Приближался ужин, и Щербаков собрал группу на инструктаж.
— Кормить будут в поселковой столовой, — объявил он. — Первый день, что есть. Дальше — все будет как надо. Опаздывать не советую. Закрывают столовую в семь тридцать. Ясно?
— Ясно!
— Тогда на ужин.
9
Небольшая уютная столовая пришлась каждому по душе. Пожилая повариха по-матерински заботилась о мальцах. Сама из Сибири, она приткнулась в молодости в этом поселке и осела в нем на многие годы. В каникулы приехала к ней племянница и сразу оказалась в центре внимания пэтэушников. Поварихе это нравилось, и она старалась кормить ребят получше.
Школу внутри пока не трогали: хватало работы снаружи. С утра и до сумерек во дворе шла суета: песок, алебастр, известь, носилки, растворные ящики — все разыскивалось и расхватывалось. От того, как будет организована работа, зависели каждодневные нормы. Сделать же больше хотелось каждому. И был в этом резон.
За школу обещали выплатить по настоящим строительным расценкам. И в училище понимали, что ехать начинать после практики лучше и легче в приобретенной после выпуска одежде. На диво проворно мелькали в руках мастерки: кельма, сокол, терка. Терка длинная и терка короткая. На сокол, дощатый поднос с ручкой, набирали раствор и затем кельмой бросали на дранку. Длинной теркой заглаживали, а маленькой шлифовали, делали доводку. В карманах спецовок носили гвозди и молотки. По углам раскладывали принесенные кули дранки.
Внутри школы было сумеречно, стоял запах раствора. Когда штукатурили потолок, раствор, случалось, попадал в глаза. С воем скатывался бедолага с подмостей и, спотыкаясь, несся под кран с водой промыть глаза. Но со временем незадачливых штукатуров становилось меньше: наживались сноровка и навык. Работали так быстро, что во дворе школы, случалось, не успевали готовить раствор. Тогда ребята садились на подмости, смотрели в оконный проем или случайный просвет в стене и запевали.
Не за горами был выпуск. Еще немного времени, и ты — штукатур, и не простой штукатур, а штукатур-фасадчик, отделочник, специалист широкого профиля. По совести говоря, оно почти то же, что и штукатур, однако слово отделочник придавало профессии дополнительную весомость, непонятную другим значимость и загадочность.
Секрет заключался в том, что вырезанными деревянными шаблонами лепились в верхних углах между стенами и потолком узорчатые закругления. Шаблон тянули по специально набитым рейкам, предварительно забросав угол раствором. На первый взгляд — дело простое. Но сотворить без изъяна красивый узорчатый фасад мог не каждый. На словах премудрость вроде бы и не сложная, однако без мастера и его помощи не обойтись. Плохой фасад и карниз могли испортить вид всего дома. Но не зря же мальчишки жили в этом городе, учились в ПТУ, где главенствовали порядок и дисциплина!
Город для каждого из них начался с вокзала. Именно вокзал становился центром притяжения, когда кто-то грустил и скучал по дому. В зале ожидания, в людской сутолоке находил знакомых, узнавал о доме, о родителях и близких. Тоска о родных местах отступала…
В огромной столовой, где питались учащиеся, собирались железнодорожники: пожилые и молодые машинисты, помощники, стрелочники, составители поездов — усталые, возбужденные, либо, наоборот, спокойные и размеренные, удовлетворенные только что законченным делом.
Они заходили с сумками и рабочими сундучками, электрическими фонарями и молоточками на длинной ручке, одетые в ватники, полушубки, шинели, тулупы, за голенищами сапог и валенок у многих торчали свернутые флажки. Отогреваясь в столовой, железнодорожники затевали с ребятами беседы. Они проехали сотни верст на поездах за рабочую смену, перевидели столько, что многим мальчишкам хватило бы на все время учебы. В отличие от других училищ строительное располагалось так близко к вокзалу, что по ночам, когда затихал городской шум, слышны были извещения о прибытии поездов и посадке на них. Начальство станции охотно предоставляло училищу и столовую, и баню, и стадион, на зеленых дорожках которого физрук проводил до завтрака тренировки. Из лучших спортсменов он отбирал команду и готовил затем для городских соревнований.
