Мы полушепотом договорились незаметно ссыпать набранные колосья сначала в одну чью-нибудь сумку. Набрав таким образом пять сумок, на кого-то — Славку, Женьку или меня, — мы, без сомнения, должны получить после этого книжку. Она станет подарком для всей малышни нашей деревни, начнут они по очереди читать ее, а нас будут считать героями и победителями.

В марте мы уже заработали одну книжку. Нам дали ее за рекордно собранную в конце зимы золу. Скота в колхозе осталось мало, навоза для удобрения не хватало. Решили вывозить на поля печную золу.

Чем не работа для ребятни — выгребать из загнеток золу, когда печь истоплена. Золу ссыпали в загодя расставленные деревянные ящики и затем на санях увозили в заснеженные поля.

Когда засеяли и, забороновав, оставили поля ждать теплых дождей, председатель уехал с отчетом в город. Там он раздобыл через «десятые руки для пацанья лично» новехонькую книжку «Робинзон Крузо». Читали ее по очереди, а потом в кустах за деревней строили шалаши и воображали себя робинзонами.

За что только мы не брались после этого! Пасли коров, стерегли коней, окучивали картошку, ворошили, гребли и возили сено, складывали снопы — везде помогали, как могли и умели.

Теперь же мы стали «дальники», ходили в поселковую школу.

Зимой, когда утром еще было темно, мы жгли налитый в банки мазут. Банки прицеплялись к длинным проволокам. Крутя огненными пугалами, освещали себе дорогу… Готовили банки еще с вечера. На дно клали и заливали мазутом или соляркой ветошь. Пугало должно было светить, пока его не погасят. Банки прятали на подходе к школе в кустарниках. И бережно уносили назад как первостепенную надобность.

Кому же как не нам, дальним, и было сейчас отвоевывать книжку?! В глухой и бездорожной нашей деревне она была нужнее, чем здесь, где и магазин, и клуб, и библиотека!

Сдавать колоски бегал я. По две плановых сумки для виду, а то и по одной, надлежало отнести в конце работы Женьке и Славке.

Высыпая колоски в стоявший на весах ящик, я едва не вытряхнул и забытый на дне сумки, исколотый Сенькиной ручкой драник. Перекладывая в карман, я почувствовал голод и решил было потихоньку съесть его. Но увидев свободно и часто склоняющихся над жнивьем Женьку и Славку, передумал: люди гнут спину ради моего рекорда, а я тут есть буду. Голодать — так вместе!

Я подошел к Женьке и Славке.

— Ты что задерживаешь? — укоряюще зашептали они. — Давай сумку!

Оказалось, пока я ходил, ребята немало насобирали. Как только Сенька склонился к стерне, они мигом пересыпали мне колосья. И я, для приличия потоптавшись, потянув время, понес сдавать сумку снова. Так я ходил и раз, и два, и три, усердно увеличивая свой рекорд.

Сенька вроде бы ничего и не видел, близоруко сгорбившись, глядел только под ноги. Сумка его свисала до самой земли. Время от времени он опускал в нее руки и, как мне казалось, подносил их затем к лицу. Я заинтересовался и начал исподволь наблюдать за ним.

Скоро без труда разгадал Сенькину тайну. Держа руки в сумке, он неприметно тер, вылущивал колосья, выдувал мякину и торопливо поедал зерна. При этом сопел, надувал щеки. Значит, сдавал-то он одну шелуху!

Утренняя обида на Сеньку еще держалась во мне. Надо бы проучить его — не весь же день валять ему дурака.

— Ты что это делаешь? — возмутился я над самым его ухом. Он в испуге отпрянул.

— Тебе-то что?..

— Ты же мошенничаешь!..

— Есть хочу, — сознался он убито и тихо.

— Все хотят. Не ты один.

— Дал бы мне лучше драник, — сказал, глядя в сторону.

— У меня больше нет…

— А тот, который на уроке дарил. Он ведь мой.

— Почему это твой?

— Ты мне его отдал. Значит, мой.

— Я его выбросил.

— Вы-ы-ыбросил?!

— Да.

Сенька недоверчиво покосился.

— Когда книжки складывали, — пояснил я. — Взял и выбросил. В траву.

— Может дел?..

— Воронье давно подобрало.

— Врешь ты. Просто жалко.

