Но вот в непрекращающихся стычках противник все больше и больше начинает ощущать тяжелую руку Москвы. Стычки проходят на порубежье, русские рати по-прежнему не углубляются на орденскую территорию, и по-прежнему костяк этих ратей составляют новгородские и псковские полки. Но все чаще вместо выборных посадников эти полки возглавляются князьями московского княжеского дома, как правило, из близких великокняжеских родственников. Сюда они присылаются самим великим князем, отзывающимся на первую же просьбу новгородцев или псковичей о помощи. Князья прибывают к театру событий со своими дружинами, отчего удельный вес московских ратных сил в составе новгородско-псковских войск от кампании к кампании неуклонно растет. И все это вместе с начавшимся процессом упадка рыцарской общины, процессом, который после Грюнвальда стал необратимым, способствует тому, что чаша весов в русско-ливонском противостоянии медленно, но верно склоняется в русскую сторону.
В 1460 году новгородцы и псковичи заключают с Орденом очередной мир. Казалось бы, в этом событии нет ничего особенного, таких договоров и раньше заключалось много, тем более что этот последний заключен на как никогда короткий срок, всего на пять лет. Но, тем не менее, это не обычный договор. В нем на этот раз участвует Великий Московский князь. Договор, кроме властей Новгородско-Псковской земли, с одной стороны, и Ордена — с другой стороны, подписывает полномочное лицо Великого князя как посредника в противостоянии. Немцы понимают, что это значит. Московский правитель берет под свою опеку новгородские и псковские владения, обязуясь на будущее их защищать.
Выше мы отметили, что в противостоянии Руси, Литвы и Ордена, где каждая из трех сторон была противником двух других, долгое время преобладало определенное равновесие. Но вот где-то ко второй половине XV века сложившийся баланс сил начинает нарушаться. Причина тому — появление на политической карте Восточной Европы двух мощных в территориальном и экономическом смысле государственных образований — Московской державы и Великого княжества Литовского. Превращение каждого из двух, ранее малозаметных, удельных княжеств в огромное государство привело к тому, что Ливония перестает играть самостоятельную роль в политической жизни региона. На фоне двух новых политических центров — Москвы и Вильно — погрязшая в собственном архаизме, полуразвалившаяся рыцарская община начинает выглядеть жалко. Но зато она становится объектом притяжения двух других сторон, вражда которых теперь, помимо всего прочего, будет враждой не только за влияние, но и за свое присутствие в Прибалтике.
История перехода вражды русских и литовцев с ливонскими немцами, вражды, долгое время остававшейся с русской и литовской стороны сугубо оборонительной, в непримиримую вражду между самими русским и литовцами, причем вражды с обеих сторон наступательной, не ограничивающей себя оборонительными мерами, неотделима от истории становления обоих централизованных государств. При этом вражда Московской Руси с Литвой, если ее рассматривать под углом зрения участия в ней ливонской стрроны, прошла две стадии. Первая — это стремление главных сторон заручиться поддержкой, а если возможно, то и союзом с Орденом против соперника. Здесь единоверная Ордену, перешедшая к тому времени в католицизм Литва преуспела намного больше Москвы. Вторая — это борьба Москвы с Литвой за земли самого Ордена, когда Ливония из некогда грозного противника становится объектом захвата, и судьба ее как государственного образования решена другими, а ей остается только ждать того, под чье владычество она попадет. Вот эта вторая стадия вся целиком и состоит в Ливонской войне, к событиям которой мы и стремимся подвести наш рассказ.
А истории становления обоих государств-соперников очень подобны одна другой. О создании единого централизованного Московского государства у нас сказано и написано много. В продолжение чуть ли не двух столетий изнывающая под азиатским гнетом Русь по крупицам собирала свои земли в нечто целое. Определяющей в этом процессе стала вторая четверть XIV века — время княжения на московском столе внука Александра Невского, князя Ивана Даниловича, прозванного Калитой. Именно при нем процесс формирования Московской державы путем объединения удельных независимых земель стал необратимым, а владельцы московского княжеского дома больше не выпускали великого княжения из рук своей фамилии. Уже к середине XIV века первенство Москвы перед прочими русскими уделами становится неоспоримым, что проявляется в ее превосходстве над остальными буквально во всех сферах общественной жизни. Политическое устройство крепнувшей, набирающей силу Московской державы сказывается во всех областях государственного строительства и, в конце концов, возводит ее мощное здание.
