Прохаживаясь по салону, я приблизился к двери, ведущей в комнату капитана Немо. К моему глубокому удивлению, дверь эта была полуоткрыта. Я попятился назад; если капитан Немо был у себя, он мог увидеть меня. Однако, не слыша ни звука, я снова подошел. В комнате никого не было.

Я распахнул дверь и вошел внутрь. В комнате ничто не изменилось. Обстановка была такая же строгая.

Мое внимание привлекли несколько офортов, развешанных по стенам. В прошлое свое посещение этой комнаты я не заметил их. Это были портреты исторических деятелей, посвятивших свою жизнь какой-либо великой идее. То были портреты: борца за свободу Польши Костюшко, Боцариса — Леонида[49] современной Греции, о' Коннеля — борца за независимость Ирландии, Георга Вашингтона — основателя Североамерикарского союза, Линкольна, павшего от пули фанатика-рабовладельца, и, наконец, мученика за дело освобождения негров от рабства — Джона Броуна, вздернутого на виселицу, — жуткая и странная карандашная зарисовка, сделанная рукой Виктора Гюго.

Почему капитан Немо повесил эти портреты в своей спальне? Какая связь существовала между ним и этими героями? Может быть, это собрание портретов поможет мне разрешить загадку его жизни? Может быть, он был вождем угнетенного народа, участвовал в каких-нибудь политических или социальных движениях последнего времени? Может быть, он был участником кровавой и навеки памятной гражданской войны между северными и южными штатами?

Вдруг часы пробили восемь ударов.

Первый же удар молоточка по колоколу пробудил меня от грез.

Я вздрогнул, как будто бы невидимое око проникло в тайну моих дум, и поспешно выбежал из комнаты.

В салоне я первым долгом посмотрел на компас. Стрелка его указывала, что мы неизменно держим курс на север. Лаг показывал умеренную скорость, манометр — глубину в шестьдесят, примерно, метров.

Обстоятельства складывались, таким образом, как нельзя более благоприятно для осуществления плана Неда Ленда.

Я вернулся в свою каюту и тепло оделся: натянул морские высокие сапоги, меховую шапку, теплую куртку, подбитую тюленьей кожей. Теперь я был готов. Оставалось ждать.

Глубокую тишину, царившую на «Наутилусе», нарушал только шум вращения винта. Напрягая слух, я стоял у дверей, боясь услышать неожиданный взрыв человеческих голосов, свидетельствующий о том, что Неда Ленда застигли в момент осуществления его «преступного» плана. Безумная тревога овладела мной… Напрасно я старался вернуть себе спокойствие.

В девять часов без нескольких минут я приложил ухо к перегородке, отделяющей мою каюту от капитанской, и прислушался. Ни звука не доносилось оттуда. Я вышел из каюты и вошел в салон. Он был полуосвещен, но никого там не было.

Я открыл дверь, ведущую в библиотеку. Там царил тот же полусвет и та же пустота.

Я прошел к двери, ведущей к трапу, чтобы там дождаться сигнала Неда Ленда.

В эту минуту шум вращения винта значительно уменьшился, а затем и вовсе прекратился. Почему «Наутилус» остановился? Содействовала эта остановка осуществлению плана Неда Ленда или мешала ему? Этого я не знал.

Теперь тишина нарушалась только отчаянным биением моего сердца.

Внезапно раздался легкий толчок. Я понял, что «Наутилус» опустился на дно океана. Я еще больше взволновался. Канадец не подавал сигнала. Мне хотелось пойти к Неду Ленду и уговорить его отложить побег. Я чувствовал, что в этот вечер наше плавание проходит не в обычных условиях.

В это время на пороге библиотеки появился капитан Немо. Заметив меня, он, не здороваясь, но очень любезным тоном сказал:

— А, господин профессор, я вас искал. Знаете ли вы испанскую историю?

Если бы он спросил меня, знаю ля я историю своей родины, и то в теперешнем своем состоянии крайнего смущения и тревоги я не смог бы ничего ответить ему.

— Вы слышали мой вопрос? — спросил капитан Немо. — Знаете ли вы испанскую историю?

