Следующий временный союз гуннских племен сложился в Северном Причерноморье под угрозой голода в 395 г. Во главе его встали два вождя, «мужи из царских скифов [= гуннов], командующие большим числом [войск]» — Басих и Курсих, под руководством которых гуннские орды вторглись на Ближний Восток. Позднее эти же правители вели переговоры с Римом (Prisc, fr. 8D = 11,2 В).
Около 400 г. в письменных источниках упоминается еще один, правда безымянный, гуннский (?) вождь, правивший где-то в Северопонтийском регионе, причем он называется не иначе как «предводитель и царь», а его статус военного лидера отчасти подтверждается фактом ношения им воинского панциря (Aster. Нот, 9). Впрочем, остается неизвестным, был ли он главой отдельного племени или же ему подчинялась племенная конфедерация.
На рубеже IV и V вв. среди вождей гуннских племен, обитавших к северу от Дуная, выдвинулся Ульдин. Он получил особую известность как опытный военачальник, победивший мятежного восточноримского военачальника Гайну, гота по происхождению, когда тот в 400 г. попытался укрыться от преследования со стороны константинопольских властей за Дунаем. В качестве союзника западноримского главнокомандующего — вандала Стилихона Ульдин принял участие в разгроме войска готского вождя Радагайса при Фьезоле (в Италии) в 406 г. В 408/409 г. он совершил широкомасштабное, но неудачное вторжение в римскую провинцию Фракию, после которого навсегда исчез с исторической арены.
Около 412 г. в поле зрения письменных источников попадает гуннский правитель по имени Харатон, названный римским историком Олимпиодором «первым среди вождей» (ό τών ρηγών πρώτος: Olymp. fr. 18D=19В), — его титул, несомненно, указывает на то, что он возглавлял союз гуннских племен, каждое из которых управлялось вождем (ρήξ). Олимпиодор особо отмечает высокое искусство этих вождей в стрельбе из лука, лишний раз подчеркивая военизированный характер их власти. Правда, власть Харатона как «первого среди вождей», скорее всего, не была единоличной, и он являлся только «первым среди равных». На уровне возглавляемого им союза гуннских племен он был наделен, прежде всего, функциями верховного главнокомандующего.
Военными лидерами были и все без исключения последующие гуннские правители. В этой связи примечательно, как особо подчеркивается в наших источниках значение одного из них — Уптара (Октара) — в качестве верховного главнокомандующего. Когда он умер во время похода против бургундов (около 430 г.), то его 10-тысячное войско, неожиданно оставшись без полководца, оказалось настолько деморализованным, что было разгромлено врагами, значительно уступавшими им в численности, — бургундов было всего три тысячи (Socr. Schol, VII, 30, 6; Cassiod. Hist. XII, 4).
Эволюция власти военных лидеров гуннов нашла свое логическое завершение в лице Аттилы, являвшегося монархом, по сути, с неограниченной властью. Не случайно некоторые ученые называют Аттилу «главой крупного объединения государственного типа», причем величина и мощь последнего «позволяют называть его империей»{95}, а сам он рассматривается в качестве основателя «варварского» государства нового типа — предвестника степных империй средневековой эпохи{96}.
Правители гуннов (они же и верховные главнокомандующие) происходили из особого клана, определяемого Приском как «царский род» (Prisc, fr. 1 D = 2 В) или «царские скифы [= гунны]» (Ibid. fr. 1; 5; 8; 14 D = 2; 9, 3; 11, 2; 13, 2; 15,4 В). Судя по тому, что к этому клану принадлежали упомянутые выше Басих н Курсих, он должен был выделиться из остальных гуннских родов не позднее конца IV в. В него, наряду с правящими монархами и их семьями, входили и другие их родственники, среди которых могут быть упомянуты Мундзук (Мундиух), отец Бледы и Аттилы, и его брат Оербасий. В своем послании к восточноримскому императору Феодосию II Аттила специально подчеркивает тот факт, что он унаследовал от своего отца «благородное происхождение», т, е. достоинство правящего рода (Ibid. fr. 12 D = 15,2 В). При Бледе и Аттиле царские сородичи, в частности, возглавляли посольства на переговорах с римлянами, причем та контрибуция, которая выплачивалась последними по условиям заключенных договоров, поступала в распоряжение самих «царских гуннов» (Ibid. fг. 1 D = 2 В). Принимали они участие и в военных кампаниях. Верховная власть над гуннами передавалась только внутри царского рода, а принцы становились правителями важных областей государства, как это было в случае с назначением Аттилой его старшего сына главой над акацирами и другими племенами, жившими в степях Северного Причерноморья (Ibid.fг. 8 D = 11, 2 В).
