— Вы достопочтенная Керри Фалун?
— Да.
— Очевидно, это вам.
— Спасибо. — Керри поставила цветы на стол и достала карточку, которую сама же надписала по дороге в Бремар.
— Откуда они? — спросила Бетси, сгорая от любопытства.
— От дяди Десмонда. Ну, разве это не замечательно с его стороны? — Керри постаралась придать своему голосу оттенок легкой грусти.
— Твой дядя — граф? И тебя зовут «достопочтенная»?
— Да, так. В Англии лорды иногда бывают графами, но граф — это всегда лорд. Очень запутанно. Сыновья и дочери графов зовутся «достопочтенные» или «леди».
— А где живет твой дядя?
— В замке Шаннон в Ирландии. Фалуны живут там уже девятьсот лет.
— Девятьсот лет? — ахнула Бетси. Она сгорала от желания узнать побольше о таинственном дяде Десмонде и замке Шаннон, но что-то в поведении соседки заставляло ее удерживаться — как будто эти вопросы могли задеть нечто такое, о чем было больно говорить.
Через месяц после того, как Амадео перенес Шаннон через порог замка Ле-Турель, она стояла у окна, глядя на парк, окутанный осенним туманом. В ожидании прибытия Амадео она пила чай и слушала Шопена. На столе рядом с удобным креслом лежала книга Джордж Элиот, напоминая о тех невинных удовольствиях, которым Шаннон непрерывно предавалась за время своего выздоровления. Последние три недели она проводила в одиночестве. Амадео непрерывно разъезжал по Дальнему Востоку и Южной Америке. Уик-энды, однако, скрашивались обществом Фабриса, который сопровождал Шаннон в долгих прогулках по берегам реки. Остальные дни текли, не отмеченные никакими событиями. То, что время идет, позволяли заметить только превосходные завтраки, обеды и ужины, которые готовил Альбер, да редкие визиты доктора Фабера. Постепенно Шаннон стала вновь замечать окружающий мир. Теперь, чувствуя, что силы и здоровье полностью к ней вернулись, она сказала себе, что настало время вновь посмотреть в глаза реальности. Ее парижские дела так запутались, что, если не начать распутывать их сейчас же, она никогда не приведет все в порядок. Надо было заглянуть в свою квартиру, оплатить целую кипу счетов, наконец, подумать о своем будущем — да и о будущем Керри, которой теперь приходится полагаться на Джека. Зная, как тот ее любит, Шаннон не сомневалась, что Джек не подведет, тем не менее забота о Керри заставляла Шаннон поскорее стать на ноги. Перед этим, однако, нужно было поговорить с Амадео.
Опустившись в стоящее у огня кресло, она в сотый раз попыталась точно вспомнить, что Амадео сказал ей в ту ночь, когда привез сюда. Неужели он действительно сказал, что она принесла ему счастье? Может быть, ей приснилось, что он говорил о ребенке как о своем? За те несколько дней, что они провели вместе, Амадео больше об этом не упоминал, но Шаннон охватило тяжелое подозрение, что внезапно проснувшееся в нем чувство долга связано с ошибочным мнением, что ребенок от него.
Когда Амадео приехал, Шаннон встретила его в холле.
— Шанита! — сказал Амадео, увидев ее, и поспешил навстречу, раскрыв объятия. — Я так рад, что вижу тебя, это прекрасно.
Радость его была заразительна. Амадео вносил в ее тихое существование оживление, которого так недоставало.
За чаем, поданным в библиотеке, он преподнес Шаннон кучу подарков, потребовав, чтобы она сразу открыла их.
Увидев яркие вязаные варежки и пинетки из Перу, такие маленькие, что не налезли бы даже на куклу, Шаннон откинула назад голову и весело расхохоталась.
— Давай, открывай следующий.
— О, просто замечательно! — воскликнула она, увидев с полдесятка покрытых искусной вышивкой детских ночных рубашек из Бразилии.
— Значит, тебе нравится? — сказал Амадео, и его лицо озарилось улыбкой.
— Очень нравится! — К глазам Шаннон подступили слезы. Впервые ребенок стал для нее чем-то реальным — живым младенцем с руками и ногами, глазами и ушами.
— Во всем мире полно магазинов, которые продают детскую одежду. До сих я этого не замечал. Я получил массу удовольствия, когда все это выбирал, — сказал Амадео, протягивая руку к следующему пакету.
