Также и внутреннее социальное расчленение феодальных слоев иное, чем в древности. Ленники (die Lehensträger) восточных князей, илоты, ойкеи, клиенты, прекаристы и колоны сеньоров (Grundherren) берегов Средиземного моря являются в эпоху античного рыцарства, как мы видели, мелкими людьми, которые в качестве обоза и, во всяком случае, легких пехотинцев сопровождают едущего в битву на колеснице единоборца. В эпоху тяжеловооруженного войска (Hoplitenheer) одетый в панцирь полный гоплит нуждается лишь в одном или двух людях (илоты, рабы) в качестве носильщиков и для услужения. Напротив, (вплоть до классической эпохи не знавшая стремени!) конница Древнего мира технически стоит низко до самой эпохи парфян[520]. Напротив, ленное войско средних веков с самого начала является конным войском и остается им все это время, с постепенным усовершенствованием панцирей, вооружения и дисциплины. Такие крестьянские κλήροι, какие возделывали μάχιμοι и т. д. Востока или (вероятно!) клиенты в Риме, вообще такое угнетенное социальное положение, в какое попадают находящиеся в союзе античной клиентелы ленники, нельзя было поэтому предложить даже стоящим на самом низком конце ленной иерархии министериалам, если они вооруженные также должны были отправляться на войну. Их лен должен был всегда доставлять им «рыцарский» образ жизни. Все, что есть «крестьянин», остается под этим слоем, который по существу необходимо является как слой рантье[521].
И как раз то, что уже самый низший над крестьянином расположенный слой представляет собой сословие рантье (ein Renterstand), с сословными интересами, которые уже стали далеки от всего экономического, тогда как, с другой стороны, крестьяне сами все более и более становятся не-военным классом, определяет характер развития континентального крестьянства в эпоху раннего Средневековья. Это крестьянство совершало крупные территориальные завоевания, столь же крупные, как и те, какие совершало какое-нибудь античное войско гоплитов, но, как и средневековый город, завоевания по существу мирные и, кроме того, совершенные главным образом на службе у феодальных рантье. И корчевание леса, и заселение колонизированной земли восточной окраины были совершены под влиянием заинтересованности к ренте слоя господ. Так как для этого огромного дела «внутренней колонизации» рабы 1) количественно были бы недостаточны, 2) пропитание рабов вызвало бы более высокие (и повышающиеся) издержки, 3) так как — это решает дело — качественно рабский труд для создания крестьянских участков на «диком корню» или на песчаной почве восточной окраины нельзя было применить с выгодой, то это заселение означало мощную территориальную экспансию «свободных», т. е. здесь главным образом платящих определенные оброки крестьян; индивидуалистическое сквоттерское право германского «bifanc’a» (заимки) в первобытном лесу действовало как раз обратно оккупационному праву Рима на завоеванных территориях (где оно помогло создать плантации) и совершенно противоположно по необходимости бюрократически руководимому созданию новой земли с помощью сооружения каналов в восточных государствах ранней поры. Крестьянство средних веков до тех пор было все расширявшимся территориально и поднимавшимся классом, пока над ним стоял чисто феодальный, ищущий рент, а не дохода от торговли сеньориальный слой (Herrenschicht) чисто ленного государства. Громоздкость (die Wucht) натурального хозяйства на слишком огромных для тогдашних средств сообщения внутренних территориях задержала темп развития сбыта на далекое расстояние для сельскохозяйственных продуктов на низком уровне достаточно долго для того, чтобы дать крестьянскому хозяйству время завоевать Центральную Европу. К концу средних веков вотчинный (grundherrliche), но (нормально!) главным образом только традиционными оброками обложенный крестьянин является типом сельского хозяина; ближайший город есть его нормальный рынок; сам он, так как город по возможности монополизировал для себя промышленность, а «Störer’ов» и занимающихся в деревне промышленностью уничтожил, есть нормальный, но верный покупатель массы продуктов городской промышленности. Ленное войско и ленное государство помогли создать чисто экономически расширявшегося территориально крестьянина (den rein oekonomisch expansiven Bauer) и чисто экономически расширявшийся территориально город (die rein oekonomisch expansiven Stadt) средних веков.
