— Понятия не имею, как Бен влез в это дело.

— Если Бен не прячется…

— …то он в камере хранения, — закончила она. — Гарман не станет причинять вреда ребенку — особенно маленькому мальчику. Он даже не возьмет его в заложники, Лу. Он не будет рисковать жизнью мальчика.

— Мы не можем быть уверены.

— Можем, — возразила она. — Вспомним, сколько он приложил усилий, чтобы не причинить вреда детям своих жертв. Он знает Бена в лицо, Лу, он видел его отражение на солнцезащитном козырьке. Это подействует на него; он будет сопереживать Бену. Он решит, что оказывает Бену услугу, сжигая его мать, именно так он и планировал. Он не причинит ему никакого вреда. И вообще, — предположила она, — присутствие Бена уменьшает вероятность того, что Гарман будет противиться аресту.

— Нет, нет, нет, — запротестовал Болдт, чувствуя, к чему она клонит. — Мы не будем входить в контакт с подозреваемым.

— Еще и как будем! — не согласилась она. — Чего мы точно не будем делать, так это превращать всю ситуацию в цирковое представление. Он интроверт, параноик, человек, который боится общества из-за реакции общества на его уродство. Он зол. Он винит отца. Окружи такого человека мигалками, громкоговорителями и вооруженными людьми в форме, и он сорвется. Реальность для него затуманится. Кто знает, что он тогда натворит?

— Даффи…

— Мы войдем с ним в контакт, Лу. Ты и я. Мы станем перед дверью, уберем оружие и поговорим с ним. Напомним ему, что он не хочет причинять вреда мальчику и тем более сражаться с отрядом воинственных полицейских. Пообещаем взять его тихо и сдержим обещание. Он не из тех, кто рвется попасть в газеты, Лу. У него семейная проблема — между ним и отцом, между ним и матерью. Мы можем решить все прямо здесь, ты и я.

— А если ты ошибаешься, то место, где мы сейчас стоим, будет завтра утром выглядеть, как после бомбежки.

— Я не ошибаюсь, — резко заявила она. — Давай поработаем вместе, Лу. К Джонни Гарману есть два подхода — правильный и неправильный. Ты сам знаешь — я знаю, о чем говорю. Если ты приведешь сюда цирк, он присоединится. Устроишь представление, так он тебя переплюнет. А если предложить ему выход, он согласится.

Болдт отрицательно покачал головой. Ей хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть. Он выглядел измотанным. Дафна убедила себя, что он не в состоянии ясно мыслить. Болдт сказал:

— Мы подождем, пока он выйдет. Это долго, не спорю, но иначе никак. Может быть, обнаружится, что это и не Гарман, но нельзя загонять его в угол в месте, где он, возможно, хранит столько взрывоопасных веществ.

Дафна была готова резко оборвать его, но придержала язык, почувствовав, как ему трудно. Может, он хотел поступить так, как она предложила. Возможно, надо дать ему выговориться и прийти к тому же решению.

— Если он выедет на велосипеде, скажем без рюкзака, тогда мы его задержим. Если он выйдет с мальчиком, мы наблюдаем, но не задерживаем. Если грузовик его отца там — а я в этом уверен, — то у нас большая проблема, потому что он уедет до утра, чтобы помыть окна и поставить ловушку в доме Сантори, считая, что это дом Мартинелли. Когда Гарман в грузовике, он слишком опасен…

— Видишь, — не согласилась она, — мы должны сделать это сейчас. — Дафна выслушала его объяснения. Она знала, что он прав, но возражение вырвалось само собой.

— Нет, я о том и говорю, что сейчас мы не должны, — парировал Болдт, — но мы можем попробовать отрезать Гармана от грузовика, если придется. Нам нужно будет как-то изолировать его от взрывчатых веществ. После этого мы задержим его, и все. — Он добавил: — И мы не можем просто ждать, пока он закончит с домом Сантори, потому что у него при себе будет катализатор. Нельзя нападать на него, пока он не отойдет подальше от топлива — с помощью Бена или нет.

Глупо было спорить в ста ярдах от предполагаемого местонахождения Гармана. Тем не менее она не удержалась:

— Ты не сможешь отрезать его от грузовика.

