ХЕФЕЦ. Скажи, Адаш, а ты не согласился бы, когда они придут, постоять со мной в коридоре и пощелкать ножницами?
АДАШ. Ножницами? Зачем?
ХЕФЕЦ. Ну так, ради забавы.
АДАШ. Не понимаю. Стоять в коридоре и щелкать ножницами… Что тут забавного?
ХЕФЕЦ. Разве тебе это не кажется забавным?
АДАШ. Нет. Ты что, смеешься надо мной?! (Показывая на одеяло.) Тебе мало того, что ты наделал? (Снова начинает трясти одеяло, а затем стелит его на кровать.)
ХЕФЕЦ. Ты ведешь себя так, будто тебя, кроме сердечных приступов, ничего не интересует. Сделай, наконец, с собой что-нибудь! Оживи!
АДАШ. А что, другого способа, кроме ножниц, нет?
ХЕФЕЦ. Ну, поозорничаешь немножко, что тут такого?
АДАШ. Вообще-то ничего, конечно. Только вот Бог не сделал меня озорником.
ХЕФЕЦ. А я думаю, что в глубине души ты большой озорник.
АДАШ. Кто, я?
ХЕФЕЦ. Ты, ты.
АДАШ. Ты это серьезно?
ХЕФЕЦ. Я тебя хорошо знаю.
АДАШ (задумчиво). По правде говоря, иногда на меня находит желание поозорничать. Но я не уверен, что получится. Да и внешность у меня для этого неподходящая.
ХЕФЕЦ. При чем тут внешность? Единственное, чего тебе не хватает, — это какого-нибудь смешного головного убора. Знаешь, у меня дома для тебя есть одна шапка… Она как будто специально для тебя сшита.
АДАШ. Ты уверен?
ХЕФЕЦ. Говорю тебе — как будто специально для тебя. Пошли. (Выходит.)
АДАШ. Не знаю… Может, это волосам моим повредит… (Выходит. На улице останавливается возле окна и смотрит на кровать.) Вот она, кровать, на которой я так много страдал. Никому не позволю залезать на нее в ботинках!
КАРТИНА 5
В ту же ночь после полуночи. Комната в доме Тэгалаха.
АДАШ (из-за кулис). Надоело ждать. Всю жизнь я должен ждать. Как будто заранее неясно, что в конце концов произойдет с этим сердцем…
АДАШ появляется на сцене. На голове у него смешная шапка, а в руках — ножницы. Следом входит ХЕФЕЦ в белом халате парикмахера с двумя стаканами чая. Ставит чай на стол.
АДАШ. Я выпил три стакана чая и совершенно раздулся.
ХЕФЕЦ. Хочешь вернуться домой? Что тебе там делать — в обмороки падать? Можешь прямо здесь. Тут для этого есть все условия.
АДАШ. Я люблю свою кровать и свою комнату. Я привык к порядку. Я не могу падать в обморок где попало. И вообще я не чувствую ничего забавного… (Из-за двери доносится шум.)
ХЕФЕЦ. Вот они, идут. Ножницы приготовь.
Входят ТЭГАЛАХ и КЛАМАНСЭА. Хефец подходит к ним, поднимает ножницы, щелкает ими и шепчет Адашу.
Адаш-ш-ш!
Адаш делает шаг вперед, сдвигает шапку на лоб и щелкает ножницами.
ТЭГАЛАХ (Адашу). Ты что, идиот?!
АДАШ (несколько мгновений смотрит на Тэгалаха в смущении, начинает чувствовать себя плохо, сникает, снимает шапку и плетется к стулу). Так кончаются все мои забавы. (Плюхается на стул.)
ХЕФЕЦ. Смотрите, что вы сделали с моим другом. Из-за вас он чуть не упал. Приготовьтесь к стрижке. (Щелкает ножницами.)
КЛАМАНСЭА. Скажи мне, пожалуйста, Хефец, ты решил сделать эту игру с кудряшкой главным делом своей жизни?
ХЕФЕЦ. А если — да, то что?
КЛАМАНСЭА. Если — да, то мы с Тэгалахом знаем, что предпринять. Я не всегда позволяю своей врожденной жалости останавливать меня.
