Это был просвещенный аристократ, открытый всем новым веяниям, убежденный, что знании столь же необходимы дворянину, как и умелое владение оружием. В лом смысле он расходился с большинством людей своего круга, ибо тогдашняя знать глубоко презирала любые интеллектуальные занятия. Именно поэтому он дал Камилле равностороннее образование: Тибору было поручено воспитать из нее настоящего бойца, а сам он взял на себя учебные дисциплины.

Сейчас барон стоял у окна и ожидании своей юной воспитанницы.

Тибор уже известил его о том, что произошло утром и днем: рассказал о засаде и о схватке, из которой Камилла вышла с честью, а также о последнем уроке фехтования, когда девушка овладела наконец знаменитым тайным ударом.

Мужчины единодушно приняли решение открыть Камилле ее истинное имя — она должна знать, какое место в обществе ей предстоит отныне занять. Оба они предпочли бы немного повременить с подобным признанием, но утренние события заставляли торопиться.

Барон слегка опасался за Камиллу — как воспримет она, с ее порывистым характером, этот неожиданный поворот в своей судьбе? И готова ли она к нему?

Он вынужден был признать, что в образовании ее несмотря на все его усилия остались значительные пробелы. Слишком много в ней было чисто мужских качеств, но явно недоставало тех, что общество требует от женщины. Никто не научил ее покорности — между тем для слабого пола это считалось само собой разумеющимся. Она умела подчиняться, но как дисциплинированный солдат, который уважает своею командира за доблесть и полководческий талант, а не как существо низшее и смиренное.

Она изумляла всех, кто видел ее, своим гордым и решительным видом.

В сущности, родись она мальчиком, ее можно было бы считать идеальным воплощением рыцарства: она отличалась смелостью, доходившей порой до безрассудства, однако умела обуздывать свои порывы в минуту опасности. Ей были присущи откровенность и благородная прямота: она никогда не увиливала от ответа и была неспособна лицемерить, но при этом относилась с должным уважением к окружающим и тщательно следила за собой, чтобы никого не задеть. Наблюдательность уживалась в ней с неплохим знанием людской психологии, поэтому она нередко демонстрировала известную гибкость, признавая свои ошибки, — в том случае, если была уверена, что не понесет чересчур тяжкого и несправедливого наказания.

В прошлом у нее случались вспышки необузданного гнева, но, к счастью, барону де Бассампьеру удалось в значительной степени укротить эту мятежную и упрямую натуру. За исключением подобных драматических эпизодов, становившихся все более редкими, к ней нельзя было предъявить никаких претензий, ибо она обладала уживчивым нравом — в ней не было ни капли высокомерия, а энергия и радость жизни били ключом, передаваясь тем самым и другим.

Да, родись она мальчиком, общество признало бы в ней совершенного дворянина и прирожденного вождя! Но как девушка…

Как девушка, она ни в коей мере не соответствовала тем канонам поведения, которые считались необходимыми для столь знатной особы. В ней напрочь отсутствовали таланты, скрашивающие жизнь дамы-аристократки: она совершенно не знала музыки, не умела играть ни на одном инструменте, не вышивала и не плела кружев. Она не ведала, что означают слова «корсет» и «шемизетка». Никто не учил ее, как носить роскошные придворные платья и как держать голову, увенчанную вычурной прической, без которой была немыслима модница, — между тем подобные наряды требовали особой, важной и величавой, поступи, тогда как Камилла всегда летела стремглав.

Старик улыбнулся, вспомнив, с каким трудом девушка во время совместных прогулок приноравливалась к его неспешному шагу. Он легко мог представить, как будет она взбрыкивать от нетерпения и досады, опутанная этими новыми и непривычными для нее узами — ведь до сих пор она жила на воле, будучи абсолютно свободна и телом и духом.

