— Не могу поверить, что я так голодна. Как волк.

— Это все из-за горного воздуха. Здесь тебе не нужно следить за своей хваленой фигурой. Знаешь, на мой взгляд, ты слишком худая, — сказал Амадео, отломив ей кусок хлеба.

Еда перед огнем создала атмосферу томной чувственности. Амадео настаивал на том, чтобы она съела побольше превосходно приготовленного в кипящем сыре мяса с его любимыми приправами. Они со смехом ели, утоляя жажду бутылкой аргентинского вина. Последние барьеры между ними исчезли. Здесь, высоко в Альпах, в изолированной от мира долине, этот аппетит символизировал жажду жизни. Каждый раз, когда Шаннон смотрела на мужественное лицо Амадео, на котором играли отсветы огня, она чувствовала, как в ней поднимается желание. Даже когда ужин кончился, они долго сидели над бутылкой вина и разговаривали, обсуждая только что закончившийся год. Наконец установилось долгое молчание, когда каждый, казалось, не знал, что сказать. Тогда Амадео привлек ее к себе, страстно поцеловал, и Шаннон сразу отдалась нарастающему чувству. В страстном желании ее тело непроизвольно выгнулось дугой.

— Шанита, моя прекрасная, пылкая Шанита. Ты создана для любви, — прошептал Амадео.

Не спуская с нее глаз, он медленными, ритуальными движениями снял с нее всю одежду, затем быстро разделся сам. Они упали на ковер перед камином, и Амадео крепко прижал Шаннон к себе. Первое же прикосновение его естества к бедрам заставило Шаннон задрожать от возбуждения. Неделями сдерживаемые желания бурно выплеснулись наружу. Их обнаженные тела прижимались друг к другу, порождая восхитительное ощущение от прикосновения кожи к коже. Амадео мягко провел рукой по ее маленьким, совершенной формы грудям, стройной талии и почувствовал непреодолимое желание. Когда он нежно погладил ее плоть и прошептал на ухо, что, наверно, некая дикая часть ее существа желает, чтобы ее приручили, пальцы Шаннон инстинктивно обхватили его фаллос, твердый, как сталь. Как пират захватывает принцессу павшего королевства, так Амадео одним движением вошел в нее, и Шаннон отдалась ему, забыв обо всем. Исходивший от Амадео опьяняющий аромат — белья, кожи и пота действовал на нее подобно магическому снадобью. Сквозь полуприкрытые веки Шаннон наблюдала, как он наслаждается видом ее разбросанных по ковру волос. Амадео поднимался и опускался над бедрами Шаннон, сладострастно раздвинутыми, как волна, пока наконец мощный шквал не выбросил ее на берег, задыхающуюся и обессиленную.

Потом они лежали, обнявшись, и Шаннон постепенно приходила в себя. Прижавшись лицом к его плечу, она прошептала, чуть не плача:

— Такого никогда со мной не было, никогда. — Последний приступ экстаза захватил Шаннон, и она страстно обняла Амадео.

К ее удивлению, тот ничего не сказал. Напротив, при этом проявлении нежности Амадео отстранился и отвернулся к огню так, чтобы не видеть ее лица.

— Амадео! — прошептала Шаннон, встав на колени и положив руки на его плечи. Сейчас ей было совершенно необходимо оказаться в его объятиях.

Когда Амадео повернул голову, Шаннон увидела, что выражение его лица изменилось, из страстного став серьезным. После такого слияния она ожидала от него слов если не любви, то хотя бы нежности. Но вместо этого он оставил ее, и это было столь внезапно и бессердечно, что Шаннон почувствовала, как к ее глазам подступают слезы.

— Прости меня, Шанита. Пойду наверх. Не стоит здесь мерзнуть. Ты лучше оденься, потому что огонь уже прогорел.

Испытывая недоумение, Шаннон неохотно принялась одеваться. Тело ее все еще трепетало от только что испытанного пробуждения чувственности.

Оказавшись наверху в ванной, Амадео включил свет, окаймлявший зеркало, и, прищурившись, посмотрел на свое отражение, обеими руками приглаживая волосы. Затем он решительно начал умываться холодной водой, думая о том, что произошло между ним и Шаннон. На несколько мгновений Амадео потерял над собой контроль, и это выбило его из колеи. К досаде Амадео, Шаннон лишила его сокровища, каким он больше всего на свете дорожил и которое хранил как зеницу ока, — она лишила его контроля над своими эмоциями. До тех пор, пока Амадео не почувствовал ее под собой, он и не подозревал, как сильно желает Шаннон Фалун. Прислушавшись к себе, Амадео со злостью понял, что он опять ее хочет прямо сейчас. С огромным усилием он справился с искушением спуститься вниз. Вместо этого Амадео встал под душ и принялся яростно растираться, старясь сбить неожиданную волну страсти, грозившую захлестнуть остров его независимости.

