Он больше не мог видеть Космическую Иглу с пятого этажа здания Управления общественной безопасности. Об этом позаботился начавшийся в восьмидесятые годы бум в торговле недвижимостью, который привел к закрытию местных и международных шоссейных дорог и к толкотне на паромах, а рост цен на недвижимость при этом уравнялся с ростом преступности. Если не считать всего этого, в Сиэтле радушно встречали переселенцев, по крайней мере, что касалось Болдта.
Он чувствовал себя больным. Майлз, его трехлетний сын, и Сара, восьмимесячная красавица, названная в честь Сары Вогэн, всю ночь по очереди выражали свое недовольство, отчего он сам и Лиз были в прескверном настроении. Когда Лиз уставала, Болдт старался держаться от нее подальше, но утренняя стычка в кухне — кажется, из-за того, что яйцо оказалось неправильно сваренным всмятку, — вылилась в целую тираду жены о том, что Болдт снова позволяет себе с головой уйти в работу, а это совершенно непорядочно с его стороны, тем более, что он бессовестно спал последние четыре из пяти ночей, не вставая к детям. «Банковское дело, совершенно определенно, требует больше времени, чем полицейская работа». — Он сказал ей что-то в этом роде, что, впрочем, не принесло ему больших дивидендов. И вот теперь он страдал от тупой головной боли.
Он явился с этой головной болью в контору судебно-медицинского эксперта в подвале медицинского центра Харборвью, где его ждал доктор Рональд Диксон.
Харборвью, где шло бесконечное строительство, располагался на самой вершине холма Пилл-хилл, откуда открывался изумительный вид на залив Эллиотт-бэй и башенные краны Порт-аторити, разгружавшие контейнеровозы. Припарковаться где-нибудь поблизости от Харборвью было решительно невозможно. Болдт занял одно из двух свободных мест, предназначавшихся для судебно-медицинских экспертов, и выложил на приборную панель табличку с надписью «Полицейский при исполнении». Сентябрьский воздух прогрелся до шестидесяти градусов по Фаренгейту. Под яростными лучами солнца Болдт невольно поежился. Студентка колледжа проскочила перекресток улиц Алдера и Бродвея на роликовых коньках. Несколько строительных рабочих остановились, провожая ее взглядами. На ней были синие обрезанные джинсы с дырами. Болдту она показалась слишком молоденькой, чтобы учиться в колледже.
Иногда круглое лицо Дикси выглядело совершенно по-азиатски — с широко посаженными глазами и носом, сплющенным в домашней игре в футбол. В его глазах светился ум. Стоило бросить на него один-единственный взгляд, и вы сразу чувствовали, что под этой оболочкой скрывается мощный, оригинальный ум. Дикси вышел из-за письменного стола и уселся за маленький столик для совещаний, принявшись чистить свои безупречные ногти ювелирной отверткой. Он скривил губы, что должно было означать улыбку, и кивнул на пластиковый пакет для улик, лежавший на столе.
На стене в рамочке висели плакат с анонсом пьесы Шекспира «Два джентльмена из Вероны» в постановке драматического театра Сиэтла и черно-белая фотография, на которой молнии ударяли в ночную Космическую Иглу. Болдта всегда гипнотизировала эта фотография, такая в ней чувствовалась мощь природы. На стенах, кроме того, была парочка карандашных рисунков — лошади и хижины, — напомнившие Болдту о Зейне Грее.
Болдт внимательно рассмотрел содержимое пластикового пакета: почерневшую кость размером три на три дюйма.
Дикси сказал:
— Это с места пожара, который случился тогда ночью.
С момента поджога дома Дороти Энрайт прошло уже несколько дней. До настоящего времени Болдт еще не знал, кто из его отдела работал над этим делом. Он глубоко вздохнул и напомнил себе, что ему предстоит еще многое узнать о пожарах.
— Это все? — спросил сержант.
— Все, что заслуживает внимания, — ответил Дикси, ковыряясь отверткой под ногтем большого пальца. — Обычное дело, когда после пожара остается позвоночник и таз. Это — часть тазовой кости. По тазу можно определить пол. Позвоночник позволяет узнать возраст. Видишь обызвествление с внутренней стороны? — спросил он. Болдт показал. — Правильно. Оно указывает на возраст. Это был не подросток. Вероятно, ей было уже больше двадцати.
— Ей? — поинтересовался Болдт, у которого по спине побежали мурашки. Ему еще предстояло разбираться с бумагами, чтобы найти подтверждение слов Уитта относительно свидетеля.