Она понятия не имела о том, как следует себя вести девушке из знатной семьи: конечно, барон познакомил ее с самыми элементарными правилами хорошего тона, но ей пока не доводилось применять полученные знания на практике. Обстоятельства, предшествующие появлению юной принцессы в Савойе, требовали держать ее в стороне от людских глаз. Она не умела ни танцевать, ни обмахиваться веером, ни кокетничать; была неспособна лгать и открыто выражала свои чувства — подобные качества могли вызвать только осуждение при королевском дворе.

По-прежнему стоя у окна, Бассампьер следил, как она подходит к замку своей легкой танцующей походкой. По его мнению, она выглядела прелестно: шелковистые волосы свободно ниспадали на плечи, ее не портило даже слишком короткое простенькое платье, позаимствованное у Клариссы. Казалось, она совсем оправилась от пережитого испытания, и барон одобрительно кивнул самому себе — похоже, она выдержит и этот удар, хотя, конечно, будет потрясена его признаниями.

Через несколько минут Камилла постучалась в дверь.

— Здравствуйте, дядюшка, — сказала она, радостно улыбаясь. И тут же спросила слегка дрожащим голосом: — Вы хотели поговорить со мной?

— Здравствуй, дитя мое. Подойди поближе. Тибор известил меня о том, что случилось сегодня утром. Равным образом он рассказал мне о твоих успехах в фехтовании. Это хорошо, очень хорошо, мы оба чрезвычайно довольны тобой… Ты проявила большое мужество, — добавил он. — Не сомневаюсь, что нападение этих бандитов ошеломило тебя, и ты, конечно, желаешь знать причину… Как ты догадываешься, это не было простой случайностью… — Он устремил на нее пристальный взор, стараясь понять, какое впечатление произвели его слова, а затем продолжил: — Камилла, пришла пора сообщить тебе правду о твоем рождении.

Девушка вздрогнула всем телом. Правда о ее рождении! Барон уже намекал ей на некую тайну, но говорил очень уклончиво, утверждая, что толком не знал ее родителей, что не является ее родным дядей, а она отдана ему на воспитание.

Бассампьер помолчал, мучительно подыскивая слова. Он вдруг ясно осознал, что в скором времени лишится ее. Раскрыв тайну, он навсегда потеряет ту, что стала светочем его жизни. Поначалу он приютил девочку лишь из соображений преданности, отчасти даже против воли, боясь свалившейся на него ответственности и непривычных для старого холостяка хлопот. Но постепенно он ее искренне полюбил. Камилла забавляла его свои веселым нравом, он быстро оценил ее способности, поскольку сам учил всем премудростям, от него усвоила она понятия чести и благородства. Все остальное пришло к ней естественным путем, ибо она происходила из славного рода…

Он заметил, что она не сводит с него широко раскрытых голубых глаз, почтительно ожидая дальнейших объяснений. И тогда он решился.

— Твои родители — очень знатные люди, — начал он осторожно.

У Камиллы сжалось сердце в предчувствии, что сейчас ей откроют ужасную тайну.

— Мы всегда говорили тебе, что внезапная болезнь скосила их, когда они объезжали здешние края. Мы скрывали от тебя правду ради твоей же собственной безопасности. На самом деле их обоих убили семнадцать лет назад.

— Боже мой! — еле слышно прошептала она; — Их убили! Но кто это сделал? И почему?

— Это сделали те, кто решил не допустить их к власти. Возможно, эти же люди наняли и сегодняшних убийц. Отца твоего звали Виктор-Амедей Филипп Савойский, он был старшим сыном Виктора-Амедея II, принца Пьемонтского, ныне — короля Сардинии. Ты являешься его единственным ребенком и можешь претендовать на престол, если в нашей стране будет отменен салический закон[1]. Если Богу будет угодно, в один прекрасный день к тебе отойдет тройная корона и ты будешь править в королевствах Пьемонта, Сардинии, а также в герцогстве Савойском. Тебя ждет Турин, дитя мое!

Камилла пошатнулась, и ей пришлось ухватиться рукой за ближайший столик, чтобы не упасть. Однако она по-прежнему не спускала глаз с барона. Она жаждала услышать имена подлых злодеев, совершивших самое отвратительное из всех мыслимых преступлений.