Дуросса, улыбаясь, покачала головой — она тоже не знала правильного названия. Подходили к концу Теплые Времена — так у ангья Севера называлось лето восьмисотдневного года, открывающее после каждого равноденствия новый круг Времен года; Семли такой счет месяцев казался нелепой выдумкой Средних. Да, ее род угасал, но это был действительно старинный и знатный род, а здесь, в Северо-Западном Пограничье, ангья слишком вольно смешивали свою кровь с кровью ольгьо… Они сидели на освещенной солнцем каменной скамье под окном в комнате Дуроссы, высоко в Главной Башне. Рано овдовевшую и бездетную Дуроссу выдали второй раз замуж за Повелителя Халлана, брата ее отца. Поскольку это был кровнородственный брак и притом второй с обеих сторон, она не получила титула Повелительницы Халлана, который, наверное, будет носить Семли; но она сидела вместе со старым Повелителем на Престоле Халлана и правила вместе с ним его владениями. Она была старше своего брата Дурхала, обожала его юную жену и души не чаяла в золотоволосой крошке Хальдре.

— За него отдали, — продолжала Семли, — все сокровища, которые мой предок Лейнен захватил, покорив Южные Феоды, — подумать только, богатства целого королевства всего за один драгоценный камень! О, он, конечно, затмил бы здесь, в Халлане, все — даже эти камни размером с яйцо птицы кооб, которые носит твоя кузина Иссар. Ожерелье было так прекрасно, что ему дали собственное имя; его нарекли «Глаз Моря». Его носила моя прабабушка.

— И ты никогда его не видела? — спросила Дуросса, глядя вниз на зеленые склоны гор, где посланцы долгого лета — горячие и беспокойные ветры — блуждали среди лесов, а потом вихрями уносились по белым дорогам к далекому берегу моря.

— Оно исчезло еще до моего рождения.

— Может, его вместе с данью забрали Повелители Звезд?

— Нет, мой отец говорил, что его украли еще до того, как Повелители Звезд пришли в наши края. Он не любил рассказывать о нем, но одна старая женщина из Средних, знавшая множество историй, всегда говорила мне, что про ожерелье можно узнать у фииа.

— Фииа! Как мне хотелось бы их увидеть! — воскликнула Дуросса. — Столько песен и сказаний сложено про них. А почему они никогда не появляются в Западных Землях?

— Наверное, здесь слишком высоко для них и слишком холодно зимой. Они любят солнечный свет долин юга.

— Похожи они на Земляных?

— Земляных я никогда не видела; там, на юге, они избегают нас. Я слышала, что они светлокожие, как Средние, и безобразны на вид… А фииа белокуры и выглядят как дети, только они худые и мудры не по-детски. Ах, если бы они знали, где сейчас ожерелье, кто украл его и где прячет! Представь, Дуросса, — я вхожу в Пиршественный Зал Халлана и сажусь рядом с мужем, а на моей шее — богатство целого королевства, и я затмеваю других женщин, как он затмевает всех мужчин!

Дуросса наклонилась над малышкой, которая сидела между матерью и теткой на меховой подстилке, изучая коричневые пальчики своих ног.

— Семли глупая, — заговорила Дуросса нараспев. — Сем-ли, которая сверкает, как падающая звезда, Семли, для мужа которой в мире нет иного золота, кроме золота ее волос…

Но Семли, смотревшая куда-то вдаль — за зеленые летние склоны, в сторону моря, — ничего не ответила.

Миновали еще одни Холодные Времена, и Повелители Звезд снова пришли собирать свою дань для войны против конца света (на этот раз переводчиками при них были два карлика из Земляного Народа; и от этого оскорбления ангья едва не восстали); и еще одни Теплые Времена прошли, Хальдре подросла, и эту милую щебетунью Семли принесла однажды утром в залитую солнцем комнату Дуроссы в башне. На Семли был старый синий плащ с капюшоном, закрывавшим ее волосы.

— Присмотри за Хальдре эти несколько дней, Дуросса, — быстро, но спокойно попросила она. — Я собираюсь на юг, в Кириен.

— Повидаться с отцом?

— За моим наследством. Твои родичи из Харгетского Феода уже смеются над Дурхалом. Даже этот полукровка Парна позволяет себе насмехаться над ним — ведь у его жены есть и атласное покрывало для кровати, и серьга с алмазом, и три платья — у этой белолицей и черноволосой неряхи! — а жена Дурхала должна свое платье штопать…

— Что важнее Дурхалу — его жена или то, что на ней надето?

