Целью этих мероприятий была попытка упорядочить набор в войско и, если возможно, увеличить число набираемых под государственные знамена людей. Так на момент созыва сейма 1529 года каждый вотчинник поставлял в кавалерию одного служивого человека с десяти крестьянских хозяйств. Теперь, согласно новому постановлению сейма, одного ратника были обязаны представить только восемь хозяйств. Мелкопоместное дворянство противилось такой мере, ссылаясь на непосильную тяжесть такой повинности, но властям удалось провести новый закон через сейм. Правда, оговаривалось, что эта мера временная, устанавливается только на десятилетний срок. В действительности такая норма просуществовала 15 лет и постановлением от 1544 года заменялась призывом одного конного ратника с девяти хозяйств. Забегая вперед, скажем, что со вступлением Литвы в Ливонскую войну правительство, оставив норму 1544 года, каждому вотчиннику добавило в обязанность на двух конных поставлять одного пехотинца. Последнее решение было подтверждено постановлениями сеймов 1563 и 1567 годов.
Взвалив на служилое сословие, казалось бы, непосильную повинность, власти в Вильно стремились подвести под нее материальную базу. Историк Вернадский так повествует об этом направлении их деятельности:
«Следует заметить, что литовское правительство пыталось взять на себя заботу не только о военных проблемах, но и о финансовых. Поскольку сельское хозяйство составляло основу национальной экономики великого княжества, следовало предпринять серьезные усилия для увеличения дохода с крестьянских хозяйств. Великий князь, понимая это, провел целый ряд реформ по управлению великокняжескими землями. Этому примеру последовало дворянство.
В 1514 и 1529 гг. великий князь Сигизмунд издал указ, обязывающий… принять ряд мер для увеличения великокняжеской казны…
В 1548 г. великий князь Сигизмунд-Август ввел новое требование: более равномерно распределять по «службам» крестьянские платежи и задолженности. Кроме того, крестьянам запретили продавать или сдавать в аренду свои участки…
Те аграрные реформы, которые предпринял Сигизмунд-Август, отразили дух времени. На его счастье, ему удалось набрать на службу в свою канцелярию ряд выдающихся специалистов в области управления финансами… Именно они взяли на себя задачу проведения реформ».
Но вернемся к событиям начала 30-х годов.
Решение сейма 1529 года обеспечило существенное увеличение численности литовской армии и дало некоторым горячим головам в соседнем государстве основание считать, что пришла пора нарушить сложившийся в застарелом противостоянии баланс. Тогда не последнюю роль в решении начать военные действия против Москвы сыграл факт малолетства великого московского князя Ивана IV. В Вильно посчитали, что царящие при дворе вдовствующей московской великой княгини, играющей роль правительницы, смуты и неурядицы, дают хорошие шансы изменить сложившееся на московско-литовских рубежах равновесие сил. Кроме того, западные соседи наивно полагали, что московская правительница, мать малолетнего великого князя, будучи по происхождению чистокровной литовкой, больше расположена к исторической родине, чем к Москве. Толчком к новой войне послужило бегство за литовские рубежи двух московских воевод Семена Вельского и Ивана Ляцкого, назначенных на службу в приграничные с Литвой области. Но расчет западного соседа на московские беспорядки и несогласия, а тем более на неверность великой княгини новому отечеству не оправдался.
Летом 1534 года литовские войска вторглись в Северскую Украину. Нападение как всегда для русской стороны оказалось неожиданным. Противник поначалу не встретил никакого сопротивления и только при попытке овладеть Черниговом был отбит. То же повторилось под Стародубом. В то же время другая неприятельская рать подступала к Смоленску, где также потерпела неудачу. Но решительного отпора Литве московская сторона противопоставить не могла. В то лето ожидали нашествия из Крыма, а потому главные силы были сосредоточены на южных степных рубежах, и только глубокой осенью, когда стало ясно, что нашествия Крымской Орды в этом году не будет, московское командование организовало ответный удар по Литве, что для старого соперника также оказалось большой неожиданностью. Не встретив летом русского сопротивления в открытом поле и потерпев неудачи под стенами укрепленных мест, в Литве посчитали, что на осеннюю кампанию Москва не отважится. И в самом деле, начинать войны поздней осенью было не в практике московских воевод. Теперь эти воеводы, получив возможность беспрепятственно опустошать литовские вежи, всего сорок верст не дошли до Вильно.