В команде «бег на длинные дистанции» был и Игорь. Но бегать ему, признаться, не хотелось. Этому он предпочитал музыкальный кружок после часов, проведенных в учебном подвале, где приобретался навык бросать штукатурным ковшом жидкую глину на обитую дранкой стену и где то и дело возникали по разному поводу схватки и потасовки друг с другом. В них однажды совершенно неожиданно для себя Игорь положил на лопатки своего же старосту, непобедимого, знаменитого Вальку Павлихина. И после поражался скрытой в себе возможностью одолевать столь признанные авторитеты, каким считался не только в группе, но и в училище Валька Павлихин.
И те несколько человек, знавшие Божкова как покладистого, мирного парня, стали проявлять к нему внимание. Ребята побаивались травли Павлихина и его дружков и робко надеялись на возможную защиту и покровительство Игоря, если бы со старостой у них обострились отношения.
Игорь и Антон держались почти везде вместе. У Антона давно умерла мать, и поэтому домашний труд, забота о младших в доме рано легли на его плечи. В деревне они были соседями и по дороге в школу заходили друг за другом. По характеру Антон — человек мягкий, мог бы ужиться с каждым. И любой, вероятно, мог бы работать с ним.
Старший брат его служил в армии. И когда однажды оказался в училище, они отправились в город вместе: лейтенант и два пэтэушника. Гордости и удовлетворению Антона не было предела. Ведь к нему одному за время учебы никто не наведывался. Они шли тогда покупать Антону костюм, который был так необходим ему. Один Игорь только и знал причину неотложной покупки. Во всем виновата Светка…
Она не замечала его, встречалась с другим парнем, слывшим в деревне модником. Парень к тому же кружил голову то одной, то другой девчонке, и Антон верил, что Светка рано или поздно переменит к нему отношение.
Костюм, в котором Антон намеревался заявиться в деревню, должен был существенно поправить дела. Втроем они купили его в первый же выход в город и подогнали затем в ателье. Почитавшая все красивое, Светка должна была дрогнуть. В новом костюме Антон выглядел неотразимым: смуглый, черноволосый, излучающий счастье и радость.
На практике он ждал свободного учебного дня, чтобы махнуть на субботу и воскресенье в свою деревню. Игорь уговорил мастера, что сделает норму и за друга, что школу все равно сдадут в срок и что не отпустить Антона нет никаких причин. Щербаков в конце концов сдался, сказав, что отпустит сразу, как только закончится намеченная на днях проверка практики завучем Долгановским и директором Сергиным.
Они были настоящими друзьями — Игорь и Антон. Зимой бюро комитета комсомола поручило им дежурить на избирательном участке. Сами они не голосовали пока, но помогали составлять списки, раскладывали литературу и твердо верили в необходимость и важность такого дела.
Игорь и Антон загодя готовили на агитпункте сцену для выступлений струнного оркестра. Концерт в тот день удался на славу. В зале охотно и долго били в ладоши. Закончился он «Коробейниками». Их повторяли трижды.
Игорь давно мечтал играть на каком-либо инструменте, еще в деревне, где в двух-трех домах висели на стенах скрипки. А учителей не было, владельцы их умерли. Стояли гармони, висели скрипки, к которым никто не притрагивался, — каждому доступны стали транзисторы. Ребятня и мужики носили их даже в поле и в луга. Бывая в покосившейся избенке умершего соседа и взирая на висевшую на стене скрипку, потемневшую от времени, Игорю не раз думалось, что это безмолвствует оставленная в доме душа хозяина. И страстно хотелось в тот момент, чтоб скрипка заговорила, запела, как когда-то давным-давно пела под смычком дядьки-соседа. Носил Игорь мечту — выучиться играть. Он еще не знал, каким образом все это произойдет. Но был уверен, что рано или поздно будет играть и душа дядьки-соседа станет тогда ему родней и понятней.