— Ты сам в этом участвуешь?

— Разумеется, нет, — нахмурился он. Врожденная честность заставила его добавить: — Чтобы получить право тянуть, нужно заплатить доллар, а за право выбора — пять долларов.

— Сволочи, — сказала Китти, доставая из холодильника хороший кофе в зернах. Ферлингетти и Райнера она потчевала бурдой без кофеина четырехлетней давности, найденной в глубине холодильника, а черствые рулетики кто-то принес ей после июньского Польского фестиваля. Она с грохотом вытряхнула печенье в металлический контейнер для мусора и попросила Тадеуша приготовить всем хуэвос ранчерос. События этого дня совершенно выбили Тесс из колеи. Она не могла понять, что мучает ее сильнее — голод или тошнота. Наверное, всего понемногу, решила она.

— Ты действительно считаешь, что водитель гнался за кем-то из вас? — немного погодя спросил Тинер. Тесс макала кусочки цельнозерновой пшеничной тортильи в яичный желток.

Она запнулась, снова увидев неуклюжий полет Джонатана.

— Ты же знаешь, что я выхожу из дома приблизительно в одно и то же время. Достаточно было проследить за мной один-два дня, чтобы понять, когда я ухожу на лодочную станцию.

— Не хотелось бы соглашаться с детективом Ферлингетти и детективом Райнером, но зачем кому-то, кроме подружки мистера Росса, понадобилось убивать тебя?

— Я не знаю, разве что я знаю что-то, но не знаю, что знаю. НЕ знаю, говорила ли я тебе об этом, но я… хм… я тут провела кое-какую работенку по делу Рока в свободное время.

Тинер так сильно сжал чашку с кофе, что Тесс испугалась, что он ее раздавит. Она понимала, что он наорал бы на нее, как на какого-нибудь проштрафившегося новичка, но вынужден сдерживаться перед Китти и Тэдом.

— И как ты умудрилась найти время на самостоятельное расследование, если учесть, что каждый день ты приходишь ко мне в офис?

— В сутках двадцать четыре часа, Тинер. Я знала, что когда-нибудь мне придется рассказать тебе, чем я занимаюсь, но я думала… я думала, что мне удастся найти убийцу Абрамовича — и ты не будешь так сильно злиться на меня.

— И что, нашла?

— Нет, — нахмурилась Тесс. — Я много чего выяснила, но, кажется, все это не имеет никакого отношения к смерти Абрамовича.

И Тесс, перескакивая с одного на другое, выложила им все. О походе в ОЖНА, о странном визите Сесилии. О разговоре с Авой. О том, что Рок отказался держаться подальше от Авы, хотя она не отвечает на его звонки и не видится с ним. О том, как нашла Абнера Маколи. О том, как пыталась найти его пистолет.

— Господи, Тесс, о чем ты только думала?

— Не знаю. Мне показалось, что так мы сможем доказать, что он не чувствовал себя в безопасности. Вижу, что сейчас это звучит довольно неубедительно.

— Ты нашла что-нибудь еще?

— К его еженедельнику была приклеена дискета. Я собиралась просмотреть ее прошлой ночью, но пришел Джонатан…

Все знали, чем это закончилось.

— Возможно, там ничего нет. Что самое странное, все его папки были пусты. О чем это говорит? Может, в них были какие-то улики?

— Я уверен, что документы в любом случае перенесли бы в другие кабинеты. Смерть не повод прекращать работу, особенно, если час стоит шесть сотен долларов, — сказал Тинер. — Эта дискета, которую ты нашла, совершенно бесполезна. Что бы ни было записано на ней, прокурор изымет ее из дела. Нельзя доказать, кому она принадлежит или откуда она взялась. Такие вещи очень легко подделать.

— Я об этом не подумала.

Тадеуш уже ушел, а Китти была еще здесь — протирала прилавки, которые и так сияли. Тесс сидела с жалобным видом конченой неудачницы.

— Итак, это был обычный наезд, виновник которого покинул место происшествия, — подытожил Тинер. — Какой-нибудь пьяный кретин за рулем. Может, ему показалось очень забавным гоняться за вами по переулку, а потом он зацепил Джонатана и запаниковал. Как в песне поется, это может случиться с каждым. В конце концов, со мной это уже случилось.