— Очень плохо, — наконец, нашел я в себе силы ответить.

— Ох, уж эти мне ученые! — сказал капитан. — Кроме своей специальности, они ничего не знают! Садитесь, — добавил он, — я расскажу вам один любопытный эпизод из этой истории.

Капитан удобно уселся на диван. Я последовал его примеру, выбрав уголок потемней.

— Господин профессор, — начал он, — слушайте меня внимательно. Мой рассказ заинтересует вас, так как он косвенно ответит на один вопрос, который вы, безусловно, задавали себе и не могли разрешить.

— Я слушаю вас, капитан, — ответил я, встревоженный этим предисловием.

Я не знал, к чему клонит свою речь капитан, и спрашивал себя, не связан ли его рассказ с нашей неудавшейся попыткой побега.

— Если разрешите, господин профессор, — продолжал капитан, — мы начнем с 1702 года. Быть может, вы помните, что; в эту эпоху французский король Людовик XIV, воображавший, что достаточно ему шевельнуть пальцем, чтобы Пиренеи провалились под землю, посадил на испанский престол своего внука, герцога Анжуйского.

Этому в достаточной степени бездарному принцу, царствовавшему под именем Филиппа V, пришлось столкнуться с сильными внешними врагами.

В самом деле, годом раньше, в 1701 году, голландский, австрийский и английский короли заключили в Гааге союз, поставив себе целью сорвать испанскую корону с головы Филиппа V и возложить ее на голову некоего эрцгерцога, которого они преждевременно называли Карлом III.

Испания должна была бороться против этой, коалиции. Но у нее не было ни солдат, ни матросов. Но зато она в избытке располагала деньгами, при том, конечно, условии, если галионы, нагруженные американским золотом, будут иметь беспрепятственный допуск в ее гавани.

Как раз в конце 1702 года Испания ждала богатый транспорт из Америки, который конвоировала французская эскадра в составе двадцати трех судов под командой адмирала Шато-Рено. Этот конвой был необходим, так как объединенный флот врагов Испании рыскал в Атлантическом океане.

Транспорт направлялся в Кадикс, но адмирал, узнав, что в кадикских водах крейсирует английская эскадра, решил выйти в какой-нибудь французский порт.

Однако испанские капитаны запротестовали против такого решения. Они требовали, чтобы их доставили в какой-либо из испанских портов, и, поскольку в Кадикс нельзя было пробраться, предлагали итти в бухту Виго, которая не была блокирована англичанами.

Адмирал Шато-Рено, человек слабовольный, согласился с этим требованием, и галионы вошли в бухту Виго.

К несчастью, эта бухта широко открыта со стороны моря, и преградить доступ в нее невозможно. Поэтому нужно было поспешить с выгрузкой галионов до появления флота враждебной коалиции; времени на это было вполне достаточно, и все обошлось бы благополучно, если бы внезапно не возникло глупейшее дело о нарушении привилегий…

— Еы внимательно следите за моим рассказом? — вдруг прервал себя капитан Немо.

— Очень внимательно, — ответил я, теряясь в догадках, с какой целью он читает мне эту лекцию по истории.

— Итак, я продолжаю. Вот что произошло. У кадикских купцов была привилегия, в силу которой все грузы, прибывавшие из Вест-Индии, как тогда называли Америку, должны были разгружаться в Кадиксе. Таким образом, выгрузка в бухте Виго галионов, которые привезли золотые слитки, являлась нарушением их привилегии. Купцы пожаловались в Мадрид и добились у слабого Филиппа V эдикта, что транспорт будет секвестрован[50] в бухте Виго до тех пор, пока флот коалиции не снимет блокады с Кадикса.

Но покамест это решение выносилось в Мадриде, двадцать второго октября 1702 года английские суда вошли в бухту Виго. Адмирал Шато-Рено, несмотря на явное превосходство сил противника, мужественно сражался. Но, увидев, что золотой транспорт неминуемо должен попасть в руки врагов, он поджег и потопил галионы, которые пошли ко дну вместе со своим грузом.

Капитан Немо умолк. Признаюсь, я все еще не понимал, чем меня должна была заинтересовать эта история.