы захватывало все новых и новых ораторов. Ленин быстро заносил в дневник высказанные мысли, отчеркивая их то жирными карандашными следами, то, ставя восклицательные и вопросительные знаки, то, особо острые и спорные, обводя фигурными и квадратными скобками, то отмечая нотабенами.

Нет, Ленин будет отстаивать свои взгляды. В этом нисколько не сомневался Мишенев и не сомневались все, кто разделял и принимал позицию Ленина, ясно и четко изложенную в его «Ответе на критику нашего проекта программы» — брошюре, розданной делегатам для ознакомления в Женеве. Герасим Михайлович почти дословно запомнил: суть аграрной программы состоит в том, что сельский пролетариат должен вместе с богатым крестьянством бороться за уничтожение остатков крепостничества. И, отвечая экономисту Маслову, Владимир Ильич писал:

Однако делегат от группы «Южного рабочего» Егоров, несмотря на это, заявил, что аграрная программа наименее выяснена, что она остается непонятной, а дебаты затруднены отсутствием предварительного доклада.