— Вы просто восхитительны! — восторженно воскликнула Зефирина; впрочем, сама она в своем зеленом платье была столь же неотразима. — Предчувствую, что сегодня при виде вас не одно сердце объявит о своей капитуляции.

Наконец, причесанные и в новых ослепительных туалетах, они отправились на спектакль, который давали в саду за королевским дворцом.

Граждане города Турина приготовили различные сценки для увеселения своего монарха. На спектакль пригласили нотаблей и всю городскую знать. По обеим сторонам обширного помоста для зрителей выстроили длинные скамьи. Предполагалось также, что король тоже готовит сюрприз для своих подданных.

Прибыв во дворец, подруги столкнулись нос к носу с д’Амбремоном; тот, казалось, только их и ждал.

— Что вам угодно? — зло спросила Камилла.

Зефирина, удивленная непривычной для подруги резкостью, предпочла удалиться. Она ненавидела сложности любого рода и отнюдь не жаждала общества д’Амбремона, считая его излишне беспокойным и пылким, а значит, не в ее вкусе.

— Вы уже забыли? — ответил Филипп. — Я нахожусь здесь по вашему распоряжению; сегодня утром вы сами приказали мне сопровождать вас на спектакль.

Камилла упала с небес: она совершенно забыла о выигранном ею пари!

— К тому же, — продолжал молодой человек, — я был бы вам весьма признателен, если бы вы обращались ко мне в ином тоне, по крайней мере когда мы находимся в обществе. Подумайте хотя бы о будущем; это избавит нас обоих от множества неприятностей.

Ей совершенно не хотелось пускаться в длительные объяснения, почему она считает себя вправе разговаривать с ним тем тоном, который находит нужным. У нее есть более срочная задача: ей необходимо избавиться от слишком обольстительного офицера, ибо она чувствовала, что второй раз у нее не хватит сил побороть силу волшебных чар. Второго потрясения она не перенесет.

— Филипп… — нерешительно начала она.

Молодой человек едва заметно побледнел, однако тотчас же насмешливо воскликнул:

— Подождите, я кажется догадался, что вы хотите мне сказать: вы решили выбрать себе другого кавалера на сегодняшний вечер.

— Пожалуй, вы правы, так будет лучше.

— А почему, скажите на милость? Вы боитесь, что я снова попытаюсь вас поцеловать? На виду у пяти сотен придворных?

— Нет, речь идет вовсе не об этом, — солгала она. — Мне кажется, я уже обещала Микаэлю…

— Не трудитесь оправдываться, — отрезал шевалье. — Ко мне только что подходил Ландрупсен; он в отчаянии, что вы не выбрали его вашим кавалером. И знаете, о чем он меня попросил? Замолвить за него словечко! Он заметил, что с недавнего времени мы с вами пребываем в довольно неплохих отношениях, отчего он решил, что я могу убедить вас благосклонно принять пылкие признания его благородного сердца.

Камилле показалось, что ее выставили в смешном виде, и она страшно разозлилась на датчанина, ставшего причиной ее дурацкого положения.

— В самом деле, — с горечью произнес Филипп, — зачем заставлять страдать бедного мальчика? Почему бы вам не принять его ухаживаний? Он мечтает жениться на вас, лучшей партии при дворе не найти.

Ошеломленная девушка слушала, как д’Амбремон превозносит достоинства виконта. На миг ей показалось, что взятая им на себя роль свахи в действительности совсем не забавляет его.

— Вы только представьте: стоит вам выйти замуж, как толпа поклонников, которая так раздражает вас, растает словно дым! — саркастически завершил Филипп; он старался говорить покровительственно, однако иногда в голосе его невольно звучала досада.

Так как она по-прежнему хранила молчание, он тоже замолчал и на несколько минут вперился в нее жадным страстным взором. Затем он опустил глаза: очевидно, пытался найти какое-то решение. Окончательно смущенная их взаимным молчанием, Камилла шагнула в сторону в надежде избавиться от общества шевалье, однако он удержал ее, слегка притронувшись к кисти ее руки.

— Камилла, неужели у вас нет ни капли сострадания ко мне? — глухо, почти умоляюще произнес он.