— Откуда это? — воскликнула Шаннон, развернув серебряную погремушку с бирюзовыми бусинками.
— Купил ее в Колумбии.
— Спасибо за все, Амадео, — сказала она, собирая в кучу ярко раскрашенную бумагу.
— Я так рад, что вернулся, — сказал Амадео, усаживаясь перед огнем. На мгновение его глаза встретились с глазами Шаннон, но Амадео постарался не выдать своих чувств. Сейчас его вполне удовлетворяли те простые отношения, которые установились между ними. Опустив руку в карман, Амадео дотронулся до маленькой коробочки с кольцом с бриллиантами и большим колумбийским изумрудом. В этот уик-энд он найдет подходящий момент, чтобы подарить его Шаннон и попросить стать его женой.
На следующий день они гуляли в парке, около озера. Увитый виноградными лозами замок был окутан туманом, золотистым, как вино. Шаннон казалось, что все заботы исчезли. Вслед за Амадео она подошла к небольшому стаду красных оленей, недоверчиво посматривавших на людей.
— Амадео, — начала Шаннон, — я должна с тобой кое-что обсудить. Думаю, мне пора возвращаться в Париж. Благодаря тебе я чувствую себя намного лучше и вполне могу справляться сама. Нужно продать дом, что я купила в Сейяне, и начать распутывать свои дела…
— Querida, о чем ты говоришь? — В смятении Амадео положил руку ей на плечо.
— Ты был более чем добр ко мне, и я благодарю тебя от всего сердца, но могу теперь полагаться на себя. Правда.
— Вежливость не позволяет тебе сказать, Шаннон, что ты все еще не можешь простить меня. Я зря до сих пор не затрагивал этой темы, и я прошу прощения. Я все время мучился из-за своего поведения в ту ночь на борту «Карисмы».
Шаннон посмотрела на него с удивлением:
— Так вот ты о чем думаешь? Нет, нет, Амадео. Я уже забыла об этом. С той поры случилось так много событий, что это больше не имеет значения.
— Для меня имеет. Если дело не в этом, то в чем? — Амадео почувствовал, что все, чего он хотел, начинает от него ускользать. Заготовленное объяснение в любви замерло на устах. — А как же наш ребенок, querida? Я хочу заботиться о тебе. Это мое право отца, несмотря на твои чувства ко мне.
Шаннон в ужасе закрыла глаза. Ее подозрения оправдались.
— Амадео, ребенок не твой. Его отец — тот, кого я знала еще с Австралии. После того как я ушла от тебя, мы провели вместе неделю в Ницце. Раньше я никогда не говорила тебе о нем, потому что была уверена, что мы никогда больше не увидимся, но тут мы случайно встретились. Несмотря на все, что случилось, мне кажется, я все еще люблю его. Так что, как видишь, — продолжала она, — это будет неправильно. Я не могу больше пользоваться твоим великодушием.
Слушая ее тихий, нежный голос, Амадео чувствовал, что внутри у него все начинает кипеть от ревности. Наконец он заговорил, и в голосе его явственно звучало осуждение.
— И где этот человек теперь? Почему он не ухаживает за тобой?
— Он женат, Амадео. Я даже не сказала ему, что беременна.
— Почему же ты не сказала? — гневно спросил он. — Не потому ли, что считаешь, что если он узнает, то ты ему будешь не нужна? Шаннон, это глупо — любить такого человека.
— Нет, ты ничего не понимаешь, — запротестовала она. — Я все еще верю и надеюсь, что когда-нибудь мы будем вместе. Но в данный момент это невозможно.
— Где он живет? — спросил Амадео.
Шаннон вздохнула:
— В Англии. Он англичанин.
Он презрительно засмеялся:
— Могу себе представить. И кто же он, поэт? Или какой-нибудь художник, витающий в облаках? Почему ты его защищаешь?
— Амадео, ты не должен так говорить о нем — никогда. Я сказала тебе о своих чувствах, и я никогда не передумаю.
— Ну хорошо, — сказал Амадео, подняв ладони вверх. На него нахлынула горькая зависть, перед которой он чувствовал себя беззащитным. Горькая зависть и надежда. Амадео всегда презирал такое чувство, как надежда, но сейчас понял, что пал ее жертвой. — Но я не принимаю никаких аргументов, — сказал он охрипшим голосом. — До рождения ребенка ты останешься здесь, под моей защитой. Это решено.