Она смотрела на ботинки и думала о своей незаконченной жизни, о том, напишут ли ей нормальный некролог вдобавок к статье в хронике происшествий. Наверное, нет. Мысли о том, как будет представлена ее смерть, раздражали ее. Всего лишь очередная смерть, даже составители некрологов не сочтут ее достойной титула «смерти дня». Она заслуживает большего. Но, если она рассчитывает на большее, придется прожить чуть дольше и умереть несколько иначе.

Не поднимаясь, она прицелилась и изо всех сил ударила веслом по голени мужчины — как раз над ботинками, и вскочила с ужасным грохотом. Она никогда в жизни не шумела так и вряд ли когда-нибудь будет. Со следующим выпадом лопасть весла ударила его в лицо, а ее по инерции бросило вперед. Думай о силе. Думай о броске. Если бы гонка вызывала у нее такой прилив адреналина, восьмерка вашингтонского колледжа была бы лучшей в стране. Она ударила снова, повалив его на спину. На этот раз ему удалось удержать в руках пистолет. Отлично, у него заняты руки, и он не сможет схватить ее.

Перепрыгнув через него, Тесс помчалась к двери и дернула за шнур, чтобы поднять ее на двенадцать дюймов. Этого ей хватит, чтобы выкатиться наружу. Нападавший был крупнее; если он соберется последовать за ней, ему придется притормозить, чтобы поднять дверь повыше. Выбравшись наружу, Тесс бросила взгляд на пустынную в это время Уотервью-авеню. Ключи от машины были заперты в шкафчике. Дверь гаража с грохотом поднималась — за шнур дергали грубые нетерпеливые руки. Интересно, он быстро бегает? Насколько метко стреляет? Как далеко летит пуля?

Тесс вдруг вспомнила выражение «между чертом и глубоким синим морем». Перед ней расстилалась Патапско, не глубокая и не особенно синяя. Такое ей снилось только в кошмарных снах. Тесс промчалась вниз по пандусу мимо ремонтного дока и бросилась в неспокойную воду. Сжав губы, она плыла под водой и вынырнула, только когда почувствовала, что кожа горит, а легкие вот-вот разорвутся.

Она была в тридцати ярдах от берега. Достаточно ли далеко ей удалось уплыть? Она ничего не знала о пистолетах и о том, как они работают. Она услышала два выстрела и снова нырнула, повернув на запад, к пристани и стеклодувному заводу. Она плыла под водой и каждые двадцать ярдов выныривала, чтобы глотнуть воздуха. Прозвучали еще два выстрела, но она уже почти добралась до пристани. Она остановилась у первой же лодки, «Бостонского китобоя», и ухватилась за борт. Оглядевшись вокруг, она обернулась к лодочной станции, отхаркивая грязную воду.

Мужчина стоял на пирсе и озирался по сторонам. За его спиной оживала лодочная станция. На складе горел свет, на парковке тормозили автомобили. Одинокий гребец брел к ялику со своими веслами. Человек оглянулся на лодочную станцию, бросил еще один взгляд на воду, потом поднес пистолет к виску и выстрелил. Когда он спускал курок, гребец бросил свои весла и с воплями кинулся к нему, словно мог остановить.

Тесс так и держалась за «Бостонского китобоя». На корме было намалевано название судна — одно из тех эксцентричных прозвищ, которые многие дают своим суденышкам. «Фургончик Пэдди» — гласили веселые зеленые буквы. Она так и висела на лодке, изучая эти зеленые буквы, когда кто-то с суши наконец-то углядел ее и пригнал катер. Это был Рок. Ни слова не говоря, он отцепил ее пальцы от «Бостонского китобоя», затащил на борт крохотного катера и привез на берег.

Он пытался не подпускать ее к телу, но Тесс хотела увидеть его. Самоубийство получилось удивительно аккуратным. На правом виске чернела маленькая дырочка, внизу растеклась небольшая лужица крови. Она чувствовала запах горелой шерсти — порох опалил лыжную маску. Не обращая внимания на протесты Рока, Тесс стряхнула с себя его руки, словно он был хрупким старикашкой, опустилась на колени рядом с телом и подняла маску.

Рот был слегка приоткрыт, демонстрируя превосходные белые зубы. Ангельские круглые щечки, словно «пузо» паруса. Даже мертвое, даже после покушения на убийство, это лицо оставалось привлекательным. Жизнерадостная полнота тела по-прежнему вызывала ассоциации с безбородым Санта-Клаусом.

