— Лучше мы встретимся с вами на месте, — произнес он. — Возможно, вам это еще неизвестно, но знайте: женщина, рискнувшая проехать со мной в карете, мгновенно теряет свою репутацию добродетельной особы.
— А вы не преувеличиваете? — поддразнила она его.
— Если вам угодно рисковать, пожалуйста.
— Полно, успокойтесь, вы правы, встретимся на месте.
Экипаж девушки с трудом пробивал дорогу в праздничной толпе, заполнявшей улицы, поэтому путь до казарм занял довольно много времени. На площадях сооружались огромные помосты, исполнявшие роль столов; все три праздничных дня король угощал весь город. Нищие, бродяги и городская беднота выползали из своих щелей и наравне со всеми полноправно пользовались королевской щедростью.
Среди пестрой разношерстной толпы, то тут то там Камилла замечала придворных, торопившихся по домам, чтобы переодеться к балу.
Наконец девушка добралась до казармы. Филипп опередил ее: он уже ждал у входа. Девушка взяла его за руку и направилась к конюшне.
Стоявший на часах гвардеец не захотел ее пропустить: женщинам в казармы вход воспрещен.
— Олух! — вскричал шевалье. — Ты что, не узнал капитана де Бассампьера?
Солдат смутился и взял на караул; но, честно говоря, в этом море шелков и кружев мудрено было узнать боевого офицера!
Прыснув со смеху, Камилла повлекла Филиппа к стойлам. Однако, увидев, какому риску подвергаются ее красивое платье и изящные туфельки, она заколебалась. В конюшне, обычно чистой, сегодня творилось нечто невообразимое; все мальчишки-конюхи отправились на мессу, а потом поглазеть на торжества, поэтому навоз никто не убирал.
Филипп понял ее затруднение:
— Подождите, я помогу вам.
И пока она не успела возразить, он поднял ее на руки и шагнул вперед, желая перенести через глубокую лужу черной жижи; девушка сдавленно вскрикнула.
— Пустите меня, — панически запротестовала она, вырываясь из сильных рук шевалье. — Вы меня слышите? Быстро, отпустите меня!
Удивленный столь жаркими протестами, дворянин аккуратно опустил ее на пол конюшни. Она тотчас же поскользнулась в жидком навозе и, если бы он не подхватил ее за талию, наверняка упала бы прямо в лужу. Филипп поддерживал девушку до тех пор, пока ей наконец не удалось обрести равновесия. Почувствовав под ногами твердую почву, она мгновенно сбросила с себя поддерживавшую ее мужскую руку, которая, как ей показалось, дольше, чем это было необходимо, задержалась на ее бедре. От возмущения она вся раскраснелась:
— Вы ошибаетесь, если думаете, что я завлекла вас сюда с непристойными целями!
— Я вообще ничего не думаю. Мне просто хотелось помочь вам.
Похоже, он говорил искренне. Камилла смягчилась:
— Я всего-навсего хотела показать вам вот это, — надув губки, шаловливо произнесла она, указывая на предназначенного Филиппу рыжего жеребца.
Оглядев животное, дворянин прочел табличку и удивленно посмотрел на девушку:
— И кто же мне его дарит?
— А сами вы как считаете? Разумеется, я. Ведь это из-за меня, а не по вине китайского императора или короля прусского в Ла-Молетт погибла ваша лошадь.
Филипп недоверчиво усмехнулся.
— Он вам не нравится? — с тревогой спросила она.
— Нет, напротив. Он великолепен… Но вам не следует делать мне такие подарки. Тем более что погибший конь принадлежал не мне, а королю, поэтому если говорить о справедливости, то вы должны были бы подарить эту лошадь не мне, а ему.
— Я прекрасно это знаю. Королю я уже принесла свои извинения. Но у него хватает своих лошадей, к тому же он на них не ездит. Тогда как вы…
— У меня есть конь.
— Да, конечно. Но он вас недостоин.
— Вы так считаете?
— На нем вы никогда не могли догнать Черного Дьявола во время наших прогулок. А это, согласитесь, веский довод в пользу нового скакуна!
— Согласен.
— К тому же мне очень хочется, чтобы вы простили меня, — произнесла она с видом маленькой нашалившей девочки, совершившей недозволенный поступок.
Филипп стоял, безмолвно созерцая эту поистине божественную женщину: она преподносила ему сказочного коня да еще и извинялась за свой подарок. Никогда еще никто, кроме короля, не делал ему столь роскошных даров.
Камилла опять ошиблась в своих догадках о причинах молчания молодого человека.
— Если он вам не нравится, — в сердцах бросила она, — всегда найдется кто-нибудь, кто будет рад получить его!
