«Когда в XV–XVI веках начался интенсивный рост промышленного производства и городов в ряде стран Западной Европы, здесь возрос спрос на продукты сельского хозяйства, которые во все большем размере поступали на европейский рынок из Восточной Европы. Если на протяжении всего Средневековья главными предметами торговли на Балтике, поступавшими с Востока, были почти исключительно воск и меха, то теперь на Запад по Балтийскому морю везли более разнообразные товары: из Прибалтики — хлеб, из Великого княжества Литовского и Польши — хлеб и «лесные товары», из России — кожи, сало, лен и пеньку. Резко возрос товарооборот, возросли и доходы, которые приносила эта торговля. Однако эти доходы, которые могли бы обогатить русскую казну, оседали в прибалтийских портах — тех перевалочных пунктах, где потоки товаров переходили с морских путей на сухопутную дорогу. Сами купцы этих городов активной торговли не вели (судоходство на Балтике к этому времени находилось главным образом в руках голландских купцов), а пополняли свою казну благодаря установлению принудительного посредничества: они не позволяли русским купцам ездить за море, а западноевропейским купцам проезжать через Ливонию на территорию России; в самих же прибалтийских портах и те и другие могли заключать сделки только с местными купцами. В итоге торговая прибыль оседала в карманах ливонских купцов, а торговые пошлины — в карманах ливонских властей. Когда в 1557 году вырабатывался мирный договор со Швецией, «гости и купчины отчин великого князя из многих городов» просили правительство добиться у шведского короля, чтобы им была предоставлена возможность ездить «из Свейской земли в Любок, и в Антроп и во Ишпанскую землю и во Англию и во Французскую землю… и корабли бы им были готовы». Таким образом, русское купечество хорошо понимало, какие выгоды могло принести ему установление прямых связей со странами Западной Европы, и пыталось побудить свое правительство добиваться достижения этой цели.
Власти Ливонии также хорошо понимали, что проводившаяся ими экономическая политика наносит ущерб интересам России, и поэтому предпринимали различные меры, чтобы не допустить чрезмерного усиления Русского государства. Одной из таких мер был запрет ввоза в Россию оружия и цветных металлов (олова, свинца, меди), которые могли быть использованы для производства вооружения. Кроме того, ливонские власти препятствовали приезду в Россию мастеров и ремесленников, которые могли бы принести в русское общество какие-либо новые знания. В конце 40-х годов XVI века русский агент саксонец Шлитке с разрешения императора Карла V нанял в Германии на русскую службу 120 мастеров самых разных специальностей. По дороге в Россию Шлитке был арестован и несколько лет провел в тюрьме, а нанятые им мастера должны были вернуться домой».
Таким образом, история многовекового русско-ливонского противостояния прошла все стадии от заурядных обоюдных терзаний, неспособных кардинально повлиять на исторически сложившуюся расстановку, до такой ситуации, когда перевес одной из сторон мог существенным образом изменить баланс сил во всем восточноевропейском регионе. Овладение ключами от морских торговых путей, которые попадали бы в руки Москвы в случае утверждения ее в Прибалтике, в корне меняло бы политическую и экономическую обстановку в огромном регионе в пользу Руси. А потому не только для издыхающей Ливонии, но и для всей Западной Европы, понимающей потенциальное могущество Московской державы, необходимо было сохранение Ордена как щита ее восточных морских ворот от посягательств поднимающейся Руси. И на это была направлена политика Запада. Тот же Б.Н. Флоря об этом повествует так:
«Такая политика, наносившая явный ущерб интересам могущественного соседа, могла успешно проводиться лишь с позиции силы, но Ливонский Орден — некогда мощная централизованная структура, созданная специально для ведения агрессивной войны, находился в состоянии глубокого упадка. К середине XVI века он представлял собой довольно рыхлое объединение собственно владений Ордена, епископств и городов. Военные вассалы-ленники и Ордена, и епископств превратились $ землевладельцев-дворян, занятых в своих имениях производством хлеба на европейский рынок, чтобы обеспечить жизнь по достаточно высоким для того времени жизненным стандартам. Их военные обязанности стали формальностью, настаивать на их выполнении власти Ордена были не в состоянии. Положение усугублялось тем, что во главе Ордена, находившегося под покровительством папы, стояли рыцари-монахи, а большую часть горожан и дворян Ливонии к середине XVI века составляли протестанты, отвергавшие сам институт монашества.