ТЭГАЛАХ. Возможно, тебе следовало бы учесть печальный опыт одного официанта из ночного клуба. Его уволили, и вот уже битых четыре часа, грязный и униженный, он сидит на улице и плачет. У него не осталось даже, чем промокнуть глаза и вытереть нос. У него кончились носовые платки. Кончились рубашки и штаны. В одних трусах он скачет по дворам и ищет тряпку, чтобы утереть слезы. Да, да, да…
КЛАМАНСЭА. А я готова поспорить, что сегодня ночью он покончит с собой. Вот увидите, завтра утром мы прочитаем об этом в газетах.
АДАШ. Между прочим, вы совершенно забыли, что я упал в обморок. Вам все равно, что со мной?
КЛАМАНСЭА. А почему нас должен интересовать человек, стоящий посреди ночи в такой шапке и щелкающий ножницами?
АДАШ. Он пообещал мне, что это вас позабавит.
ТЭГАЛАХ. Мы его предупреждали, чтобы перестал нам досаждать.
АДАШ. Он не сказал мне, что это вам досаждает…
ТЭГАЛАХ. И это называется «друг»?
АДАШ. Что ты сделал со мной, Хефец?
ХЕФЕЦ. У меня нет ни малейших угрызений совести. Я ничего не сделал против твоей воли.
АДАШ. Ты обманул меня. Сказал, что это будет забавно. Согласно твоему плану, они должны были помирать со смеху.
КЛАМАНСЭА. А шапка, которую ты себе на голову напялил?
АДАШ. Это он мне ее дал. Разве я не забавно в ней выгляжу?
ТЭГАЛАХ. Ты выглядишь в ней, как мухомор. Ничего, это тебе послужит уроком. В следующий раз будешь знать, как выбирать себе друзей.
КЛАМАНСЭА. В самом деле, Апаш, до сегодняшнего дня мы считали тебя человеком мягким и вежливым, всегда говорили о тебе с уважением.
АДАШ. Правда? А теперь? Как вы будете относиться ко мне теперь?
КЛАМАНСЭА. После сделанной тобой глупости мы не можем тебя больше уважать.
АДАШ. Нет! Прошу вас, не надо! Это он меня надоумил!
КЛАМАНСЭА. Мы бы и рады сохранить к тебе уважение, но не можем игнорировать фактов.
АДАШ. Но вы же видели…
КЛАМАНСЭА. Да еще и шапка эта… Нет, нет. Мы в тебе разочаровались.
АДАШ. Что я наделал! Что я наделал! Эти люди считали меня воспитанным, достойным человеком, а я своими руками все разрушил.
КЛАМАНСЭА. От такого человека, как ты, мы действительно ждали большего.
АДАШ. О! Как больно это слышать от вас…
ХЕФЕЦ. Адаш, ты себя на посмешище выставляешь.
АДАШ. И чего тебя принесло ко мне, Хефец? Кто нас вообще познакомил?
ХЕФЕЦ. Быстро ты меня предал! Я это запомню. (Щелкает ножницами.) Мы еще встретимся! (Уходит.)
АДАШ. И пусть себе идет. (Обращаясь к Кламансэа.) Я и не знал, что вы меня так цените. (Пауза. Адаш встает со стула, но, почувствовав себя плохо, скрючивается и снова валится на стул.) Видите, как это на меня влияет? Скажите, что ваше мнение обо мне не изменилось. Только тогда я смогу встать. (Пауза.) Госпожа Кламансэа! Вас просит больной человек.
КЛАМАНСЭА. Мне очень жаль, Адаш, но мы не можем кривить душой.
ТЭГАЛАХ. Надо уметь проигрывать достойно.
АДАШ. Вы говорите «проигрывать», но никто в этой комнате не знает лучше меня, что значит — проигрывать. Если бы кто-нибудь видел, за что я сейчас борюсь! За то, чтобы эти люди продолжали считать меня человеком мягким и рассудительным. (Пауза.) Ваше решение окончательное?
ТЭГАЛАХ. Да. (Пауза.)
АДАШ. Что ж, придется с этим смириться… Что я должен сделать, чтобы ваше мнение обо мне изменилось к лучшему?
ТЭГАЛАХ. Вот теперь ты начинаешь говорить разумно.
КЛАМАНСЭА. Видишь ли, Адаш, наше потрясение от твоего поступка было настолько велико, что пройдет много времени, прежде чем мы снова сможем тебе доверять.
АДАШ. А сколько именно времени для этого нужно?
КЛАМАНСЭА. Много… Год. Два.