Но Семли уже было не остановить.

— Повелители Халлана беднее всех в своем дворце! Я собираюсь принести своему господину приданое, как и подобает женщине моего происхождения.

— Семли! А Дурхал знает?..

— Мое возвращение будет счастливым — передай ему только это, — сказала, весело рассмеявшись, Семли; она наклонилась и поцеловала дочь, повернулась — Дуросса не успела даже рта открыть — и, словно быстрый ветерок, унеслась по залитому солнцем каменному полу.

Замужние женщины ангья никогда не ездили верхом для развлечения, и Семли после свадьбы еще не покидала Халлана; поэтому теперь, вскочив в высокое седло, она снова почувствовала себя той буйной девчонкой, которая на полудиких крылатых конях носилась наперегонки с северным ветром над полями Кириена. Чистокровный крылатый, уносивший сейчас ее прочь от высоких холмов Халлана, был не чета тем: лоснящаяся полосатая шкура плотно обтягивала объемистые полые кости, зеленые глаза щурились от встречного ветра, могучие крылья мерно вздымались и опускались с обеих сторон от Семли, то открывая, то закрывая облака вверху и холмы внизу.

На третье утро она добралась до Кириена и снова ступила на камни полуразрушенного двора. Ее отец опять пил всю ночь, и теперь, как и раньше, от солнечного света, который пробивался сквозь обвалившуюся местами кровлю, у него болели глаза, а появление дочери только усилило его раздражение.

— Зачем ты вернулась? — буркнул он, мельком взглянув на нее опухшими глазами. Огонь его волос, пылавший в молодости, погас, осталась зола — спутанные седые пряди. — Что, этот юнец из Халлана не женился на тебе и ты теперь тайком вернулась домой?

— Я жена Дурхала. Я пришла за своим приданым, отец.

Пьяница раздраженно пробормотал что-то, но она так ласково засмеялась над ним, что он, морщась, снова посмотрел на нее.

— Правда ли, отец, что ожерелье «Глаз Моря» украли фииа?

— Откуда я знаю? Давняя история. Оно пропало, кажется, еще до моего рождения. Жаль, что я вообще родился. Если тебе нужно, то у фииа и спрашивай. Иди к ним или возвращайся к своему мужу. Оставь меня в покое. В Кириене нет места для девушек, золота и всего такого прочего. Здесь все кончено — место разорено, дом пуст. Все сыновья Лейнена мертвы, все их сокровища пропали. Ступай отсюда, девочка.

Серый и опухший, похожий на паутинника, живущего в развалинах, он повернулся и побрел, покачиваясь, к подвалам, где прятался от дневного света.

Ведя за собой полосатого халланского коня, Семли покинула свой родной дом и, спустившись по крутому склону холма, мимо селения Средних, которые отчужденно, но почтительно приветствовали ее, двинулась через поля, где разгуливали большие полудикие хэрилоры с подрезанными крыльями, к ярко-зеленой, как разрисованная чаша, долине, залитой до краев солнечным светом. На дне долины лежало селение фииа; она еще спускалась со своим крылатым, а навстречу ей уже выбегали из хижин и садов маленькие хрупкие человечки, смеясь и выкрикивая приветствия тонкими голосками:

— Привет тебе, обвенчанная с Халланом, Госпожа из Кириена, Оседлавшая Ветер, Семли Прекрасная!

Они называли ее красивыми прозвищами, и ей было приятно их слушать, а смех совсем не раздражал ее — ведь они смеялись всему, что говорили. Она и сама была такой же: ни слова без смеха. Высокая, в своем длинном синем плаще, она стояла посреди водоворота приветствий.

— Привет и вам, Светлые, Любящие Солнце, фииа, друзья людей!

Они повели ее в селение, к одному из своих воздушных домиков, а следом бежали их крошки дети. У взрослого фиа ничто не указывало на его возраст, ничто не отличало его от других, и когда они, как мотыльки около пламени, быстро сновали вокруг, Семли не могла понять, один и тот же у нее собеседник или нет. Нр ей все же казалось, что только один из них говорил с ней все это время, а остальные угощали и гладили ее коня, несли ей воды и блюда фруктов с маленьких деревьев из их садов.