«Вы добросовестная девушка, мисс Монаган», — не раз говорил ей Фрэнк Майлз. Тесс думала, что это комплимент.

После прививки против столбняка и визита двух полицейских из отдела убийств, которые хотели выслушать ее версию утренних событий, Тесс рухнула в постель — на самом деле, это была постель Китти — с острым приступом паранойи. Дважды она бегала в отделанную бирюзовой плиткой ванную Китти, где ее рвало маленькими порциями Патапско. Мышцы и суставы были напряжены и ныли, словно при лихорадке. Вымотанная, Тесс пыталась уснуть, но едва она начинала проваливаться в сон, как в ужасе вскакивала.

Фрэнк Майлз был наемным убийцей у О’Нила. Она не сообщила об этом полиции; она ничего им не рассказала, предоставив лишь сухую фактологию утренних событий, потому что боялась, что ее увезут в «Спринг гроув», где она очнется в палате, набитой буйными Уильямами О’Нилами, матери которых не могут позволить себе альтернативную систему правосудия. Майлз убил Абрамовича и, возможно, убил Джонатана. Несомненно, он собирался убить и ее. Она даже не сомневалась, что утром он размахивал пистолетом Маколи, который украл из кабинета Абрамовича. Возможно, он планировал впутать старика в эту историю, но Рок дал ему возможность получше.

Нет, что-то не сходилось даже в ее усталой запутанной голове. Профессионал не стал бы терять время и работать уборщиком в Ламбрехт-билдинг. Ему не надо было бы красть чужой пистолет. И он, разумеется, не стал бы убивать себя, попав в ловушку. Из всех смертей и покушений на убийство достойно организовано было лишь убийство Джонатана. Майлз не был профессионалом. Он был любителем, как и она. Единственное, что связывало его с Симоном О’Нилом, это его маниакальная аккуратность. Этот великодушный человек решил, что она способна раскрыть убийство Абрамовича, но ей так и не удалось продвинуться вперед. Наверняка были сотни улик, которые позволили бы связать его со смертью Абрамовича, но никто даже не думал об этом. Он был уборщиком, именно он обнаружил тело, он отмывал ковер от крови.

Наконец, ей удалось уснуть. Тело отдалось во власть сна, как отдавалось во власть реки. Она не хотела — ей пришлось. Когда она проснулась, было почти шесть, в комнате темно. Сквозь прозрачный полог, окружавший кровать Китти, она увидела, что кто-то ждет ее.

— Китти? — Ее голос звучал низко и хрипло. Она уже два раза принимала душ сегодня, но отмыть удалось не все. Казалось, река осталась внутри ее ушей, во рту и в горле. — Кроу?

Маленькая Сесилия подошла к кровати. Под мышкой она держала свернутую газету и казалась такой же нетерпеливой, как всегда. Сесилия откинула полог.

— Ваша тетушка сказала, что я могу подождать здесь, пока вы не проснетесь, но если я не дам вам поспать, она запустит словарем мне в голову. Я целый час здесь.

Тесс заползла под одеяло, натягивая его на подбородок.

— Простите, Сесилия. Сейчас у меня нет настроения помогать вам. Может, вы придете как-нибудь потом?

— Кто сказал, что мне нужна ваша помощь? Неужели вам никогда не приходило в голову, что я тоже могу вам помочь?

Сесилия открыла газету. Это был последний вечерний выпуск, но Тесс не попала на первую полосу. В действительности, она оказалась в новостях штата рядом с картой погоды. Может, если бы она погибла, ей удалось бы забраться повыше.

— «Шестидесятидвухлетний мужчина, бывший заместитель директора школы, застрелился сегодня в районе Балтиморского водохранилища после нападения на женщину», — медленно прочитала Сесилия.

Заместитель директора? Тесс думала, что Майлз работал охранником в школе. Но это было лишь ее предположение, основанное на его нынешней должности. Майлз когда-то сказал: «Я работал в системе образования».

Сесилия, набирая скорость, продолжала читать, и в ее речи время от времени проскакивало балтиморское «о». Обычно она говорила почти без акцента, и на это ей пришлось положить значительно больше сил, чем на стрижку и возвращение к естественному цвету волос.