Совершенно аналогичные процессы совершались тогда же и у западного соседа Руси. Литва успешно преодолевала тот же путь становления своей державы. Характерно, что одно и то же время отмечено появлением у обоих соседей правителей, одинаково прославившихся объединением и укреплением подвластных им земель. Когда консолидацией русских уделов вокруг Москвы занимался Иван Калита, тем же самым в Литве отличился знаменитый Гедемин. И именно эти двое положили тогда начало пока еще незримому противостоянию двух великих княжеств — Московского и Литовского. Продолжатели их дела очень скоро, уже через два поколения, приведут свои державы к острой, открытой конфронтации. Застарелый спор двух соседей, их соперничество за обладание спорным наследством, с перерывами и передышками, продлится несколько столетий и закончится чуть ли не в самом конце XVIII века. Но все это уже выходит за границы рассматриваемого здесь предмета, мы же продолжим рассказ об этом пюре только в плане интересующего нас аспекта — участия в нем ливонской стороны.
Итак, те задачи, что решались в Москве по созданию и укреплению централизованного государства, одновременно решались и за его западными границами. Результат такого до поры до времени незримого соперничества мог быть только один, и историк Иловайский так обозначил его неизбежность: «Собиратель Западнорусских земель, Гедемин был современником Ивана Калиты, собирателя Восточной Руси. Рано или поздно Литовский и Московский великие князья должны были встретиться на этом пути собирания. Но при Гедемине серьезной встречи еще не могло произойти. Их разделяла еще целая полоса самостоятельных областей, Тверских, Смоленских, Чернигово-Северских… Но если не вооруженное столкновение, то явное соперничество с Москвою обнаружилось уже при Гедемине по поводу их отношений к северным вечевым общинам, Новгороду и Пскову, где Литовское влияние выступало, при случае, противовесом более сильному и более постоянному влиянию Московскому».
Мы не станем вдаваться в детали военной истории и приводить подробности, касающиеся непосредственно военных действий между двумя соседями. Все это относится к предмету из другой области, осветить которую мы попытаемся чуть позже. Сейчас же постараемся только показать некоторые стороны этого противостояния, показывающие участие в нем ливонской стороны и, в конце концов, приведшие к самой продолжительной в нашей истории войне.
Очередной пик русско-литовского противостояния пришелся на последние годы правления в Москве великого князя Ивана III (14621505). Именно в годы его княжения обширные Новгородские и de facto Псковские владения вошли в состав Московской державы, после чего Москва вынуждена своими силами обеспечивать оборону края от ливонских нападений. С этой целью в 1492 году великий московский князь заложил каменную крепость в устье реки Наровы, прямо против ливонской крепости Нарва, расположенной на другом берегу реки. Крепость должна была служить опорным пунктом в случае войны с немцами; в честь великого князя ее назвали Ивангородом. Орденские власти хорошо понимали опасность новой крепости, воздвигнутой русскими на самой границе, они не могли не видеть угрозу со стороны поднимающегося Московского государства, сделавшегося после присоединения Пскова непосредственным соседом Ордена. Не надо было обладать большой политической дальнозоркостью, чтобы понимать, что новая крепость — это только первый шаг в наступлении на Ливонию. Но что мог противопоставить издыхающий Орден нарастающему московскому могуществу? Немцы видели, как первыми на возникновение Ивангорода отреагировали шведы. Русские поставили крепость на своей земле, и здесь у северного соседа не могло быть претензий, но Швеция ревностно относилась к своему господству на Балтике, а возникновение нового русского города-порта означало рождение новой морской державы. До этого русские на занимаемом ими балтийском побережье не рубили городов, а потому Швеция не посягала на имевшийся в русских владениях морской берег. Теперь отношение шведов к московскому присутствию на Балтике стало иным. Но русско-шведская война 1495–1497 гг., разгоревшаяся именно из-за возникновения первого русского порта на Балтийском море, закончилась для Москвы успешно, и новый русский город на Балтике остался в ее владениях.
