Снова и снова монголы объезжали загон для рабов, посылая стрелы туда, где сохранялось малейшее движение.

– Они устроили бы эту бойню в любом случае, – сказал Юкио.

Дзебу заметил, что Лю повернулся спиной к происходящему и по его бледным щекам текли слезы.

– Я не знаю, что хуже, – прошептал он, – видеть отрубленную голову собственного сына или избиение моих беспомощных людей.

Теперь монголы слезли с лошадей и строем шли по загону. Они обнажили свои сабли и осматривали тела, обезглавливая или закалывая тех, кто еще оставался в живых. Вспомогательные отряды следовали за ними, вытаскивая из трупов стрелы.

Юкио тоже отвернулся.

– В этом не было никакой надобности. Совсем никакой, – хрипло произнес он. – Правду говорят, что монголы нелюди.

«Если они действительно такие, – подумал Дзебу, – то кто же я? Они мои соотечественники, но я получил совсем другое воспитание. Я скорее умру, чем сделаю то, что делают сейчас они. Отвратительно убивать бедных крестьян, но как они могут сотнями казнить женщин и детей?»

Чингисхан, повелитель Аргуна, приказал казнить всех из рода Дзамуги, и Аргун пытался убить Дзебу, когда тот был еще ребенком. Для человека, пускавшего стрелу в ребенка, вцепившегося в юбку матери, происходящее сейчас не могло казаться отвратительным. Юкио, лицо которого было багровым от ярости сказал:

– У нас тоже есть пленные. Давай покажем, что мы можем быть такими же беспощадными, как и эти монголы. – За время осады пленили более сотни монголов и почти триста воинов из вспомогательных войск.

– Нет, – отказался Дзебу, – я не стану срамить себя убийством тех, кто не может сражаться со мной.

– Монголы всегда убивают пленных, – сказал Лю. – Быть может, если оставим своих пленных в живых, даже возвратим их врагу, то тем самым покажем им, что есть другой путь. Наш учитель Конфуций говорил: «Не делай другим то, что ты не хочешь, чтобы другие сделали с тобой». Если сегодня мы не станем убивать монголов, возможно, они сохранят жизнь китайцам завтра.

– В своей стране мы всегда казним захваченных в плен воинов, – сказал Юкио, – Оставлять в живых людей, которые смогут завтра напасть на тебя, глупо.

– Несколько сотен монголов и других людей, которых мы захватили, не представляют для нас большой опасности, – возразил Дзебу. – Я лично передам их Аргуну.

– Прошу меня простить, Дзебу-сан, – сказал Юкио, – но, по-моему, ты совсем сошел с ума.

– Я пойду как посол. Жизнь посла для них священна.

– Слишком большое искушение для Аргуна, – сказал Лю.

– Он посвятил годы жизни и отправлялся в дальние и опасные путешествия, пытаясь убить меня. Его верность законам будет гарантией моей безопасности.

Юкио смотрел на Дзебу широко раскрытыми глазами.

– Я могу запретить тебе передавать этих людей Аргуну. Могу приказать казнить их.

Дзебу кивнул:

– Да, господин Юкио, можешь.

Юкио отвернулся.

– Давай. Можешь делать любую глупость.

Когда Дзебу вошел в лагерь монголов, он смог обратиться к одному из офицеров на языке варваров, представившись послом из Гуайлиня и требуя встречи с Аргуном Багадуром. Его языковая практика с пленными хорошо послужила ему.

Гурхан сидел верхом на широкогрудой серой степной лошади, уперев в бедро руку в перчатке. Его глаза были цвета облачного зимнего дня.

– Посол, да? Так издеваясь над законами моего народа, ты гнуснее больной собаки.

– Я и не думал издеваться, гурхан, – сказал Дзебу, спокойно глядя на него. Реакция Аргуна не удивила его. «Он, должно быть, ненавидит меня так же сильно, как я его», – подумал он.

– Итак, ты выучил еще несколько слов из языка своего отца, – сказал Аргун, иронически улыбаясь. – Быть может, ты хочешь стать одним из нас? К сожалению, подчинившись нашим законам, ты умрешь немедленно. – Его лицо потемнело. – Если ты действительна являешься послом, как заявляешь, подойди ко мне подобающим образом. Слезай с коня. Лицом в землю.

Дзебу замешкался. Но Аргун имел право требовать почтения к себе со стороны посла. И не говорилось ли в «Наставлении зиндзя»: «Какую бы роль ты ни играл, проявляй свое внутреннее совершенство, исполняя ее надлежащим образом». Дзебу слез с лошади. Сырая земля от тысяч копыт превратилась в коричневую жижу, В такой позе он стал ждать.

