Смеясь, Танико пустила свою лошадку галопом и быстро оставила позади Сереметру. Впереди показалась река, все еще распухшая от растаявшего снега. Весна приходила поздно в эту северную страну. Танико послала лошадь в воду, залив ею весь костюм для верховой езды. За ее спиной в воду влетела Сереметра, вздрогнув от уколов ледяных брызг.

– Как смеет простая служанка перегонять жену хана? – У Сереметры была кожа цвета слоновой кости и бездонные карие глаза. Она уложила свои длинные черные волосы под украшенную драгоценными камнями шапочку.

– Жена хана поощряет фамильярность своим недостойным поведением, – ласково произнесла Танико.

С холмов, сквозь которые бежала река, они могли видеть город Кублай-хана – Шангту, недавно построенный на плодородной равнине рядом с рекой синевато-серого цвета. Шангту был возведен на землях, всегда принадлежавших кочевым племенам, примерно в двух днях пути к северу от Великой Китайской Стены. Грубые деревянные дворцы города были разве что чуть большим, чем просто складами для награбленного за Великой Стеной. Вокруг постоянных зданий расположились круглые войлочные шатры армии Кублай-хана. Под его командованием находилась треть вооруженных монголов, и эта группировка называлась Левым Крылом.

Танико и Сереметра услышали топот копыт других лошадей и повернулись, чтобы посмотреть на Хотай, монголку из племени Гнедой Лошади. За ней следовал слуга, державший в руках плетеную клетку, в которой виднелся темный горбатый силуэт сокола с надвинутым на голову колпачком.

– Стыдно расточать хороших монгольских лошадей, давая их чужеземкам, – презрительно фыркнула Хотай. – Вы относитесь к ним как к игрушкам. Ничего не понимаете в настоящей верховой езде. Не могу понять, что хан находит в таких женщинах, как вы.

Танико, не отрываясь, смотрела на Хотай. Она не шутила, как делали это Танико и Сереметра. Монгольские жены и служанки Кублай-хана были глубоко обижены его интересом к женщинам из других стран.

– Быть может, мы нравимся хану потому, что вы, монголки, являясь такими замечательными всадницами, всегда кривоноги, – сказала Сереметра.

Широкие щеки Хотай стали пунцовыми.

– У тебя острый язык, но мой кинжал еще острей. Берегись. – Она уехала вместе со слугой.

– Твой ответ был просто превосходным, – сказала Танико. – Я не умею ни с кем так разговаривать.

– В моей стране это посчитали бы обменом любезностями, – сказала Сереметра. – Когда жители Персии действительно оскорбляют друг друга, дрожит земля.

– В моей стране люди очень вежливы, даже когда собираются убить друг друга. Особенно тогда.

«Поразительно, – думала Танико, – что позволяют себе жители других стран». Одним из удовольствий жизни для монголов была свобода, которой и она наслаждалась. Она не должна была сидеть взаперти в своем доме, прячась за ширму при приближении любого мужчины. Монголки передвигались по Шангту как хотели: действительно, женщины без страха путешествовали по всей империи монголов. Монголы так жестоко требовали исполнения законов, что бытовала поговорка, что девственница с мешком золота могла спокойно проехать из Кореи до России и не подвергнуться нападению. Воины могли насиловать и грабить на только что завоеванных территориях, но если там устанавливался монгольский порядок, его соблюдение было абсолютным.

Танико полностью использовала предоставленную ей свободу. Так многое необходимо было увидеть. Персидская принцесса Сереметра, которая была на десять лет младше Танико и соскучилась по хорошей компании, с радостью сопровождала Танико в ее объездах города, который Кублай-хан строил в качестве штаба и места отдыха на границе степей.

Сереметру прислал Кублай-хану его брат Хулагу, правивший далеко на юго-западе, где жили персы, турки и арабы. Она происходила из рода Великого Кира, основателя ее государства, но ее семья исповедовала зороастризм, а не мусульманство. Существовало две религии, поняла Танико, но в западных странах они не смешались, как это сделали буддизм и синто на Священных Островах. Персией правили мусульмане, и семьи, подобные семье Сереметры, принадлежащие к соперничающей религии, были лишены своего высокого положения. Семья Сереметры с радостью приветствовала монголов как избавителей и с радостью выдавала своих дочерей за мужчин из рода Великих Ханов. Сереметра жила с монголами уже три года и говорила сносно по-китайски.