На следующее утро Шаннон проснулась от стука в дверь. Повернув голову, она увидела лежащего рядом с ней под периной Амадео.

— Это Хельга. Оставила у двери поднос с завтраком. — Он встал с кровати и выглянул в окно. — Посмотри — идет снег, — с улыбкой объявил Амадео.

Шаннон с неохотой оторвала взгляд от его обнаженного тела и посмотрела в окно, за которым кружились крупные снежинки.

Взяв поднос, Амадео подошел к кровати. Шаннон почувствовала, как в ней вновь просыпается желание. Прошлой ночью она долго думала о том, почему Амадео поступил так безжалостно, оставив ее одну. В свете нового дня Шаннон была ему благодарна за то, что он помог ей преодолеть искушение влюбиться в него. Теперь по крайней мере он не сможет коснуться той части ее души, которая все еще втайне ждет кого-то, кто будет любить ее так же страстно, как она любит сама.

— Счастливого Рождества, querida, — сказал Амадео, ставя поднос на прикроватный столик. Шаннон приподнялась и оперлась на подушки.

— Что это? — спросила она, увидев в корзине с булочками золотистый пакет, перевязанный синей бархатной ленточкой.

— Это тебе. Открой.

Шаннон возбужденно разорвала упаковку, обнаружив под ней золотое яйцо. Не решаясь его открыть, она озадаченно смотрела на Амадео. Видя ее колебания, тот радовался, как ребенок.

— Ты похож на прелестного маленького мальчика, который дарит девочке розу, — не удержавшись, сказала Шаннон и поцеловала его. Внутри яйца находились часы в платиновом корпусе с лазуритовым циферблатом, украшенным бриллиантами. Шаннон раскрыла рот от изумления. — Какая красота!

Шаннон думала, что Амадео подарит ей какую-нибудь миленькую вещицу, но никак не рассчитывала на такой экстравагантный подарок. Она никогда даже не мечтала о часах с бриллиантами, и, даже если бы располагала лишними деньгами, это было бы слишком вызывающе. Шаннон хотела завести часы, но Амадео накрыл их ладонью.

— Не надо, не заводи. Пока мы здесь, пусть время остановится.

Он отложил часы в сторону и нырнул под одеяло.

Париж, май 1980 года

Поднявшись по лестнице на свой этаж, Шаннон попыталась открыть дверь, одновременно держа в руках длинный батон, пакет молока и газету. Пройдя на кухню, она инстинктивно взглянула на часы, чтобы убедиться, что еще нет девяти. В этот прекрасный майский день, когда под сияющим небом цвели каштаны, Шаннон встала рано. Готовя себе кофе, она напряженно вслушивалась — не раздастся ли телефонный звонок, которого Шаннон с нетерпением ждала всю неделю.

Разместив на подносе завтрак, она уселась в кресло у открытого окна. Снизу с узкой рю Бонапарт доносился шум машин. Рассеянно держа чашку, Шаннон поняла, что прочитала в газете уже целую колонку и не поняла ни слова. Со вздохом она подумала о том, что не в силах будет провести у телефона еще один день, когда, казалось, весь Париж собрался в кафе под цветущими каштанами.

Целый месяц — с тех пор, как ее известили, что она является перспективным кандидатом для демонстрации новой моды от Валентино, Шаннон мучилась неизвестностью. Заветный пятилетний контракт гарантировал счастливице миллион долларов — даже для Шаннон сумма казалась невероятной. Такие деньги позволяли осуществить ее самые сокровенные желания. Больше не будет никаких коллекций, никаких подиумов, никакой суеты. Как девушка Валентино Шаннон сможет вести более спокойный образ жизни. Персональные туры и съемки у лучших фотографов — все это будет для нее одной. Шаннон не надо будет больше стараться во что бы то ни стало остаться в списках агентства и попасть в каталог. Ее состояние будет обеспечено, а когда пройдут пять лет, она сможет навсегда оставить работу модели, стать независимой, богатой, знаменитой женщиной, и вся жизнь еще будет впереди. Но это произойдет, если она правильно вытянет жребий. А если нет, придется и дальше вертеться как белка в колесе до тех пор, пока она не накопит достаточно денег, чтобы уйти. Учитывая расходы на обучение Керри и ее дорогостоящее хобби, а также склонность Шаннон к расточительности, это «когда» скорее звучит как «никогда».