Наконец Аргун раздраженно произнес:

– Вставай, от тебя мне нужно не это.

Дзебу поднялся, вытирая со лба грязь тыльной стороной ладони.

– Ты не удовольствуешься меньшим, чем моя смерть, гурхан?

– Меньшим не удовольствуется дух Чингисхана. Сегодня я не могу отобрать у тебя жизнь, но когда-нибудь это произойдет. Почему ты пришел сюда?

– Во-первых, чтобы предложить, так как вы, видимо, уходите, договор вечного мира между монголами и городом Гуайлинем.

– Это глупость. Мы заключаем мир только с теми, кто сдался. Что еще?

– Еще, чтобы вернуть тебе людей, которых мы взяли в плен. Мы не считаем необходимым убивать беспомощных пленных.

Аргун пожал плечами.

– Значит, вы дураки. – Он повернулся к стоящему рядом офицеру. – Пусть этих людей уведут. – Офицер выкрикнул приказ, и людей, приведенных Дзебу, увели. Они шли с бледными лицами и опущенными глазами.

– Тебе, может быть, будет интересно узнать, что мы задушим их тетивой, прежде чем уйдем отсюда, – улыбаясь, сказал Аргун.

Сердце Дзебу сжалось.

– Они не заслуживают наказания. Все вели себя очень храбро. Все были ранены или находились без сознания, когда мы брали их в плен.

– Это не наказание. Мы должны послать в другой мир отряд воинов, чтобы они могли служить Великому Хану. Быть избранным для этого – большая честь. Эти люди станут частью духа Великого Хана. У нас свои обычаи оплакивать умерших, монах, которые ты не сможешь понять при всем желании.

Удивленный Дзебу начал понемногу понимать происходящее:

– Ваш Великий Хан мертв?

– Да. – Грубое лицо Аргуна помрачнело. – Наша война с Китаем нынче закончилась по нашей воле. Непреложный закон предписывает нам вернуться на родину, когда умирает Великий Хан, чтобы похоронить его и избрать преемника. Передай жителям Гуайлиня, чтобы они благодарили Вечные Небеса за эту отсрочку. Но пусть помнят, что это всего лишь отсрочка.

Он уставился своими странно пустыми глазами на Дзебу.

– Для тебя, сын Дзамуги, это тоже только отсрочка. Уже трижды я пытался выполнить приказ Чингисхана о твоей смерти. Каждый раз тебе удавалось спастись, но не своими силами. Человек, который надеется на других или на случайные события, ничтожен. Судьба снова сведет нас, и в следующий раз я обязательно убью тебя.

Юкио и Дзебу стояли на разбитом парапете западной стены Гуайлиня и смотрели, как уходят монголы, исчезая в облаке пыли, закрывающем заходящее солнце.

– Ты видишь? – сказал Юкио. – Ты спас пленных от моего гнева, но они не могли не погибнуть. Такова их карма.

Дзебу покачал головой.

– Не карма, а беспощадность Аргуна. Юкио пожал плечами.

– Карма поместила его сюда, чтобы он закончил жизни этих людей.

– Какой тебе кажется наша карма? – спросил Дзебу, догадавшись, что этот спор очень напоминает положение «ко» в игре го, когда игроки без конца повторяют одни и те же ходы, завоевывая или теряя одни и те же камушки.

Юкио рассмеялся.

– Нам выбирать не приходится. Просто останемся в Гуайлине, пока не получим новых приказов от императора Сун.

– Если монголы прекратили войну с Китаем, Чжа Су-дао может решить, что мы ему больше не нужны.

Юкио покачал головой.

– Главный советник может быть не очень мудрым, но понимать, что монголы вернутся, выбрав нового Великого Хана, он должен.

Но, судя по новостям, поступающим от разведывательной сети правителя Лю, до их возвращения еще достаточно времени. Вокруг двух младших братьев покойного Великого Хана – Кублай-хана и Арика Буки – стали образовываться фракции. Сторонники Арика Буки считали его истинным монголом, не подверженным китайскому влиянию, которому был подвержен Кублай-хан. Арика Буку всей мощью поддерживал Аргун Багадур. Оппозиционная партия заявляла, что Кублай-хан более пригоден для управления огромной империей, чем Арик Бука, чье имя переводилось с монгольского как «маленький человек», так как он был самым младшим в семье. Сторонники Кублая часто повторяли изречение Чингисхана, произнесенное им, когда его внуку было всего одиннадцать лет: «Внимательно прислушивайтесь к словам мальчика Кублая, Они полны мудрости».