Шевалье весело рассмеялся:
— Вы действительно необыкновенная девушка! Похоже, из всех поездок в Фор-Барро вам запомнилась только гибель несчастного коняги. У меня же сохранились совсем другие воспоминания: именно там вы спасли мне жизнь, и теперь я ваш вечный должник. Для меня жизнь — единственное, что заслуживает некоторого внимания. Поэтому, как вы понимаете, у меня нет никаких оснований принимать такой подарок в качестве возмещения причиненного мне ущерба.
— Значит, вы от него отказываетесь? — покраснев, прошептала Камилла.
— Да, если только вы не найдете какого-либо иного предлога сделать мне подарок.
Камилла задумалась. Филипп больше не смеялся; казалось, он выжидал; глаза его смотрели на нее совершенно серьезно. Ей пришлось сделать над собой отчаянное усилие: то, что она собиралась ему сказать, требовало определенного мужества, а она по-прежнему боялась, что он обратит ее слова в насмешку. Наконец, глядя прямо в глаза шевалье, она уверенно заявила:
— Тогда примите этот подарок в знак дружбы.
В ответ он улыбнулся — светло и широко:
— С большим удовольствием; я от всего сердца благодарю вас за него!
На минуту Камилла замерла, ожидая, что молодой человек вывернет ее слова наизнанку, приняв их за замаскированное приглашение, но он, казалось, совершенно не собирался придавать им иного, нежели она сама в них вложила, смысла; ей даже показалось, что он был рад придуманному ею предлогу.
Подойдя к коню, шевалье окинул его взором знатока, погладил бока, потрепал густую гриву. Конь действительно был замечательный, со спокойным и приветливым нравом и, судя по всему, удивительно выносливый и легкий на ногу. Филипп сгорал от нетерпения опробовать его, но сегодня, к сожалению, для этого не было времени.
— Мне не терпится поездить на нем, но сейчас слишком поздно. А что вы скажете, если я приглашу вас завтра утром, еще до начала процессии, поехать со мной на прогулку?
Завтра в десять часов король отправлялся по улицам города. Это означало, что молодые люди могут успеть немного покататься, если только поднимутся рано утром. И, хотя бал обещал кончиться далеко за полночь, Камилла приняла приглашение: теперь больше всего на свете она хотела посмотреть, как Филипп в первый раз сядет на подаренного ею коня; ради этого она была готова встать раньше солнца!
Они вышли из стойла. Пора переодеваться в парадные костюмы. Девушка в отчаянии взирала на свое перепачканное навозом платье.
— Вам надо было всего лишь принять мою помощь, — ехидно заметил Филипп.
Камилла не ответила и решительным шагом направилась к выходу, сопровождаемая растерянными взорами солдат. Садясь в карету, она на минуту задержалась на подножке и, повернувшись к Филиппу, робко произнесла:
— Я хочу попросить у вас об одном одолжении. Не говорите никому, что я подарила вам лошадь, это может быть неправильно понято…
— Положитесь на меня! — уверенно ответил дворянин, почтительно прикрывая дверцу кареты. — До скорой встречи. — И шутливо прибавил: — И постарайтесь выглядеть не столь ослепительно красивой!
В ответ девушка самым обворожительным образом улыбнулась ему; за закрытыми дверцами кареты она чувствовала себя совершенно недосягаемой. Камилла радовалась, что наконец она перестала враждовать с Филиппом; шевалье с ней любезен, исполнен почтения и, кажется, совершенно забыл, что еще недавно они были непримиримыми врагами.
Сама же она дала себе обещание не дозволять никаким дурацким случайностям омрачить их дружеские отношения. Конечно, ей придется подчиняться пресловутым «правилам игры», о которых постоянно напоминал д’Амбремон и к которым он был столь привержен. Впрочем, так поступал сам король! И в то же самое время ей нельзя забываться ни на минуту, нельзя ослаблять бдительность, нельзя даже намекнуть на возможность их связи в будущем. Она не собирается пополнить число дам, жаждущих его внимания! Нельзя сказать, что она оставалась равнодушной к неотразимому офицеру — нет, ее против воли неумолимо влекло к нему! И вместе с тем она понимала, что связь с Филиппом приносит только невыносимые страдания; она прекрасно знала независимый характер коварного соблазнителя и чувствовала, что не готова вступить с ним в борьбу. Поэтому благоразумнее предоставить более опытным особам добиваться от него подобных милостей, а ей лучше удовольствоваться нежной дружбой. Разумеется, если он способен на подобное чувство; впрочем, теперь ей предстояло это проверить.