Все это время Китти молча слушала их, что для нее нехарактерно. Подливая в чашки свежесваренный кофе, она спросила:

— А что, если мишенью был Джонатан, если водитель следил за ним и приехал сюда у него на хвосте? Что, если он ждал его здесь всю ночь?

Тесс покачала головой.

— Нет, Ферлингетти был абсолютно прав. Убивают не репортеров, а источник информации.

Тинер жевал яичницу.

— Мне кажется, у тебя начинается паранойя. Все из-за того, что кто-то отлынивает от работы и сует свой нос в чужие дела — и в буквальном, и в переносном смысле. Если бы ты меня послушалась, то не играла бы сейчас в шпионов.

Грубость была непритворной. Тинер был в ярости. Но это было его нормальное состояние.

— Тинер, можно задать тебе один вопрос? Личного характера?

— Детектив Монаган, я не убивал Майкла Абрамовича.

— Нет, я серьезно. Ты всегда был таким злобным или после… или ты ожесточился после травмы, как сказал О’Нил? Ты бываешь милым только на тренировках. Но даже там ты всегда орешь.

— Нет, Тесс, авария не ожесточила меня. На самом деле, после этого я изменился в лучшую сторону, но это возраст, а не обстоятельства. Это осознание того, что серебряная олимпийская медаль не дает тебе права почивать на лаврах всю оставшуюся жизнь, а ведь именно так я и вел бы себя, если бы мог заниматься греблей и дальше. Хочешь верь, хочешь не верь, но я не делю свою жизнь на «до» и «после». Авария изменила мою жизнь, но не определила ее. Просто у меня скверный характер. А ты, Тесс, будишь во мне зверя.

— Я? Почему?

— Потому что ты ленивая, черт бы тебя побрал! — Он шарахнул кружкой по столу так, что подскочили приборы. — Ты могла бы стать лучшей в женской команде Балтимора, но ты вообще ничего не делаешь. Ты могла бы быть привлекательной женщиной, но ты рядишься в мешковатые шмотки и ходишь с этой дурацкой косичкой. Ты достаточно умна, чтобы найти новую работу, но предпочитаешь грезить о потерянной журналистской карьере. В конце концов, я смог принять тебя такой, какая ты есть. Я сказал тебе: не суетись, ничего не предпринимай, просто делай то, что я тебе говорю, а ты делаешь все наоборот. Ты тратишь все свои силы на идиотские аферы. Ты упряма как осел, Тесс. Ты упрямая, вздорная девчонка, которая думает только о себе. Если бы мог пинаться, я бы тебя пнул.

Резкость Тинера привела Тесс в странное, почти мазохистское возбуждение. Слушать такой подробный перечень своих пороков было одновременно страшно и приятно.

— Значит ли это, что я уволена?

— Это значит, что ты выполнила свои контрактные обязательства перед Роком. — В этих словах прозвучала какая-то грусть. — Не думаю, что ты мне еще нужна, Тесс.

— Не беспокойся. Я найду, чем заняться. — Тесс выскочила из-за стола и побежала вверх по лестнице. Его слова не причинили ей боль — от родителей приходилось слышать вещи и похуже. Но он задел ее за живое, чего родителям никогда не удавалось.

Жизнь «до» и жизнь «после». Именно так она живет последние два года — с тех самых пор, когда газета закрылась. Нет, не совсем так. Она застряла где-то посередине, мечтая о том, что было «до», и отказываясь принять «после».

Она села на кровать и принялась разглядывать себя в висящем над столом зеркале — в том самом зеркале, в которое смотрелся прошлой ночью Джонатан. Он так испугался за свой нос. Воспоминание оказалась не таким болезненным, как она думала. Она до сих пор находилась в каком-то оцепенении. Она понимала, что в каждом уголке этой крошечной квартирки притаились тысячи воспоминаний, с которыми ей придется жить. Сначала будет очень больно, потом боль утихнет.

Она отперла ящик стола, достала дискету Абрамовича и вставила ее в дисковод. Казалось, ее «Макинтош», старая модель, содрогнулся, приняв дискету. Название гласило: «Абрамович: жизнь», но на дискете был сохранен всего один документ. Файл был изменен 12 сентября, в день смерти Абрамовича. Дрожащими руками Тесс открыла документ, посмотрев количество знаков в левом нижнем углу. Это был огромный файл — около тысячи страниц, прикинула она.