– Я должен был задрожать от страха, узнав, что ты зиндзя, мальчик? Все зиндзя трусы, убивающие из-за угла! И ты трус, иначе бросил бы мне вызов, как мужчина. Почему я должен уступить кому-то, считающему себя ничем?

– Воздух – это ничто. Но буря может уничтожить город. Отойди в сторону, обезьяна! – Даже говоря, Дзебу повторял про себя высказывания, успокаивающие ум и наполняющие тело силой Сущности; «Ни на что не полагайся под небесами. Ты не будешь драться сам. Сущность будет драться».

Икено взревел:

– Ты посмел назвать меня обезьяной и оскорбить моих предков! Я позабочусь, чтобы ты умер постыдной смертью. Ты не будешь сожжен или похоронен. Твое тело будет лежать на земле, пока его не съедят собаки, а кости станут белыми от дождя и солнца!

– Подхалимы из клана Муратомо умеют убивать толькобезоружных носильщиков! – Теперь Дзебу умышленно раздражал Икено.

Длинный тяжелый меч Икено со свистом вылетел из ножен, и он пришпорил свою лошадь. Дзебу оставался на месте, пока Икено не подскочил к нему. Потом, когда Икено взмахнул мечом, он лег на спину Алтея, обняв лошадь за шею, и меч самурая просвистел в воздухе над ним. Дзебу услышал крики, когда лошадь Икено понеслась на оставшегося носильщика и трех женщин, которые, развернув лошадей, бросились прочь. Икено далеко ускакал по дороге, все еще размахивая мечом над головой, прежде чем ему удалось остановить лошадь, развернуться и еще раз броситься на Дзебу.

Дзебу взглянул на трех цубуси Икено. Они стояли, широко раскрыв рты и глаза, не проявляя ни малейшего желания ввязываться в схватку.

Под стук копыт Икено снова подлетел к нему. Дзебу рывком отвел лошадь в сторону, и Икено с грохотом пронесся мимо, рубя мечом воздух, не причинив никакого вреда. «Я сказал тебе, что я – ничто», – подумал Дзебу.

Ругаясь, Икено спрыгнул с лошади и бросил поводья одному из цубуси. Он подбежал к Дзебу и протянул руку в кожаной перчатке, чтобы выдернуть его из седла. Безо всякой команды со стороны Дзебу Алтей встал на дыбы, и Икено вынужден был сдержать свой бросок и отпрыгнуть назад, чтобы избежать молотящих по воздуху передних копыт. Дзебу почувствовал поднимающиеся в нем волны удовольствия, которые излучались на Алтея, на Икено, на гору, на океан. Они все стали частью величавого танца, а время замедлилось так, что он смог повернуть голову и поискать глазами Танико. Как он и ожидал, она тоже смотрела на него именно в этот момент, так же как Алтей точно знал, когда ему надо было встать на дыбы и остановить атаку Икено. Глаза Танико были широко открыты от благоговейного страха и восхищения, они смотрели прямо в глаза Дзебу, и он понял, что имел в виду Тайтаро, говоря, что глаза прекрасней любого драгоценного камня. И он понял, что Сущность смотрела на Сущность. Они одновременно отвернулись друг от друга, и Дзебу посмотрел в налитые кровью глаза Икено, полные ярости и опьянения. Дзебу почувствовал к Икено сочувствие. «Ты сам не знаешь, кто ты», – подумал он.

Он обнажил короткий меч зиндзя, который Икено назвал иглой для вышивки. Он действительно был маленьким, по сравнению с мечом Икено. Он перебросил ногу через спину лошади и легко спрыгнул на землю. Икено, держа меч перед собой обеими руками в атакующей стойке самурая, сделал шаг к Дзебу.

– Я срежу эту улыбку с твоего лица, а твою голову – с тела, монах!

Икено высоко поднял свой большой меч над головой, чтобы обрушить его на Дзебу. В тот же самый момент, сделав три быстрых шага к Икено, Дзебу одной рукой отвел свой меч назад и быстро взмахнул им по дуге перед собой, так быстро, что казалось, что в один момент меч был занесен над правым плечом Дзебу, а уже в следующий миг оказался рядом с левым. Дзебу расслабился, опустив вниз руки. Он знал, что убил Икено.

Икено неподвижно застыл, не произнеся ни звука, сверкающее лезвие по-прежнему было крепко сжато в руках на уровне плеч. Ярость исчезла с лица самурая, сменилась ужасом, потом гримасой агонии. Рот широко раскрылся. Веки задрожали. Меч со звоном вывалился из его рук, сами руки вяло упали вниз. Все тело стало клониться вперед. Тонкая ярко-красная черта появилась вокруг его грязной коричневой шеи.