— Пусть вру. Я предлагал тебе на уроке? Предлагал. А ты?

— У меня живот болел… — признался неожиданно Сенька. — Я боюсь есть морковь. От нее часто болит.

— А от колосьев нет?

— Не знаю, — пожал Сенька плечами. — Дай драник!

— Что он к тебе привязался?! — вмешались в разговор Славка с Женькой. — Дел у тебя нет? Эй, ты, мухомор, отцепись! — пригрозили они Сеньке.

— Сам прилип, — буркнул тот.

Сказать или не сказать им о зернах и дранике? Пожалуй, не буду, чтобы не отрывать от работы. Сеньку, по совести говоря, было все же немного жаль. Не умеет скрыть голод, не роптать. Не умеет пересилить себя.

В конце концов книжка ему все равно не достанется. И чернильный драник он тоже не получит. И незачем тратить мне попусту время.

Прочесав стерню, мы повернули назад. Колосья теперь попадались реже, да и те мятые, втоптанные и поломанные настолько, что и брать не хочется. Это были половинчатые колоски, от которых сумки наши наполнялись медленно.

На меже с краю поля шеренгу остановил директор, подозвал классных руководителей, что-то сказал им и, показав рукой в сторону, отпустил.

— Ребята! — классная хлопнула в ладоши. — Подойдите ближе!

— Результаты скажет, — предположили мы.

— Ребятки, сейчас мы пойдем по соседнему полю, соберем с него колосья и вернемся за книжками.

Мы понурились.

— Соседнее поле поменьше, — утешала она. — На нем не задержимся. Определим победителя и распустим вас по домам.

— А как с нами, с дальними? — спросил я, показывая на садящееся за лес солнце. — Темнеет…

— Виктор Григорьевич! — обратилась учительница к спешившему во главу цепочки директору. — У меня в группе трое зареченских. Отпустить их пораньше?

— Людмила Ивановна, как вы можете… Ответственнейшее мероприятие… — укорил директор.

— Все ясно, — поспешно откликнулась классная. — Потерпите, теперь недолго.

Мы поплелись на соседнее поле. Я совсем устал, начал цеплять и шаркать ботинками о стерню. Мысль о позднем возвращении домой только усиливала усталость. Хорошо бы месяц светил: при нем и добираться к себе веселее.

Но, главное, голод… Он больше всего не давал покоя. Тело от него стало легким, в глазах возникли бегущие по стерне мелкие тени…

Соседнее поле было в холмистых перепадах. Сжать или чисто скосить его — довольно трудно, поэтому и лежалых колосьев на нем оказалось полным-полно.

Взойдя на бугор, Славка сказал:

— Глядите-ка, Сенька наш, как командир, рядом с директором!..

— Домой, поди, отпрашивается.

По-утиному переваливаясь, он шел с директором. Склонив голову, директор внимательно слушал его… Потом Сенька присоединился к нам.

— Не отпустили тебя, — посмеялись мы.

— А я и не просился.

Мы едва тащили ноги, держась ради книжки из последних сил. Только бы досталась она, с ней и назад легче будет идти.

Солнце коснулось верхушек леса, и часть поля белесо затуманилась, а вскоре и совсем затемнилась. Лишь после этого директор распорядился возвращаться к оставленным на меже книгам.

Трава на меже занялась росой. От предвечерней осенней влаги поотсырели и книжки. Мы торопливо запихивали их в сумки. Директор о чем-то совещался в сторонке с учителями. Никаких листков с записями они не держали. Опустившись на колено, одна учительница делала на заветной книжке надпись.

Втроем мы отнесли десять сумок, шесть из которых были записаны на меня. Неужто кто собрал больше?

Кружок совещавшихся наконец зашевелился.

— Минутку внимания, друзья мои! — Ребятня сгрудилась вокруг директора. — Я обещал вручить в конце работы вот эту книжку тому из вас, кто соберет больше колосьев. Но прежде я хотел бы поведать вам одну тайну…

Детвора всколыхнулась и оживилась. Глаза директора побежали по ней и остановились на мне.

Но заговорил он о Сеньке.

— Ученик нашей школы Семен Никулин поступил сегодня как настоящий товарищ. Он собрал не так уж много, три с половиной сумки, но велика и важна в таком деле честность…