Летом следующего года Литва предприняла очередную кампанию против Москвы, и, как и год назад, ее главный удар пришелся по Северской Украине. На этот раз противнику поначалу сопутствовал успех. Его войска взяли Гомель, а затем и Стародуб. Бои за последний носили особенно ожесточенный характер, и если бы неприятель не сумел сделать подкоп под крепостную стену и не взорвал ее, овладеть городом ему бы не удалось. Русским же еще был не ведом такой способ осады, как подземная минная война, в результате которой город был взят, гарнизон перебит, а воевода попал в плен. Впрочем, закрепить за собой взятый город противник даже не пытался. Разрушив укрепления, литовцы оставили Стародуб и ушли восвояси. Русские снова поставили в город свой гарнизон и принялись за восстановление. На других театрах войны успехи противника были еще ничтожнее. Литовцы пытались осаждать пограничные русские крепости Себеж, Велиж и Заволочье, но везде были отбиты с большим уроном, а в открытом сражении под Себежем потерпели полное поражение.
Поняв, что никакой смуты в Москве его вторжение не вызвало и что война грозит принять затяжной характер, Сигизмунд первым пошел на переговоры. Эти переговоры состоялись в Москве, и они замечательны тем, что стороны теперь традиционно станут предъявлять друг другу требования территориальных уступок. Москва будет неизменно претендовать на Киев и все другие южные и юго-западные владения бывшей Древнерусской державы. Литва с такой же настойчивостью станет заявлять свои претензии на Смоленск, Брянск, Чернигов, а то даже на Новгород и Псков. Требования взаимонеприемлемые, а потому противники никогда не найдут компромисса и будут лишь довольствоваться слабыми перемириями. Так и сейчас, заключив в 1537 году мир сроком на пять лет, стороны разошлись с тем, с чем и начинали эту последнюю войну. Следующим поводом к их столкновению послужат события Ливонской войны, и к нерешенным ранее территориальным проблемам добавится проблема раздела чужого имущества. Не оставив своих взаимных, ставших традиционными, претензий, старые соперники в следующий раз теперь сойдутся в смертельной схватке уже за ливонское наследство.
Ко времени распада Ливонии такие неопределенные отношения Москвы с Литвой насчитывали уже четверть века. После военных столкновений середины 30-х годов тут не было ни войны, ни мира, а всякий раз продлялись временные перемирия, густо перемежавшиеся с бесконечными разговорами о «вечном мире». Но все попытки заключения последнего неизменно разбивались о неприемлемые требования обеих сторон, когда русская заявляла вдруг свои права на Киевскую, Галицко-Волынскую, Полоцкую, Витебскую и иные области, ссылаясь на их принадлежность некогда роду теперешней московской династии. Аналогичные требования звучали с литовской стороны относительно Смоленска. За этими переговорами произошла смена на польско-литовском престоле. После смерти Сигизмунда I в 1548 году объединенной короной завладел его сын Сигизмунд-Август. С ним и было в 1556 году заключено последнее перемирие сроком на шесть лет.
Весьма символично, что факт окончательного исчезновения Ливонского государства с политической карты совпал по времени с истечением срока последнего московско-литовского перемирия. Конечно, надо полагать, что будь этот срок более продолжителен и не завершись он в тот момент, Литва не осталась бы безучастной к захвату Прибалтийских земель своим старым соперником. Нарушать не то что перемирия, но даже и «вечный мир» давно вошло в практику европейских государств. Государственные интересы всегда преобладали над дипломатической корректностью, а в данном случае западный сосед не мог не понимать, что захватом Ливонии Москва нарушает сложившееся равновесие, кардинально меняя расстановку сил в регионе в свою пользу. Допустить это означало для Литвы самой себя поставить следующей на очереди московских захватов. От завоевания Ливонии до поглощения Московской Русью великого княжества Литовского оставался бы один шаг. Так оно и случится через пару столетий, но сейчас Литва не могла не воспользоваться шансом, дающим возможность отвести от себя прямую угрозу, или, по меньшей мере, отсрочить такую перспективу. Дело для нее упрощалось еще и тем, что ей, в отличие от Москвы, Ливонию не надо было завоевывать. Ливония сама шла ей в pyKi*. Поняв, что ему не устоять перед натиском московской агрессии, Орден отдавался на покровительство польско-литовскому королю.