С этим положением вещей связаны успехи современного капитализма как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Конечно, он при этом разрушал данное соотношение. Но все же невозможно было бы недооценивать значения этих тысячами сцеплений связанными друг с другом правами, привилегиями, общинными образованиями, правами принуждения, штапельными правами, заповедными правами, рыночными правами и т. д., прежде всего традиционными или таможенными уложениями цен созданных основных условий оборота для развития капитализма. Они являются для него не только помехой в его стремлении к прибыли, но и опорой его коммерческого расчета (seines Kalküls), который уже не должен был строиться на зыбучем песке восточного торга (Feilschen). Ибо во всяком случае тысячей нитей связанная средневековая организация оборота благ, какая могла развиваться внутри теократически-феодальной оболочки тогдашнего мира, является одной из основных частей доступного коммерческому расчету (Kalkül) товарного рынка, как входящий в эту организацию слой свободных крестьянско-мелкобюргерских существований представлял тот широкий, относительно устойчивый круг покупателей, в котором нуждался для своих товаров современный капитализм.
Противоположность, которая обнаруживается между развитием бюргерства и крестьянского хозяйства на средневековом Западе и в древности, обусловлена, таким образом, прежде всего переменой географической сцены, во-вторых, связанным самыми различными причинными рядами с этим военным развитием средних веков, несходным с древним. В то время, как рыцарское войско в средние века сделало необходимым феодальный общественный строй, а его разрушение войском ландскнехтов, а затем (с Морица Оранского[522]) дисциплинированным современным войском привело к победе современного государственного порядка, Древность пережила два крупных военно-технических переворота: появление коня, с Востока (не то из Ирана, не то из Турана[523]), создало (как и в средние века) бург, восточное завоевательное государство и рыцарское общество на берегах Средиземного моря. Железо[524], т. е. колющее холодное оружие, идущая по правилам рукопашная битва одетых в панцирь гоплитов, создало войско крупных крестьян и мелких бюргеров и с тем вместе античный «полис бюргеров» («Bürgerpolis»). Все дальнейшее затем обусловлено ареной, на которой он стал действовать. Ибо полис был воинствен, завоевателен, искал торговых монополий и платящих подати подданных, но в то же время и земли для обеспечения потомства гоплитов и случая увеличить ренты мелких бюргеров, где только представлялись ему шансы для этого; таким он был с самого начала, и таким он всегда и везде оставался, где только его территориальное расширение не встречало помехи в превосходившей его политической силе.
Экономика и техника хозяйства, напротив, за все время от Рамессидов и Ашшурбанипала, если исключить изобретение монеты, сделала в древности, очевидно, относительно незначительные успехи. Насколько много (или насколько мало) нового создала в области техники та эпоха Древности, которая лежит в свете истории, можно будет решить лишь тогда, когда появится соответствующая нынешнему состоянию источников промышленная история Египта и Месопотамии (для техники, главным образом, история Египта). Весьма возможно, что тогда Восток — который был отцом всех форм торговли (Вавилон), господствовавших до конца нашего Средневековья, затем поместных дворов (Fronhöfe) (Египет), несвободной работы на дому (Heimarbeit) (Египет), системы литургий (Египет), бюрократии (Египет), монастырских и иных церковных организаций (Египет, Иудея) — окажется и создателем огромного большинства всего того технически нового, что было создано в области промышленности до конца средних веков. В области сельскохозяйственной техники в течение древней эпохи следует отметить некоторые преобразования, которые послужили увеличению поверхности, возделываемой с помощью данного количества труда в данное время, следовательно, к сбережению труда (лучшие орудия для работы по молотьбе, пахоте, уборке урожая — эти два последние, что характерно, лишь по окончании классической эпохи и во внутренних северных областях). В промышленности, если не считать, что само собой разумеется, военных машин и близких к ним подъемных приспособлений и т. п., главным образом, при общественных работах применяемых орудий, прогресс, поскольку его можно заметить, есть главным образом прогресс специализации отдельного работника, не служащий вовсе или в значительной мере соединению труда. То же мы видим и в области экономики промышленности. И тому и другому не приходится удивляться, принимая во внимание характер как внутреннего расчленения античной промышленности, так и коммерческого интереса (Verkehrsinteressen), который преследовало рабовладение.
