Киевская Русь не забывала родственную ей Дунайскую землю. В 1043 г. сын Ярослава Мудрого Владимир, идя походом на греков, «поиде в лодиях и придоша в Дунай». Опять Дунай здесь показан как земля, как область.

В 1116 г., после того, как Руси удалось несколько отогнать половцев от своих путей, боярин Владимира Мономаха Иван Воитишич «посажа посадники по Дунаю». В том же году княжич Вячеслав с воеводой Фомой Ратиборичем ходил на Дунай, предполагал взять Доростол, но возвратился без успеха. Важно отметить, что восточнее Доростола-Силистрии, т. е. на территории древнего «острова русов», которую нужно было пройти, чтобы достичь Доростола, никаких военных действий не было.

Очевидно, население «Дуная», бывшего «острова русов», подобно позднейшему донскому казачеству, то признававшему власть России, то проявлявшему полную автономность, тоже испытывало политические колебания и входило то в состав Руси (посадники киевского князя на Дунае), то обособлялось или даже становилось явно враждебным. Последний штрих к этой забытой истории самого юго-западного угла русского пространства добавляет список конца XIV в. «А се имена градом русским дальним и ближним», в котором воскрешены очень давние связи Киевской Руси с таким важным перепутьем, как дунайский остров. Помимо морских пристаней, сосредоточенных близ главных жизненных центров Болгарского царства IX–X вв. (Аколятрия, Карна, Дичина, Каварна), русскими городами названы также Килия, Доростол, Новое село — города, расположенные или «на острове русов» или в непосредственной близости от него.

Замысел «острова русов» возник в VI в. в эпоху Кия (когда, по словам Прокопия, славяне селились в городах «острова»), но он не был тогда осуществлен. В VIII — начале IX в. около низовий Днестра и Днепра жило многочисленное славянское население. Стремительное продвижение мадьяр в середине IX в. отрезало юго-западную часть русов от приднепровского массива, занявшую превосходную оборонительную позицию между изгибом Дуная и морем. Здесь с центром в Переяславце создалась особая область, заселенная в основном славянским (но с возможной добавкой иных народов) населением, успешно оборонявшимся от кочевников, ведшая торг по Черному морю и являвшаяся важным связующим звеном между Киевской Русью, Болгарией и Византией в IX–XII вв.

Первые полтора столетия исторической жизни Киевской Руси известны нам по скупым намекам источников, требующим пристального внимания и осторожности. Из суммы намеков и осмыслений выясняется все же процесс сложения государственности и государства. Государственность, классовые отношения, окняжение земли началось еще на уровне племенных союзов, т. е. примерно в полутора десятках отдельных центров. Примером может служить племенной союз Вятичей на Оке, где, по данным восточных географов, существовали князья («главы» племен) и верховный князь всего союза («глава глав»), соответствующий «светлому князю» договора 911 г. Ежегодный объезд подвластных племен и сбор повинностей — «приношений» — это уже оформленные узаконенные отношения господства и подчинения, осуществление реальной власти «светлого князя», окруженного конной дружиной в «превосходных кольчугах».

Источником сведений о том, что делалось внутри «страны Вантит» являлась, как предполагают, «Анонимная записка» середины IX в. Данные об отдаленном (и не самом передовом) союзе вятических племен мы вправе экстраполировать на все остальные известные нам союзы славянских, литовско-латышских и финских племен Восточной Европы с теми или иными локальными поправками относительно темпа и хронологии общего процесса первичной феодализации.

Одновременно с этим повсеместным процессом превращения союзов племен, как высшей формы первобытного общества, в первичные феодальные организмы шел процесс интеграции союзов, несравненно ускорявший историческое развитие. Объединение племенных союзов кое-где могло быть добровольным (например, в зоне кочевнических набегов), но зачастую осуществлялось и прямой силой.

Центром интеграции вполне естественно и закономерно стал Русский союз племен, объединивший уже в VI в. н.э. собственно Русь, Полян и Северян. К IX в. он распространил свою власть на союзы Древлян, Дреговичей, Волынян (?), Полочан. Однако, политические границы Киевской Руси, «союза союзов» племен были очень изменчивы: то один, то другой союз выходил из повиновения, отстаивая свою суверенность. На протяжении целого столетия Киеву приходилось вести повторные войны с землями Древлян, Тиверцев, Радимичей, Вятичей, Волынян. Местная племенная феодализирующаяся знать противостояла киевским дружинам и, как мы видели на примере древлянских князей, могла объединить народные массы против киевских дружин (945).

Феодальная иерархия «всякого княжья» складывалась в Киевской Руси не столько путем пожалований, сколько путем вовлечения племенной знати в общий процесс. Первым общегосударственным мероприятием, превосходящим по своей масштабности все внутриплеменные дела местных князей, было полюдье. Недаром это русское слово вошло и в язык греческого цесаря и в язык скандинавских саг. Полгода в году киевский князь и его дружины посвящали объезду огромной территории ряда племенных союзов, проделывая путь около 1500 км, а во вторую, летнюю, половину года организовывали грандиозные военно-торговые экспедиции, везшие результаты полюдья по Русскому морю в Болгарию и Византию в одном направлении и на Каспий в другом. Во втором случае русские сухопутные караваны достигали Багдада и даже Балха по пути в Индию.

Систематические ежегодные экспедиции в Византию и Халифат сквозь степи, занятые воинственными хазарами, мадьярами и печенегами, требовали сложной и громоздкой системы осуществления. На Черном море появилась такая мощная база, как озерно-морской «остров русов» в Добрудже и гирлах Дуная («Дунайцы» русских летописей). В ряде экспедиций, возможно, принимали участие наемные отряды варягов, но это приводило и к внутренним трениям (дружина Игоря и варяги Свенельда), и к серьезным внешним осложнениям: десятки лет русские высаживались на любом берегу «Хорезмийского» («Хвалынского», Каспийского) моря и вели мирный торг, а в самом начале X в., когда Киевом владел Олег, «русы» (в данном случае, очевидно, варяги русской службы) произвели ряд жестоких и бессмысленных нападений на жителей Каспийского побережья.

Военная сила Киева и порождаемое ею внешнеполитическое могущество, закрепленное договорами с империей, импонировали «всякому княжью» отдаленных племен, получавшему под покровительством Киева возможность приобщения к мировой торговле, и частично ослабляли сепаратизм местной знати. Так обстояло дело к середине X в., когда в результате хищнических поборов сверх тарифицированной дани князь Игорь Киевский был взят в плен древлянами и казнен ими. Главой государства, регентшей при малолетнем Святославе стала вдова Игоря Ольга, псковитянка родом.

В летописи, завершенной еще в конце X в., содержится много облеченных в эпическую форму рассказов о трех поколениях киевских князей: Игоре и его жене Ольге, их сыне Святославе и внуке Владимире, которого церковники называли Святым, а народ воспел как Владимира Красное Солнышко.

Первым действием княгини Ольги была месть древлянам за убийство ее мужа, месть, которой она придала государственно-ритуальный характер. Впрочем, этот раздел летописи настолько пронизан духом эпических сказаний, что, может быть, отражает не историческую реальность, а желательную форму былины — назидание. По этому сказанию события происходили так: древляне послали в Киев в ладьях (по Тетереву и Днепру) посольство, которое неожиданно сделало предложение молодой вдове стать женой древлянского князя Мала. «Послала нас Древлянская земля сказать тебе: мужа твоего убили потому, что был он словно волк, восхыщая и грабя, а наши князья хороши, т. к. они хорошо управляли Древлянскую землю. Выходи замуж на нашего князя Мала!»