Раннефеодальная империя — так сказать, возрастная, временная политическая форма, особенно необходимая в условиях постоянной внешней опасности для содействия первичным процессам феодализации. Развитой феодализм характеризуется потребностью наладить нормальное производство на феодальных началах в деревне и в городе.
Огромные масштабы Киевской Руси для этого не нужны. Феодальному хозяйству тогда не под силу было действенно объединить колоссальные пространства Киевщины и Полесья, Суздальского Ополья и новгородских озер, плодородной Волыни и приморской Тмутаракани. Объединение было непрочным и отчасти вызванным внешними причинами.
Время для централизованного государства в таких масштабах еще не настало; это произошло лишь на пороге капитализма, в XVIII в., когда масштабы европейской части Российской империи приблизились к Киевской Руси.
Для молодого русского феодализма IX–XI вв. единая Киевская Русь была как бы нянькой, воспитавшей и охранившей от всяких бед и напастей целую семью русских княжеств. Они пережили в ее составе и двухвековой натиск печенегов, и вторжение варяжских отрядов, и неурядицу княжеских распрей, и несколько войн с половецкими ханами, а к XII в. выросли настолько, что смогли начать самостоятельную жизнь.
Раннефеодальная монархия при все возраставшем участии боярства вывела Русские земли на путь спокойного, нормального развития, одолев как стремительных половцев, так и не менее стремительных князей — искателей счастья. Основная часть господствующего класса — многотысячное земское (местное) боярство — получила в последние годы существования Киевской Руси Пространную Русскую Правду, определявшую феодальные права. Но книга на пергамене, хранящаяся в великокняжеском архиве, не помогала реальному осуществлению боярских прав.
Даже сила великокняжеских вирников, мечников, воевод не могла из Киева реально помогать далекому провинциальному боярству окраин Киевской Руси.
Земскому боярству XII в. нужна была своя, местная, близкая власть, которая сумела бы быстро претворить в жизнь юридические нормы Правды, своевременно помочь боярину в его столкновениях с крестьянством- Нужны были иные масштабы государства, иная структура феодального организма, более приспособленная к нуждам основного, прогрессивного тогда класса феодалов.
Такая структура была дана самой жизнью, масштабы ее и географические пределы были выработаны еще накануне сложения Киевской Руси. Мы имеем в виду союзы племен, те «княжения» Кривичей, Словен, Волынян, которые были поименованы летописцем и долго еще потом служили географическими ориентирами.
Киевская Русь распалась на полтора десятка самостоятельных княжеств, более или менее сходных с полутора десятками древних племенных союзов.
Столицы многих крупнейших княжеств были в свое время центрами союзов племен: Киев у Полян, Смоленск у Кривичей, Полоцк у Полочан, Новгород у Словен, Новгород-Северский у Северян. Союзы племен были устойчивой общностью, складывавшейся веками; географические пределы их были обусловлены естественными рубежами.
За время раннефеодальной империи здесь повсеместно сложились феодальные отношения; родовая и племенная знать превратилась в бояр, развились города, начавшие даже соперничать с Киевом. Когда приостановилось быстрое, как в калейдоскопе, перемещение князей, то местное боярство смогло остановить свой выбор на том или ином князе, прося его остаться княжить и не прельщаться миражем великого княжения. Князья закреплялись в стольных городах и основывали свои местные династии: Ольговичи в Чернигове, Изяславичи на Волыни, Брячиславичи в Полоцке, Ростиславичи в Смоленске, Юрьевичи во Владимиро-Суздальской земле и др. Каждое из новых княжеств полностью удовлетворяло потребности феодалов — из любой столицы XII в. можно было доскакать до границ этого княжества за три дня. В этих условиях нормы Русской Правды могли быть подтверждены мечом властителя вполне своевременно.
