Не вдруг, однако, совершилось государственное объединение Литвы и Западной Руси с Польшею; оно должно было пройти еще разные ступени и подвергнуться некоторым колебаниям».
Это положение известного ученого, как, впрочем, и мнения согласных с ним многих других отечественных историков, дает достаточно поводов для полемики. Мы уже выше говорили о том, что красной нитью через всю историю польско-литовско-русской государственности проводят наши исследователи мысль о преобладании русской гражданственности на территории Литовского государства, которое те же исследователи именуют Русско-литовским. Теперь о преобладании той же русской гражданственности будет говориться в отношении объединенных Польши и Литвы. А так ли это на самом деле?
Обратим еще раз внимание на то, как в последнем высказывании Иловайский подчеркивает незначительность польской народности, уступающей в этом смысле литовской. Но это верно только в том случае, если под литовской народностью понимать русско-литовскую. Сама же Литва, как таковая, то есть этническая Литва, с двух сторон прижатая дремучими лесами к обоим берегам Немана на протяжении всего-то каких-нибудь двух-трех сотен верст по его течению, была мизерной в сравнении с Польшей. Но уже в создании самого русско-литовского государства мы имеем уникальный в истории случай. Не русские княжества поглотили Литву, а напротив, присоединив к себе обширные, густонаселенные территории бывших уделов Киевской Руси, Литва в государственном понимании поглотила русские княжества. И сколько бы нам не говорили о преобладании русской гражданственности, у нас относительно этого утверждения всегда останутся сомнения. Достаточно взять неразрывно связанный с гражданственностью вопрос о религии. Выше мы уже отмечали, что за долгое время вхождения многих древнерусских уделов в Литовское государство, при всем, якобы, преобладании гражданственности, русский элемент не очень-то преуспел в деле христианского миссионерства. В то время как только наметившееся объединение Литвы с Польшей, выразившееся лишь в династическом браке носителей высшей власти, открыло дорогу к повальному окатоличиванию этнических литовцев, впрочем, как и некоторых русских. И вся последующая история развития польско-литовской государственности — это история активного наступления воинствующего католицизма на православие и грубое притеснение русской церкви, поставленной властями буквально вне закона. Тогда о каком преобладании русской православной гражданственности может вестись речь? Но для нашего рассказа куда более важен другой показатель.
Расширение границ Литовского государства и прирост его населения за счет присоединения русских уделов приводится нашими историками как причина усиления военной мощи западного соседа, как объяснение его успехов и московских неудач. Особенно отмечаются стойкость и воинские доблести русских дружин, вынужденных воевать под литовскими знаменами против единоплеменной и единоверной Москвы. Позже, когда самой боеспособной единицей польско-литовской армии станет украинское казачество, а оно вовсю заявит о себе уже во время Ливонской войны, письменные источники будут единодушно подчеркивать особый антимосковский настрой русского казацкого войска, его неприкрытый антирусизм, что не может быть объяснено лишь одним служебным долгом. Как же так, и где преобладание русской православной гражданственности? Конечно, государство может заставить работать на себя покоренные народы и тем самым укреплять свой экономический потенциал. Оно может даже заставить воевать на своей стороне, в том смысле, что в состоянии поставить покоренного под свои знамена. Но никакое государство не в силах искусственно привить своему подданному враждебное настроение к кому бы то ни было, а тем более к единоверцу и единоплеменнику.
Здесь стоит обратить внимание на такой момент.
До начала объединения Польша и Литва немало воевали между собой. В особенности яблоком раздора для них служили Галиция и Волынь. Именно за эти бывшие русские земли и шла самая ожесточенная борьба. Но эта борьба разом прекратилась, едва стороны предприняли первый шаг к объединению. Заметим, никакого объединения еще нет, есть два различных государства, как и прежде. Совершен лишь династический союз, который в дальнейшем будет то крепнуть, то вновь ослабевать вплоть до полного распадения, но между старыми врагами не только никогда больше не будет войн, но всегда будет военный союз, и противник будет только общий для обоих. Что же в этом смысле мы видим в московско-литовских отношениях? Там подобных союзов, за время пока еще Польша и Литва оставались отдельными государствами, будет не меньше. И великие московские князья будут родниться с великими князьями литовскими чуть ли не в каждом поколении. Но ни один такой акт не только не принесет мира, но, напротив, всякий раз будет служить толчком к очередной бойне.
Можно привести еще много примеров, но и упомянутых будет достаточно, чтобы усомниться в том, что в недрах Литовского, а позже Польско-Литовского государства, несмотря на полное преобладание русского элемента, преобладала русская гражданственность.
Коронование Ягайло. польской короной не убавило накала во внутренних смутах в литовском княжестве. Ближайшие за коронацией годы отмечены острой вспышкой очередной междоусобной брани, основные события которой начинают концентрироваться вокруг еще одной незаурядной личности, вышедшей тогда на авансцену политической истории Восточной Европы — знаменитого князя Витовта.
Витовт был сыном погубленного Ягайлом князя Кейстута, то есть приходился двоюродным братом новому польскому королю. Тут тоже можно провести полную аналогию с Московской державой, где быть тогда двоюродным братом великому князю, а зачастую и родным, за редким исключением означало стоять к нему в оппозиции и быть отмеченным не только темными интригами, но и кровавыми злодеяниями. Кроме того, что Витовт считал своим долгом отомстить за отца, Ягайло нанес новое оскорбление двоюродному брату еще и тем, что обошел того при своей коронации чинами и землями. Витовт надеялся получить должность королевского наместника в Литве и вступить во владение принадлежавшим его отцу уделом. Но Ягайло поставил в Литве своим наместником родного брата Скиргайла, возведя того в достоинство Великого князя Литовского. Но и этого новому польскому королю показалось мало и он подарил родному брату удел покойного Кейстута, на который рассчитывал Витовт. Последовавшая затем братоубийственная война с привлечением Витовтом на свою сторону Тевтонских немцев и с неоднократными покушениями на литовскую столицу выходит за пределы рассматриваемого нами предмета. Важно, что, в конце концов, Витовт добился для себя великого литовского княжения. Ягайло остался лишь королем Польским. Власть над обоими государствами закреплялась за одной династией, династией Гедеминовичей, но благодаря стараниям Витовта власть польского короля не распространялась на Литву. Бывший наместник польского короля в Литве, родной брат Ягайло, Скиргайло оставил Вильно и получил во владение Киевское княжество, став, таким образом, подручником нового великого князя.
Ограничив власть Ягайла одной Польшей, Витовт практически стал во главе обширного литовского государства. Но для нас важно то, что именно с князем Витовтом связан новый виток московско-литовского противостояния. И при этом Витовт стал первым из правящей литовской династии, кто близко породнился с Великими князьями Московскими. В 1387 году он выдал замуж свою дочь Софью за сына Дмитрия Донского, великого князя Василия. Брак оказался счастливым на потомство, так что все последующие представители московского великокняжеского дома являются в то же время прямыми потомками литовского князя. Но несмотря на это, как мы уже отмечали, не в пример польско-литовским брачным союзам династический брак Москвы и Вильно не принес им мира, и как высказался по этому поводу Иловайский: «Можно было только надеяться, что Витовт явится союзником против враждебного Москве Ягайла, и едва ли кто предполагал, что не этот государь, а именно Витовт окажется самым опасным соседом для Москвы, что он широко воспользуется родственными к ней отношениями в свою пользу и во вред Восточной Руси».