— Не смогу, — подтвердил Болдт. — «Слишком поспешно», — подумала Дафна, чуя какой-то подвох. — Это твоя задача. Ты его так хорошо знаешь, — сказал он, — что сможешь что-нибудь придумать. Он добавил: — И никуда не уходи. Я пойду, взгляну на велосипед и распоряжусь насчет подкрепления.

Ее преданность Лу Болдту, ее любовь к нему были слишком велики. Она не стала бы добровольно вмешиваться в ход расследования. Дафна кивнула, хотя и с очень недовольным видом.

— Обещай мне, Даффи. Без глупостей.

— Мы подождем, — неохотно согласилась она. — Но ты не сможешь выманить его из грузовика. Разумнее было бы напасть сейчас. — Она умоляюще смотрела на него. «Послушай меня», — читалось в ее глазах.

Но Болдт удалился в темноту.

Когда ее посетило озарение, она уже сидела в тени на асфальте, прижав колени к груди. Болдт не заметил ее и прошел мимо, и она тут же представила себе, о чем он думает.

— Я здесь, — прошептала она.

Он протянул ей руку и отвел за офисное здание, где они могли поговорить чуть громче.

— Велик на месте, — мрачно объявил Болдт. — У нас два человека с северной стороны, — показал он рукой, — и один с южной; всего нас пятеро. Я поместил Ричардсона на холме, — сказал сержант, указывая в сторону далекого шоссе, — с биноклем. Ему оттуда хорошо видно камеру хранения. Если он что-то заметит, то позвонит мне на пейджер.

— Ему придется сидеть там всю ночь, — заметила Дафна.

— Да, — согласился Болдт. — До утра. — Ему хотелось подбодрить ее. — Наживка на автомойке сработала. Ты вчера спасла чью-то жизнь.

— А чью-то подвергла риску, — сказала она, имея в виду Бена.

— Если мы прострелим шину, — рассуждал он вслух, — или еще как-то проколем ее, ему придется вылезти из грузовика. Но если мы напортачим, или грузовик выедет на обочину или на дорогу, может случиться несчастье. Если он обо всем догадается, то кто знает, что взбредет ему в голову? Сдастся ли? Сомневаюсь.

— Только не там, — сказала она, указывая на дорогу. — Надо наступать сейчас, Лу. — Она хотела попытаться еще раз, потому что считала себя правой; если Гармана уговорить, он сдастся. — Надо использовать его отца, — пояснила она. — Привезем сюда Стивена Гармана, прямо в камеру хранения. Сын делает все это, чтобы доказать что-то своему отцу. Они оба ненавидят мать. Джонни Гарман никогда в жизни не был на стороне матери. Если верить Стивену Гарману, а у нас нет причин не верить ему, его жена регулярно занималась сексом с другими мужчинами, иногда в присутствии сына, может, даже с его участием. Джонни Гарман пытается превзойти отца, показать, что способен сделать то, чего отец не смог, — убить мать. Сжечь ее. Если мы привезем сюда Стивена Гармана, Джонни сам выйдет оттуда.

— Его отец — преступник под арестом, — напомнил Болдт. — И никто, кроме саперов, не приблизится к камере хранения, пока Джонни Гарман не будет в миле отсюда. Это бесполезно, — сказал он. — По идее, нам надо обсудить, как лучше вытащить его из грузовика.

Дафну переполняли противоречивые чувства — она знала, что может не отвечать и что Болдт просто обязан уменьшить риск для всех участников. Она не могла его винить: ей хотелось того же.

— Нам надо сосредоточиться на Гармане и грузовике, Даффи. Ты спрашивала, как бы я поступил, будь там Майлз. Я скажу тебе одно: если бы Майлз выехал из этой камеры хранения в грузовике, полном взрывоопасного топлива, я постарался бы убрать Джонни Гармана как можно дальше от грузовика.

В нависшей тишине над их головами низко пролетел реактивный самолет. Ей показалось, что земля буквально содрогнулась. Она снова подумала о том, чтобы напасть на камеру хранения, используя шум самолетов как прикрытие. Но потом представила себе, как Бена охватывает гигантское пурпурное пламя. Если ее план провалится, сможет ли она когда-нибудь простить себе? В то же мгновение ей пришло в голову, что Болдт, должно быть, постоянно терзается подобными мыслями. Выход был один: доверить решение Болдту.