Потом, внезапно, голова отделилась от плеч и упала на дорогу, в грязь и камни. Кровь с шипением вылетела вверх из обрубка шеи. Тело стояло еще мгновенье, а потом с шумом рухнуло возле отрубленной головы.

Трое цубуси, бросив нагинаты, закричали и побежали. Дзебу, не торопясь, подошел к Алтею, вытащил из седельной сумки свой маленький лук, вложил в него стрелу с наконечником «ивовый лист» и выстрелил. Один из людей Икено упал со стрелой между лопатками, Дзебу подстрелил второго такой же стрелой. Третий повернулся на краю соснового леса, упал на колени и в мольбе поднял руки вверх.

Дзебу взял из седельной сумки моток пеньковой веревки и пошел вверх по склону к стоящему на коленях, трясущемуся человеку.

– Пожалуйста, не убивай меня, шике, – дрожащим голосом пролепетал мужчина. Он был косоглазым, Дзебу не мог одновременно смотреть своими глазами в глаза этого человека. «Что сказал бы Тайтаро по поводу таких драгоценных камней?»

– Иди туда, – Дзебу указал на большой клен. Когда мужчина встал под деревом, он отрезал мечом кусок веревки и связал ему руки за спиной.

К ним подъехала Танико, копыта ее лошади мягко стучали по покрытому мхом склону.

– Что ты с ним собираешься сделать?

– Отрезать ему голову.

Мужчина закричал и снова упал на колени:

– О нет, шике! Не убивай бедного Моко! У меня пятеро детей. Я не собирался причинять тебе вреда. Икено заставил меня пойти с ним. Моко не солдат! Он всего лишь бедный плотник.

– Косоглазый плотник? – сказала Танико. – Хотела бы я посмотреть, какие ты строишь дома!

Моко попытался улыбнуться. У него не хватало двух верхних передних зубов. «Редкая красота есть в его безобразии!» – подумал Дзебу. В течение минуты он перестал думать о нем как об обычном цубуси и рассмотрел в нем приятного человека. «Я действительно предпочел бы не убивать его», – подумал Дзебу.

– Вы сильно бы удивились, моя госпожа, – сказал Моко. – Я хороший плотник. Пожалуйста, попросите этого великого шике сжалиться надо мной, вам же не хочется, чтобы шестеро моих детей умерли от голода!

– Пощади его, Дзебу. Он безвреден.

– Безвреден? Он сегодня же ночью вернется сюда с бандой головорезов. – «К счастью, она тоже на стороне Моко, – подумал он, – Я позволю ей отговорить меня».

– Нет, я не стану этого делать, шике! Господин Накане Икено был единственным настоящим бойцом здесь. Именно поэтому он был ориоши. Он заставил остальных, нас, следовать за ним. Никто из нас не вступил бы в бой, если бы он не угрожал убить нас. Я обещаю, никто не будет мстить за господина Икено, пусть душа его поселится в грязном ночном горшке, прошу прощения, полная сочувствия госпожа!

– Дзебу, я выхожу замуж. Я не хочу, чтобы воспоминания о моей свадьбе были омрачены твоей жестокостью.

– Я думал, что вы считаете свое замужество с князем жестокостью, – сухо произнес Дзебу.

– Ты слишком дерзок, монах! Я не хочу, чтобы дух этого человека преследовал меня!

– Почему он должен вас преследовать? Вы сами не причините ему вреда.

– Ты сопровождаешь меня. Поэтому я отвечаю за все, что ты делаешь.

– Я поражен вашей чувствительностью, моя госпожа. Чтобы уберечь вас от боли, я сохраню жизнь этому человеку. – Он повернулся к стоящему на коленях плотнику: – Хорошо. Ты можешь жить. Но ты должен будешь перевезти багаж госпожи Танико в Хэйан Кё, заменив носильщика, убитого самураем. Если ты убежишь, я выслежу тебя и убью.

Все еще со связанными руками, Моко упал лицом в землю у ног Дзебу.

– Благодарю вас, шике, благодарю вас! Я пойду куда бы вы ни приказали! Хоть в Китай, если понадобится!

Танико сказала:

– А как же пятеро детей? Или их шестеро? Они, несомненно, будут голодать, если ты отправишься в Китай.

Моко поднял голову, наградив Танико косоглазой беззубой улыбкой.