Романы, поэзия, научные и философские труды исчезали, уже не будучи замечены, после того как бедняга библиотекарь подал démission éplorée[132] первого августа 1884 года. Пересекая лужайки, книги проплывали вдоль изгородей, чем-то напоминая утекание предметов в восхитительной сказке Уэллса про человека-невидимку, и попадали Аде на колени во время их с Ваном свиданий. Оба, как это всегда происходит с настоящими любителями книг, искали в чтении что-то необыкновенное; оба обнаруживали во множестве известных книг претенциозность, скуку и легкое надувательство.

Впервые прочтя в девять или в десять лет романтическую историю Шатобриана о брате и сестре, Ада не вполне вникла в смысл фразы «les deux enfants pouvaient donc s'abandonner au plaisir sans aucune crainte»[133]. Некий скабрезный критик в неком сборнике статей, к помощи которого она могла теперь счастливо прибегнуть («Les muses s'amusent»[134]), пояснял, что слово «donc»[135] одновременно подчеркивало и неспособность к зачатию в незрелом возрасте, и бесплодный итог незрелого кровосмешения. Ван тем не менее заявил, что критик ошибается, и в качестве подтверждения обратил внимание своей возлюбленной на одну из глав опуса «Секс и кодекс», где описывалось, какое влияние на общество оказывает роковой каприз природы.

В те времена слово «инцестный» у нас понималось не только как «непозволительный» — то есть, скорее, в лингвистическом, нежели в криминальном аспекте, — однако здесь также подразумевалось (в сочетании «инцестная связь» и проч.) вмешательство в ход человеческой эволюции. История уже давным-давно выдвинула на смену призывам к «Закону Божьему» здравый смысл и науку для масс. Исходя из вышесказанного, «кровосмешение» можно было считать преступлением, только если преступлением считался и инбридинг[136]. Однако, как отмечал судья Болд уже в 1835 году в пору альбиносских мятежей, практически все агрономы и фермеры-животноводы Северной Америки и Татарии используют инбридинг в качестве метода размножения, способного сохранить и развить, закрепить и даже заново воссоздать лучшие племенные свойства, но если здесь проявить чрезмерное рвение, можно и переусердствовать. При всякой чрезмерности инцест приводит к различного рода физическим порокам, появлению на свет уродливого и ослабленного потомства, «тихих мутантов» и в конце концов — к безнадежному бесплодию. От этого уже попахивало «преступлением», и так как особо некому было по-настоящему контролировать оголтелый разгул инбридинга (кое-где в Татарии порода овец, в течение пятидесяти поколений наращивавшая густоту руна, в результате внезапно выродилась в последнего голенького, неспособного к производству ягненочка о пяти копытцах, а обезглавливание кое-кого из фермеров не способствовало воскрешению некогда мощной породы), возможно, было бы разумней вообще наложить запрет на «кровосмесительное сожительство». С чем судья Болд и его последователи не соглашались, видя в этом «сознательном отказе от возможной пользы во избежание предполагаемого вреда» нарушение одного из основополагающих прав человека — а именно, наслаждения свободой своего развития, какой ни одно прочее в мире существо не знало. К несчастью, после этой получившей огласку беды, приключившейся с приволжскими стадами и фермерами, в США в самый разгар этих споров возникло гораздо подробнее освещенное в прессе событие из fait divers[137]. Некий американец из Юконска по имени Иван Иванов, характеризуемый как «регулярно выпивающий труженик» («замечательное определение», — весело заметила Ада, — «достойное истинного художника»), каким-то образом — как утверждает он сам и его многочисленное семейство, в беспамятстве, — умудрился оплодотворить свою пятилетнюю праправнучку Марью Иванову, а затем, через пять лет, в очередном состоянии беспробудства, также заделал ребеночка Дарье, дочке Марьи. Фотографию Марьи, десятилетней бабуси, с доченькой Дарьей и новорожденной Варей, ползающей у ее ног, публиковали все газеты, и множество всякой неимоверной путаницы породил этот генеалогический фарс, явившись итогом взаимосвязей представителей клана Ивановых, живущих — хотя и не всегда добропорядочной жизнью — в разгневанном Юконске. Не дожидаясь продолжения производительной деятельности шестидесятилетнего лунатика, его, в соответствии с древним российским законом, упекли на пятнадцать лет в монастырь. По освобождении из заточения, дабы загладить свою вину, он решил как честный человек сделать предложение Дарье, к тому времени выросшей в дородную девицу со своими проблемами. Газетчики широко осветили в прессе и свадьбу, и поток даров от всевозможных доброжелателей (пожилых дамочек из Новой Англии, одного прогрессивного поэта, преподающего в Теннесси-Вальс-колледже, от какой-то мексиканской средней школы в полном составе и т. д.), и в этот самый день Гамалиил (в ту пору еще молодой, упитанный сенатор) с такой силой грохнул кулаком по столу в зале заседаний, требуя повторного рассмотрения дела в суде и смертной казни, что разбил себе руку. Ну разумеется, все это было произнесено в сердцах, однако история с Ивановым бросила весьма значительную тень на такой несущественный предмет, как «продуктивный инбридинг». К середине века не только кузенам с кузинами, но также и дядьям с внучатыми племянницами запрещалось вступать в брак; и в некоторых славящихся плодородием местностях Эстотии, в избах, где обитали большие крестьянские семьи и где до дюжины человек разного возраста и пола спали на одном плоском, как блин, матрасе, запрещалось на ночь задергивать на окнах занавески для удобства патруля с газолиновым проблесковым фонарем — «пригляд-отряда», как прозвала его антиирландская бульварная пресса.