Для времени Аттилы сообщается, что следующее за царем место в военно-политической иерархии гуннов занимали так называемые логады (греч. λογάδες — 'избранные', 'отборные'). Наиболее подходящее значение для этого термина — «военная элита». Приск Панийский конкретно упоминает нескольких логадов из числа приближенных гуннского царя (Prisc, fr. 7; 8 D — 11,1; 2; 13,1; 14 В): это Онегисий — второй по значению человек в государстве после Аттилы; брат Онегисия Скотта, который наравне с ним мог говорить и действовать перед Аттилой; Эдикон — человек, снискавший себе особую славу своими ратными успехами; Берих — лицо знатного происхождения и начальник многих селений в гуннской державе; Орест — римлянин (!) из Паннонии, слуга и личный секретарь самого Аттилы[5]. Уже из одного только этого списка видно, что состав логадов формировался на самых разных основаниях (знатность рода, имущественное положение, боевые заслуги и т. п.) с обязательным соблюдением принципа личной преданности государю. Различным было и влияние на государственные дела, как и участие в них, отдельных представителей этой элитарной группы. Так, особо подчеркивается, что положение Ореста было не столь высоким и важным в сравнении с Эдиконом. Не все (к примеру, все тот же Орест), но, по крайней мере, наиболее могущественные из логадов выполняли важные военные функции.
В круг их обязанностей входил, в частности, дележ добычи, включая пленных, причем сами они претендовали на лучшую, по сравнению со своими подчиненными, часть из захваченного, уступая это право только самому Аттиле. Главную же роль в военных мероприятиях Аттилы играли, судя по всему, Эдикон и Онегисий, названные его «ближайшими сподвижниками». Они, вне всякого сомнения, входили в число упомянутых Приском (Ibid fr. 5 D — 9, 3 В) «полководцев, имевших величайшую славу у скифов [= гуннов]». Добавим, что Эдикон был одним из тех логадов, что были отобраны для несения караульной службы при особе государя и в определенные дни по очереди приходили вооруженными его охранять. На логадов могли возлагаться поручения дипломатического характера. Формировали они также и некое подобие совета при царе, на котором им оставалось, по сути, лишь прорабатывать решения, уже принятые тем единолично.
Помимо логадов, в ближайшее окружение Аттилы входили также правители подвластных ему восточногерманских народов — Ардарих, вождь гепидов, и Валамир, вождь остроготов. Они были исключительно преданы своему суверену и — единственные из всех других иноплеменных царьков — пользовались его любовью и доверием (Iord. Get. 199–200). К тому же находившиеся под командованием Ардариха и Вала-мира вооруженные силы составляли важную часть гуннской армии, и потому их реальное влияние на военную политику Аттилы было достаточно весомым.
Некоторые данные о структуре военной организации европейских гуннов в начале V в. содержатся в рассказе Созомена о вторжении гуннского правителя Ульдина во Фракию (408/409 н.э.). Согласно нашему источнику, войско гуннов состояло из «родственников» (οίκεΐοι), «командиров» (λοχαγοί), а также «их подчиненных» (ύπ΄ αύτούς τεταγμένοι) (Sozom. IX, 5,4). Не подлежит сомнению то, что под последними следует понимать основную массу гуннских воинов незнатного происхождения, а также союзников Ульдина из германского племени скиров, принимавших участие в этом походе (Ibid. IX, 5, 5; CTh V, 6, 3). Первые же «родственники», возможно, были сородичи главнокомандующего (что-то вроде упомянутых выше членов «царского рода» или «царских скифов/гуннов» Приска Панийского), которые стояли во главе ополчений подвластных Ульдину гуннских племен. Вторые, «командиры» (лохаги), судя по всему, командовали отдельными отрядами в составе этих ополчений. Точная численность вверенных лохагам подразделений неизвестна, но можно предположить, что каждое из них насчитывало 100 воинов и представляло собой, таким образом, организационную единицу так называемой «азиатской десятичной системы», характерной для конных армий древних и средневековых центральноазиатских кочевников.