— Зачем вам нужно мое прощение? — наконец спросила она его, невольно взволнованная его серьезным, озабоченным видом. — Обычно вас не волнуют последствия вашего донжуанского поведения.

— Ваш вопрос меня удивляет. Вы же сами постарались как можно скорее загладить свою оплошность в Фор-Барро, даже подарили мне коня в знак нашего примирения; или вы забыли об этом?

И он, лукаво улыбаясь, нежно взглянул на Камиллу; девушка слегка покраснела. Она действительно вспомнила, как ей хотелось поскорее искупить вину за гибель лошади в Фор-Барро и как воспоминание об этом несчастном случае в Савойе мучило ее. Она терзалась до тех пор, пока не нашла замену погибшему коню Филиппа и не добилась прощения за свое преступное небрежение дисциплиной.

— Поэтому я уверен, что вы меня понимаете, — продолжал д’Амбремон. — Разумеется, я не стал бы прилагать столько усилий ради примирения с первой встречной. Вы же для меня значите очень много: вы спасли мне жизнь, подарили великолепную лошадь. И я готов, забыв о собственном самолюбии, смиренно просить вас простить меня и вернуть мне вашу дружбу! Рискуя показаться скучным, я повторяю свою просьбу: простите мой сегодняшний необдуманный поступок и позвольте по-прежнему считать себя вашим другом.

— А где гарантии, что вы снова не поведете себя как сегодня утром? — попыталась она возразить, потрясенная до глубины души речью шевалье.

— У вас есть мое честное слово. Но, чтобы совсем вас успокоить, могу уверить, что этого не случится по гораздо более простой причине: сейчас вы далеко не столь красивы, как сегодня утром!

Но слова его явно противоречили тому восхищенному взору, которым он смотрел на Камиллу, и девушка невольно улыбнулась.

— К тому же, если мое поведение будет переходить границы приличий, вы всегда можете пожаловаться на меня королю. Любовные отношения между офицерами запрещены; он прикажет вздернуть меня на дыбу, а потом запретит появляться при дворе, так что вы избавитесь от меня навсегда! Разве такой гарантии мало для вашего спокойствия?

— О, надеюсь, мне не придется подавать на вас жалобу! Хорошо… Послушайте: я согласна даровать вам свое прощение, но не сейчас. Сначала вам надо доказать искренность и правдивость своих намерений.

— Одним словом, вы хотите поместить меня в чистилище!

— Да, в своем роде. Так что сегодня каждый из нас пойдет своей дорогой. Забудем о дурацком пари, разыщите свою маркизу.

— Как вам угодно… Что ж, не сомневаюсь, Ландрупсен будет просто счастлив! Он решит, что я сумел воздействовать на вас, и припишет мне влияние, которого я на самом деле не имею. А что касается нашего утреннего пари, то я и в самом деле не заслужил наказания. Теперь я могу вам признаться: я сплутовал. Я просто позволил вам выиграть, чтобы посмотреть, чего вы от меня потребуете!

— Жалкий лгун! Это неправда, — взорвалась Камилла, тотчас же позабыв о своем решении вести себя с шевалье ровно и холодно.

А Филипп, весело рассмеявшись, пошел прочь, вполне удовлетворенный результатами их разговора.

Спектакль смотрелся с интересом. Хороводы детей, наряженных ангелочками, сменяли сценки на религиозные темы, разыгрываемые членами корпораций, затем звучали песнопения в исполнении городских хоралов. Нотабли произносили длинные речи; лакеи разносили прохладительные напитки и сладости; наконец настала очередь для сюрприза, подготовленного королем.

Под звуки фанфар на помост въехало неуклюжее сооружение: огромная повозка, составленная из нескольких крестьянских телег, на которых высились аллегорические фигуры всех континентов — такие, какими их представляли себе европейцы.

Мандарины с длинными косами и тонкими усами символизировали далекий и сказочный Китай. Маленькие негритята, одетые в набедренные повязки с огромными позолоченными кольцами в ушах представляли дикую и неведомую Африку. Что же касается Америки, то ее изображали люди, одетые в костюмы из кожи, украшенные перьями и вооруженные томагавками.