Слабость Ордена, становившаяся с течением времени все более очевидной, была, несомненно, дополнительным фактором, побуждавшим русские власти изменить невыгодное для России положение вещей».
Но поскольку немощь Ордена была не тайной и для западных недоброжелателей Руси, а заинтересованность их в недопущении русских купцов к морским путям оставалась актуальной задачей, перспектива, в случае попытки захвата Русью ливонских владений, вырисовывалась одна: Запад не оставит Ливонию один на один с московским могуществом.
Но вот вопрос: насколько Русь осознала для себя к тому времени необходимость моря и насколько для того, чтобы осваивать морские пути, ей нужно было завоевание Ливонии?
Вообще говоря, новгородцы издавна были знакомы с морем и вели морское сношение с Западом. Но дело даже не в том, что их по каким-то причинам не притягивал путь в Европу по Западной Двине и они предпочитали старый, давно освоенный путь в Финский залив по реке Луге или по Волхову через Ладогу и Неву. А дело в том, что и здесь они начинали морские походы из континентальных глубин и завершали их в ближайших портах Балтики. Так что, скорее, это были не пути по морю, а пути к морю. Основная их протяженность пролегала по рекам и озерам. И все частые войны новгородцев, а позже и Московского государства со Швецией, были войнами не за саму Балтику, а лишь за выход в нее. Русь стремилась сохранить за собой только бассейн Невы и ее устье. Последнее ей, пока она не изменила оборонительной стратегии, удавалось. Но русские люди при этом не пытались основать порт не только на морском берегу, но даже и на Неве. Последняя пристань на пути из Новгорода в Балтийское море была в городе Ладога, что недалеко от впадения реки Волхов в Ладожское озеро. Позже, после основания новгородцами крепости Орешек, последняя пристань будет в истоках Невы. Об истории борьбы русских людей со шведами за сохранение выхода в Балтийское море, выхода, который русские люди потеряют в результате Ливонской войны, мы в свое время будем вынуждены рассказать, а сейчас вернемся в начало XVI столетия к событиям, на которых мы остановились.
Итак, участие Ливонского магистра Плеттенберга в русско-литовской войне на стороне князя литовского в первые годы XVI столетия стало последним столкновением Руси с Ливонией вплоть до начала Ливонской войны второй половины XVI века. Теперь на последующие полвека русско-ливонское порубежье, как мы сказали, становится непривычно спокойным, где с трудом можно будет различить едва тлевший огонь былой вражды. Взаимная неприязнь соседей, конечно, останется, и никакие мирные договоры будут не в состоянии ее искоренить. Немецкое рыцарство никогда не примирится со славянской расой, но открытая вражда сходит на нет, и после мира 1503 года на старой псковско-ливонской границе не замечено будет хоть каких-нибудь, пусть даже самых мелких баталий. Все это время, набирая силу, будут продолжаться русско-литовские войны, при этом литовская сторона всякий раз снова попытается склонить к союзничеству с собой ливонского магистра, но всякий раз безуспешно. Причину падения военной активности Ордена мы называли — это его слабость. Рыцарская община вступила в последнюю фазу своего упадка, и она не рассчитывает на успех в борьбе с Москвой даже в союзе с могущественным Великим князем Литовским. Сил у Ордена нет даже защищаться, и это покажут первые же события Ливонской войны. Но это будет еще не скоро, это случится только через несколько десятков лет, а сейчас ливонские власти охотно заключают с Москвой мирные договоры, всякий раз выгодные для русской стороны, как, например, договор 1509 года. В нем ливонская сторона даже оговаривает условие, которого от нее и не требует Москва: Ливония, обязуется на будущее не вступать в военные союзы с Литвой, иными словами, не воевать против Руси.