В очередной раз Ван веселился от души, когда откопал для Ады с ее энтомологическими пристрастиями вот такой пассаж из вполне солидной «Истории методов совокупления»: «Некоторые опасные, а также смехотворные моменты, сопутствующие „позиции миссионера“, принятой для целей совокупления и столь искренне высмеянной „первобытным“, но душевно здоровым населением Бегурийских островов, выявлены известным французским орнитологом [жирная сноска, здесь опускаемая], описывающим способ совокупления мухи Serromyia amorata Пупарта. Спаривание происходит путем прижимания друг к другу брюшных поверхностей, а также соприкосновения ротовых отверстий. Когда окончательно прекращается подрагивание (frission), означающее взаимосоитие, самка высасывает содержимое тельца своего пылкого партнера через его ротовое отверстие. Можно предположить (см. Пессон et al[138]) [снова увесистая сноска], что такие пикантные лакомства, как сочная лапка жука, окутанного паутинкой, даже просто какой-то знак (случайный обрыв или едва пробуждающееся начало процесса эволюции — qui le sait![139]), скажем, лепесток, тщательно завернутый и связанный с листом красного папоротника, который самцы некоторых видов мух (но, по-видимому, не придурки из разряда femorata и amorata) приносят своим самкам перед совокуплением, являются прозорливой гарантией от неуместной кровожадности своей младой избранницы».

Еще более смехотворным было «сообщение» мадам де Реан-Фишини, сотрудницы канадийской социальной сферы, опубликовавшей труд «О противозачаточных средствах» на капусканском местном диалекте (дабы пощадить стыдливость остотианцев и соединенноштатцев и в то же время просветить более закаленных коллег в этой специфической области). «Sole sura metoda, — пишет она, — por decevor natura, est por un strong-guy de contino-contino-contino jusque le plesir brimz; et lors, a lultima instanta, svitchera a l'altra gropa [groove]: ma perquoi una femme ardora andor ponderosa ne se retorna kvik enof, la transita e facilitata per positio torovago»[140]; а этот последний термин прилагаемый словарик поясняет на доступном английском так: «поза, обычно принимаемая в сельских районах представителями всех классов, начиная с сельской аристократии и кончая примитивнейшим домашним животным по всем Соединенным Америкам от Патагонии до Гаспа». «Ergo»[141], заключил Ван, наш миссионер основательно погорел.