Князья, обосновавшиеся прочно в той или иной земле, по-иному относились к нормам эксплуатации и феодальным поборам, заботясь, во-первых, о том, чтобы не раздражать то боярство, которое помогло им здесь обосноваться, и, во-вторых, о том, чтобы передать свое княжение детям в хорошем хозяйственном виде.
В каждом из княжеств появился свой епископ, князья издавали свои уставные грамоты, при дворе каждого князя велась летопись, в каждом стольном городе возникли свои художественные и литературные направления. Это не нарушало еще единства древнерусской народности, но позволяло выявиться местным творческим силам. Кристаллизация самостоятельных княжеств проходила на фоне бурного развития производительных сил (главным образом в городах) и в значительной мере была обусловлена этим развитием. Рост производительных сил начался задолго до образования княжеств. Успехи раннефеодальной монархии Владимира I позволили тогда особенно интенсивно развиваться и земледелию, и ремеслу, и строительству замков, и городам, и торговле.
Но во второй половине XI в., в эпоху неустойчивости и конфликтов, произошел разрыв между продолжавшими развиваться производительными силами и политической формой, временно затормозившей нормальное развитие класса феодалов. Возрождение феодальной монархии при Святополке, Мономахе, Мстиславе, вызванное чисто внешними причинами, но усиленное прямым вмешательством боярства, несколько поправило дело. Однако, несмотря на несомненные личные таланты Владимира Мономаха и его сына, оказалось, что форма единой автократической империи уже изжила себя, и для полного соответствия надстройки базису нужно было уменьшить масштабы объединения, приблизить государственную власть к феодалам на местах, поставить рядом с Киевом еще несколько центров.
Боярство каждого княжества, отобравшее себе наиболее подходящего князя, должно было быть довольно эмансипацией от Киева и той долей участия в управлении своей земли, которую оно получало, пугая своего князя широкими возможностями нового выбора, приглашения на его место нового князя из числа многочисленных его родичей, кормившихся в захудалых городках вроде Клечьска, Вщижа или Курска. Князь, со своей стороны, был доволен тем, что строил свое новое гнездо прочно и основательно; князь знал, что сейчас боярское войско поддержит его (если он угоден боярству); он сознавал, что боярство будет препятствовать надоевшим истощающим усобицам, будет ограждать его (в своих боярских интересах) от соперников-князей; князь понимал, что при таких благоприятных условиях он сможет спокойно передать свое княжество, свой княжий двор, вотчины и села своим сыновьям, что княжеская власть в этой земле останется в его роду.
Феодальные княжества XII в. были вполне сложившимися государствами. Их князья обладали всеми правами суверенных государей; они «думали с боярами о строе земельном и о ратех», т. е. распоряжались внутренними делами и имели право войны и мира, право заключения любых союзов, хотя бы даже с половцами. Никто им этого права не давал, оно возникло из самой жизни. Великий князь киевский, ставший первым среди равных, не мог помешать ни Новгороду Великому ограничить (по существу упразднить) княжескую власть или заключить договор с Ригой, ни Юрию Долгорукому сговориться с Владимиром Галицким против Киева, ни черниговским Олеговичам дробить свою землю на уделы или вступать в союз с половецкими ордами.
Власть киевского князя над всей Русью безвозвратно отошла в прошлое, так же как и многое другое в межкняжеских отношениях. Прежнее плохо соблюдавшееся династическое старшинство уступило место новым формам вассальных отношений. Теперь представитель старшей ветви нередко «ездил подле стремени» более сильного князя, происходившего от младшей ветви, брат называл брата «отцом», признавая тем самым его своим сюзереном.
Буйное племя князей вынуждено было в новых условиях полностью осесть на землю и занять разные ступени феодальной лестницы.
Самую верхнюю ступень теперь занимал уже не один киевский великий князь; в XII в. титул «великий князь» применялся и к черниговским, и к владимирским, и к другим князьям. Их великие княжения вполне соответствовали и по размерам территории, и по своей внутренней сущности западноевропейским королевствам. Процесс их отпочкования от Киева строго соответствовал общим историческим условиям.