— Все, что мы можем сказать тебе: это почти наверняка была женщина. Помимо этого, боюсь… — Он умолк. — Мы тщательно просеяли пожарище. Тем же занимался и начальник пятой и другие инспекторы, которые помогали ему. Вообще-то я ожидал большего, — признался он, угадав следующий вопрос Болдта. — Пальцы рук или ног, лодыжки, запястья, все они сгорают достаточно быстро. — В его изложении это звучало, как список покупок, которые необходимо сделать в супермаркете. Болдт представил себе женщину, сгорающую заживо. — А вот бедро, позвоночник, таз… в зависимости от того, как она упала, этим частям тела требуется определенное время, чтобы поджариться, и еще большее — чтобы превратиться в пепел.
— Время или температура? — спросил Болдт.
— Степень разрушения является продуктом обоих факторов.
— Там было жарко, — сообщил ему Болдт. Как ему и советовали, он побеседовал с людьми из Управления воздушным движением. Первая волна пламени поднялась в ночное небо на тысячу сто футов. Еще никогда при пожаре дома не наблюдалось такого феномена. Это был своего рода рекорд, к которому Болдт, впрочем, не желал иметь никакого отношения.
— Мы рассчитываем получить фрагменты костей после лабораторных исследований. Мы отправили на анализ мусорный бак с пеплом и останками. Некоторые металлы достаточно хорошо сохраняются в огне. Может, что-нибудь и удастся обнаружить. Честно говоря, это очень необычно, что мы сумели найти только вот это. — Он показал на содержимое пластикового пакета для улик. — Крайне необычно, я бы сказал. Если бы работой на месте пожара занимался ассистент, я бы отправил его попытаться снова. Но этим занимался я сам, Лу. Там просто больше не с чем работать. — Он сделал паузу. — С тобой все в порядке?
— Не хотел бы я умереть вот так.
— Нет. — Дикси добавил: — Тебе не понравилось бы и производить вскрытие. Поджаренные покойники и всплывшие утопленники — вот два худших вида тел в нашем деле.
— Итак, я работаю над убийством, — заключил Болдт.
— Обстоятельства, при которых обнаружены останки, позволяют предположить, что здесь была насильственная смерть. Вот так я напишу в отчете. Нет ли сообщений об исчезновении? Это твой округ бейлифа.
— Есть, — признался Болдт. — В одном говорится о некоей Дороти Илейн Энрайт, которая пропала в ночь пожара. Непосредственно перед пожаром свидетель видел в доме женщину, по описанию похожую на Энрайт.
— Ну, вот и начинай, — сказал Дикси.
— Начинаю, — ответил Болдт.
Утверждение судебно-медицинского эксперта о том, что среди обломков находятся сгоревшие останки тела, ускорило ход расследования и даже вывело его на более высокий уровень. Местные информационные агентства шумно требовали сведений. Для проведения расследования Болдт назначил двух детективов из своего отдела — Джона Ламойю и Бобби Гейнс, к ним должны были присоединиться пожарные, Сидни Фидлер и Нейл Баган, которых придали полицейскому управлению Сиэтла как следователей по делу о поджоге. Болдт будет осуществлять общее руководство, докладывая о ходе расследования, как обычно, непосредственно Филу Шосвицу.
Координационное заседание, которое должно было состояться в конференц-зале полицейского управления на пятом этаже, началось в запланированное время, в понедельник, в 10 часов утра, спустя шесть дней после пожара в доме Энрайт. На нем присутствовали детективы Болдта и четыре члена Специальной комиссии округа Кинг-каунти по расследованию поджогов.
Болдт всегда с подозрением относился к совещаниям, где собиралось больше трех человек, считая их упражнением в болтологии. Но нынешнее совещание шло по другому плану. Четверка пожарных инспекторов, представляющих различные районы округа, отлично сработалась со своими товарищами, назначенными в помощь полицейскому управлению, — Фидлером и Баганом. При обсуждении технических деталей пожара Болдт, Ламойя и Гейнс ограничились преимущественно ролью слушателей. Следы пожара на дереве, именуемые как «поверхностное трещинообразование», привели инспекторов к центру сооружения, где разрушения были настолько значительными, что практически не осталось никаких улик. Таким образом, оказалось невозможно установить место происхождения, то есть очаг пожара, — с чего обычно и начинается каждое расследование.