– Смотри, – Сереметра указала на процессию всадников, медленно продвигающуюся между рядами шатров к дворцу. На их пути собирались толпы людей, приветствующих всадников криками.

– Это, должно быть, Стоглазый Байан, – сказала Танико. – Я слышала, что он сегодня утром прибыл из Шенси. Он и Уриангкатай, сын прославленного полководца Суботая Багадура, – лучшие генералы на службе Кублай-хана. Но Байан значительно моложе Уриангкатая и…

– Откуда ты так много знаешь? – перебила ее Сереметра.

– Я задаю много вопросов, принцесса.

Они повернули лошадей и пустились в обратный путь к Шангту.

– Быть может, поэтому Кублай так часто посылает за тобой, – сказала Сереметра. – Большинство его женщин не понимают, что он делает. Он, видимо, разговаривает с тобой об этом.

– О да, – сказала Танико. – Именно так. Не могу представить себе, зачем еще он будет проводить свое время в обществе такой сморщенной старухи, как я.

Сереметра мгновенно отвергла ложную скромность Танико.

– В моей стране существует легенда о султане, который отрубал своим женам головы, проведя с ними всего одну ночь. Одна из жен сохранила себе жизнь, рассказывая ему истории, которые были настолько интересны, что он не мог заставить себя убить ее. Ты очень похожа на нее. Кублай не отрубает своим женам головы, но он забывает их. Конечно, очень важно быть красивой, а ты именно такая. У Кублая есть все самые красивые женщины в мире. Но именно тебя он видит чаще других.

Они были уже почти рядом с городом, и Танико заметила приближающуюся к ним женщину, выезжающую из города по той дороге, по которой они въезжали.

– Он не посылал ни за кем уже много-много дней, – сказала Танико.

Сереметра кивнула:

– Курултай.

– Большинство офицеров и знатных господ, мне кажется, считают курултай удачным временем для развлечений с женщинами, – сказала Танико.

– Некоторые мужчины во времена, подобные нынешним, настолько возбуждаются, что не могут заснуть, не переспав с женщиной, – сказала Сереметра. – Если вообще могут спать. Другие мужчины отдают все свои силы думам и действиям. В такое время женщины их не интересуют. Кублай именно такой мужчина. Когда с преемственностью все будет решено, он утомит нас своими требованиями.

Буркина, одетая в легкое ярко-синее платье и шаровары, летела к ним галопом.

– Мои госпожи, сегодня состоится великое собрание, которое начнется в Час Петуха. Все будут там, включая жен и наложниц Кублай-хана. Вам необходимо немедленно вернуться домой и начать приготовления, если вы хотите успеть.

– Что он решил, Буркина?

Круглолицая монголка пожала плечами.

– Не знаю. Он шепчет свои секреты вам, когда вы лежите с ним под одним одеялом, если он с кем-нибудь вообще ими делится.

– Он провозгласит себя сегодня вечером Великим Ханом, – сказала Сереметра. – Я уверена в этом.

– А я нет, – сказала Танико. – Если он сделает себя Великим Ханом, то может вызвать крушение всей империи монголов. Но если он этого не сделает, тот, кто станет Великим Ханом, может уничтожить его. Я на его месте никогда бы не смогла решить, как мне поступить.

– Его враги многочисленны и могущественны, – сказала Сереметра. – Что случится с нами, если будет война и он потерпит поражение?

– Ты знаешь, что случится, – сказала Танико, думая, что, если все произойдет именно так, Хоригава, наконец, отомстит ей.

– Об этом лучше не говорить, – быстро произнесла Буркина. – Поехали в город.

Танико и Сереметра сидели на шелковых подушках на галерее, в верхней части огромного дворца, который Кублай-хан специально воздвиг для курултая. Дворец пах свежим деревом и краской. На галерее находились сотни женщин Кублай-хана, включая саму великую госпожу, главную жену Дзамуи Катун, – спокойную женщину, которая была очень похожа на Буркину.